– Сегодня я буду мыть магазин весь остаток дня и не остановлюсь, даже если на уборку потребуется неделя.
Надо было срочно выручать часовщика. Как вовремя она потеряла работу. Что ни делается – все к лучшему. У бедолаги никого, кроме нее, не было. Уолт стал ей отцом, до которого ее собственному было далеко.
– Разве тебе не надо сегодня работать? – спросил он.
– Я как раз начала рассказывать. Меня уволили за то, что я вылила кофе на ботинки одного скот… то есть одного мерзкого шовиниста. И теперь у меня масса свободного времени.
– Святые угодники, – посочувствовал Уолт. – Ты права. Вот в таком мире мы и живем. Но знаешь что? По мне, так это просто значит, что все это слишком мелко.
Аннализа взмахнула руками, будто разбрасывая конфетти.
– И что тогда не мелко? Я стараюсь рисовать изо всех сил, но удача не идет ко мне в руки – а значит, плохи мои дела. Остается или пойти в официантки, или ползти обратно в Пейтон-Миллз, поджавши хвост.
– Я тебя найму, – предложил Уолт. – Прямо на полный рабочий день и найму.
– Это вы здорово придумали, – шутливо заметила девушка. – Уж я-то возьму ваши часы в оборот. Буду ковыряться вашими маленькими отверточками, пока все не заработает. Магазин устанет звенеть.
– Я с радостью обучу тебя часовому делу, но в магазине нужна и другая помощь. – Уолт откашлялся. – Ты и сама видишь – я уже сдаю. Если не против помочь мне с уборкой, как сама предложила, то почему бы тебе не взять и другие обязанности. Ты могла бы рекламировать товар, вести учет, поддерживать чистоту в магазине и одновременно рисовать. И цены на картины поднимешь. Наверняка ты будешь продавать их лучше меня.
Аннализа замерла по другую сторону прилавка, захваченная врасплох щедростью Уолта.
– Не подумайте, что я не ценю вашего предложения, однако я не хочу принимать подачки.
– Горько признавать, но сам я уже не справляюсь. И ты просто-напросто подвернулась как нельзя кстати. Твои картины для меня подспорье. Займись-ка делом и вдохни в магазин новую жизнь, как умеешь оживлять свои рисунки. Если хочешь, займи под картины все стены. Это вовсе не подачка. Я бы еще раньше позвал тебя работать в магазине, если бы не твой универмаг.
Кругом тикали часы.
– Осторожно, Уолт. Вдруг я поймаю вас на слове, – увлекшись предложением мистера Бузински, пошутила Аннализа.
– На это я и надеюсь. Хочешь верь, хочешь не верь, но я считаю, что дополнительные картины приведут ко мне новых покупателей и принесут больше денег. Мой магазин превращается в музей. Буквально на днях ко мне заходили и спрашивали, не набиваю ли я тут чучела.
Начиная оживать, Аннализа спрыгнула со стула.
– Я вложу в это дело все свои силы.
Хотя предложенная Уолтом работа не имеет отношения к творчеству, зато Аннализа поможет часовщику. И вдобавок он обещал отдать больше места под картины. Если она хочет снова достучаться до своей музы, надо продавать холсты, пока не подвернется что-нибудь получше.
Мистер Бузински разогнулся и сел прямо.
– Уж в этом я нисколько не сомневаюсь. У тебя есть отличная способность целиком отдаваться любому делу.
Аннализа раскинула руки.
– А теперь обнимемся.
Старик отмахнулся.
– Ну-ну, полно. Хватит меня смущать.
Но Аннализа все равно крепко обняла часовщика. В его хилом измученном теле чувствовалась какая-то обреченность, словно он уже устал бороться. Как она раньше этого не заметила?
Так поступают только эгоисты и плохие соседи. Неужели она не видела, что часовщик совсем сдал? Конечно, Аннализа знала, что мистер Бузински тоскует по жене, и слышала, как он кашляет, но почему она не догадалась предложить помощь хотя бы с готовкой или уборкой в магазине?
Она так носилась со своим горем от потери родителей и Томаса и была так поглощена своей карьерой, что ничем не помогла одинокому доброму старику. В Миллзе было то же самое. Тогда Аннализа поддалась горю и любила бабушку гораздо меньше, чем она того заслуживала. Больше это не повторится. Выпустив Уолта из объятий, Аннализа решила, что попробует вдохнуть жизнь не только в магазин, но и в него самого.
Глава 26Романтическая прогулка
В тот же день Аннализа сговорилась с Уолтом на гораздо более скромную, чем в «Прайде», зарплату и стала на него работать. Благо дорога до работы была короче некуда – всего-то спуститься по лестнице и повернуть за угол. А дел оказалось выше крыши.
За неделю Аннализа отмыла весь магазин сверху донизу, наполнила мусорку бесполезными запчастями и истребила всю пыль. Девушка так и не нарисовала ничего нового, но картин для продажи и без того было предостаточно, поэтому она освободила для них дополнительное место и поставила напротив выставочной стены удобный кожаный диван.
Хотя у Аннализы было мало опыта в обращении с деньгами, в следующие недели Уолт научил ее вести учетные книги. Он оказался хорошим и терпеливым учителем и подбадривал девушку, когда у нее заканчивалось терпение. Более-менее разобравшись, Аннализа обнаружила, что многие покупатели задолжали часовщику деньги, и начала отслеживать платежи по телефону.
