– Просто сегодня было слишком жарко. Кто тебя привез? Сколько сейчас времени?
– Привет, сестренка, – поднял голову от спортивного журнала Нино.
Как же она была рада их видеть.
– И вовсе незачем было ко мне приезжать.
Она потянулась за бумажным стаканчиком с водой рядом с кроватью, и Nonna помогла ей сделать глоток.
Уолт тоже находился здесь, и следующие несколько минут они разговаривали вчетвером, в основном обсуждая, что было перед обмороком Аннализы. Когда вошел врач, все расступились. Врач был лишь на несколько сантиметров выше бабушки, и у него росли густые седые усы.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он гнусавым голосом.
– Кажется, лучше, – ответила Аннализа, хотя это было не совсем так. Она ощущала дурноту, просто не хотела никого волновать. Подумаешь, большое дело. Все жители Мэна плохо переносят жару.
Она уже успела забыть имя врача. Между тем он обернулся к остальным и попросил:
– Выйдите, пожалуйста, на минутку. Нам с Аннализой надо поговорить.
Когда Уолт, Нино и Nonna закрыли за собой дверь, врач подошел к кровати.
– Мисс Манкузо, – объявил он, – вы беременны.
Аннализа рассмеялась от неожиданности.
– Вам Нино заплатил, чтобы вы так сказали?
Но шутки шутками, а она уже понимала, что это правда. В последнее время Аннализа чувствовала вялость, ее тело менялось. О господи, как ее угораздило забеременеть? А как же противозачаточные? Она-то думала, что просто перетрудилась.
– Я совершенно серьезно, – ответил врач. – Поздравляю вас.
Если подумать, у нее ведь была задержка. Как она сама не догадалась?
Врач продолжал что-то вещать, но девушка пропускала его болтовню мимо ушей. Ей еще рано рожать, она слишком молода, чтобы нянчиться с детьми. Какая глупая ошибка. Зачем она поверила таблеткам… У Аннализы перехватило горло. Что же она наделала?
Господи, что они оба наделали?
Прервав врача на полуслове, Аннализа спросила:
– Вы уверены?
Он разгладил усы:
– Вы несомненно беременны, мисс Манкузо.
Аннализу охватил гнев. У нее были совсем другие планы. Сначала выйти замуж, потом сделать себе имя в среде художников, а потом – и только потом – родить ребенка, чтобы у Томаса сбылась его мечта стать отцом.
– Пожалуйста, перестаньте называть меня мисс Манкузо, – резко ответила Аннализа, удерживая желание спрыгнуть с кровати и убежать. – При всем уважении, мне нет и двадцати.
Разве она не должна радоваться? Почему эта новость пришла так не вовремя? Женщины мечтают об этом всю жизнь. Беременна? Она не готова к беременности. Вот ближе к тридцати – другое дело.
Коротышка-врач поправил стетоскоп.
– Я не стал говорить вашим родственникам – подумал, что вы сами захотите сообщить.
– Спасибо, – ответила Аннализа, все еще переваривая новости. Это было очень любезно с его стороны.
Но выходит, внутри нее ребенок? Ребенок Томаса. Что подумает сам Томас? Господи, что делать, пока он не вернется? Как она будет себя чувствовать? Сможет ли договориться со своей музой? Как же картины, обещанные Шэрон? И что прикажете делать с обязанностями в магазине? А кто-то еще говорил, что всему свое время… Что теперь скажет Nonna?
Как только врач вышел за дверь, в палату сразу вернулись Уолт с Нино и бабушкой. Аннализа хотела было придержать новости, пока не соберется с мыслями, но язык сам ее выдал.
– Как оказалось, тут дело не только в обезвоживании, – сболтнула она.
Вся троица выстроилась у кровати и застыла в ожидании – ну просто картина маслом. Аннализа боялась осуждения – она не выдержит, если бабушка сейчас на нее накинется.
– Не томи, – поторопил Нино, возвышавшийся над остальным как башня. – Что тебе сказали?
Черпая силу в его ясных глазах, которые светились под самым потолком, словно два маяка, Аннализа выдавила:
– Ты скоро станешь дядюшкой.
И только тогда медленно перевела взгляд на бабушку – будто проверяла воду в Атлантике – холодна или нет?
– Ты беременна? – уточнила Nonna. Потом хлопнула себя ладонью по лбу и скрестила руки. – Ай-яй-яй.