Использовав опыт, приобретенный в «Прайде», Аннализа стала размещать в «Вестнике Портленда» рекламу, привлекая любителей красивых вещей – таких, как картины и часы. Объявления помогали – даже зимой, в самый мертвый сезон, к Уолту шло больше покупателей, чем во все предыдущие годы. Кажется, именно успеха в делах Уолту и не хватало: он начал оживать прямо на глазах. И, по правде говоря, не он один. Аннализа вновь нашла свою музу.
Хотя после критики Шэрон Аннализе оказалось трудно работать с мольбертом, рисование опять стало приносить ей удовольствие и превращаться в любимое занятие. Может, это помощь Уолту подстегнула ее творческое воображение? Если так, то Аннализа не хотела останавливаться на достигнутом. Ей вспомнились те времена, когда она убеждала бабушку, что не сможет рисовать, пока не поездит по свету. Но вдруг важна и любовь, а не только жизненный опыт.
После долгих уговоров Аннализа все-таки затащила мистера Бузински в отдел распродаж, заставила избавиться от ужасной кофты и получила массу удовольствия, приводя его в приличный вид. Она даже уговорила часовщика, чтобы он впустил ее прибраться в его квартире, и была потрясена, какой жизнью он жил рядом с ней, всего этажом ниже.
Когда в начале февраля Аннализа зашла в квартиру Уолта, у нее заныло сердце. Сразу вспомнилось, как он рассказывал о своей любви и том, что потеря жены стала для него смертным приговором. Квартира Уолта выглядела его временным пристанищем перед тем, как он отправится вслед за женой. Аннализе показалось, что она видела проблеск молодого задора, когда помогала часовщику привести себя в порядок и прибрать в магазине, но его запала не хватило на то, чтобы навести чистоту в квартире.
В нос ударило запахом плесени. Мебель была такой же потрепанной, как и старая кофта, которую недавно носил часовщик. Стены – голые, если не считать одной картины, недавно подаренной Аннализой. Девушка без лишних церемоний открыла холодильник и нашла там лишь банку арахисового масла, литр молока, тарелку с остатками еды, два яблока и брусок масла.
– Уолт Бузински, вы вообще едите?
– Ем, – откликнулся часовщик у нее за спиной.
Аннализа обернулась и возмущенно потрясла пальцем.
– Так жить нельзя.
Уолт уперся кулаками в пояс:
– Раньше я как-то обходился и без помощников.
Аннализа тоже подбоченилась.
– Теперь с этим покончено. Я такого не потерплю. Вы слишком хороший человек, чтобы обращаться с собой подобным образом.
Часовщик опустил руки.
– Вот станешь постарше, юная леди, и сразу все поймешь.
– Надеюсь, что к тому времени меня тоже кто-нибудь вразумит.
Пять минут спустя Аннализа с изумлением обнаружила на полу спальни древний матрас и никаких признаков кровати. Старый часовщик заслуживал любви больше всех на свете и крайне в ней нуждался.
– Хотите поужинать в пятницу со мной и бабушкой? Она как раз приезжает на выходные.
Часовщик отмахнулся.
– Что ты, это уже слишком.
– Я серьезно. Ну пожалуйста, вы мне очень поможете. С бабушкой гораздо приятнее иметь дело в компании.
Аннализа отдернула занавески, чтобы впустить в комнату свет, и когда солнечные лучи хлынули на пол, ей показалось, что они проникли ей прямо в сердце.
– Давно я так вкусно не ужинал, – признался Уолт.
Nonna, Уолт и Аннализа сидели за колченогим столом, который разделял гостиную и кухню. От мисок с приготовленным Аннализой итальянским супом шел пар. На разделочной доске рядом с бутылкой «Кьянти» лежали ломтики багета и пармезана.
Уолт и Nonna беседовали всего лишь в третий или четвертый раз с тех пор, как Аннализа переехала в Портленд. На взгляд Аннализы, если бы сварливые старики не упрямились, из них бы получилась очень милая пара.
– И давно вы приехали из Италии, Элена? – прервал молчание Уолт, обращаясь к бабушке по имени. – Вы сразу попали в Пейтон-Миллз?
Вопрос не понравился бабушке. Аннализа видела, как она крутит под столом руки. Оттопырив губу, Nonna ответила:
– Тогда я была одного возраста с Аннализой. Я приехала из Неаполя, вдвоем с отцом.
Уолт поправил очки.
– Вот оно как.
Наступило неловкое молчание. Аннализа уже хотела вмешаться, но тут Nonna проронила:
– Мама к тому времени уже умерла.
Отличный способ поддержать разговор, если хочешь поразить мужчину, подумала Аннализа, сделав большой глоток красного вина.
Уолт что-то промычал, словно извиняясь за то, что заговорил о личном.
Аннализу подмывало посоветовать Уолту, чтобы он не стеснялся ухаживать, а бабушке – чтобы она немного смягчилась, если хочет впустить в свою жизнь любовь.
Наконец часовщик добавил, галантно наклонившись к бабушке:
– Я полагаю, в тысяча девятьсот четвертом, когда я переехал сюда из Белостока, вас еще и на свете-то не было.