Кто еще, кроме бабушки, умеет так красноречиво донести смысл слов «а я тебя предупреждала»?
Уже заранее чувствуя усталость, Аннализа обожгла бабушку взглядом:
– Спасибо за поддержку. Я знала, что ты всегда сумеешь вбить последний гвоздь в мой гроб.
Уолт и Нино попытались слиться со стенкой, а Nonna подалась вперед.
Пока она подбирала слова, Аннализа без остановки продолжила:
– Не суди меня. Я уверена, Бог и так прекрасно с этим справляется. Наверняка он ждет не дождется, когда я наконец приду на исповедь в церковь Святого Петра.
Кстати говоря, в последний раз Аннализа была на исповеди еще перед Гавайями. Спасибо, что хотя бы не единственный раз в этом году.
– Неужели так трудно было устоять перед соблазном? – наконец спросила Nonna. – Почему ты не потерпела чуть-чуть, до свадьбы? Почему не дождалась, пока будешь готова?
Аннализа и так упала духом, а теперь ей еще и добавили. Можно подумать, она меньше бабушки мечтает, чтобы этой беременности не было!
– На дворе уже не пятидесятые, – парировала она. – Идет война, и мой жених сейчас в самом пекле. Тут не подходят правила, к которым ты привыкла в своем уютном Неаполе.
Аннализе было безразлично, что Уолт и Нино тоже слышат. Когда они с бабушкой входили в раж, чужие уши были им не помеха.
– По-твоему, это первая война на моей памяти? – спросила Nonna. – Все равно нельзя нарушать божьи заповеди.
А разве Аннализа спорила? Но неужели нельзя полегче?
– Я не буду тут сидеть и слушать лекции, – держа себя в руках, ответила Аннализа. – Не дождетесь. Да, у нас был секс.
Ее охватила досада. Что толку на нее ворчать? В любом случае у них нет машины времени.
Аннализа высказала то, что ее больше всего беспокоило:
– Я даже не знаю, вернется ли он домой, чтобы увидеть своего ребенка, так что хватит меня пилить о том, какая я плохая.
Как только она сказала это вслух, ее настигла ужасная мысль: да разве она сможет в одиночку растить ребенка?
Если бы только мама была жива. Она бы поняла и ни за что бы не стала обвинять свою дочь, особенно здесь, в больнице, когда Аннализа и сама не знает, что делать с этой новостью.
Nonna взмахнула руками.
– Я не говорю, что ты плохая, Аннализа. Просто волнуюсь за тебя. Я знаю, ты такого не хотела.
– Да, не хотела! Нисколько! – воскликнула Аннализа.
Слезы полились ручьем, и Nonna стала гладить ее по спине. Аннализа и правда не хотела, чтобы так случилось. Это было невыносимо. Она слишком молода, чтобы рожать, а главное, чтобы растить ребенка. Она ведь еще ребенок и почти не знает мир. Чему она сможет научить? Сначала надо пожить самой.
– Я хочу, чтобы ты вернулась домой, – сказала Nonna рыдающей Аннализе.
Ее слова прозвучали как пощечина.
– Домой? Ты шутишь? Я не поеду домой.
Nonna сочувственно похлопала ее по плечу, но это не убавило ее решительности.
– Как ты будешь воспитывать ребенка в одиночку, здесь, в городе?
Аннализа оглянулась на Уолта в надежде, что он как-нибудь поможет, но часовщик сидел на стуле, уставившись в пол.
– Томасу осталось служить во Вьетнаме всего пять месяцев, – возразила она. – Я справлюсь.
Nonna наклонилась к внучке.
– А пока поживи со мной.
– Я не могу вернуться, – сказала Аннализа. – Я знаю, что тебе нравится жить в Миллзе, но эта жизнь не для меня. Я люблю город. Кроме того, не могу бросить Уолта. Я ему нужна.
Уолт по-прежнему молчал, сидя рядом с Нино и не вникая в разговор. Он давно привык не вмешиваться, когда между итальянками возникал спор.
– Пока тебя не было, он как-то справлялся, – возразила Nonna. – Не думай, что ты пуп земли. Настало время вернуться домой.
Аннализа не стала напоминать, что часовщик постарел и вряд ли сумеет управляться с магазином без ее помощи. Помощник, которого они наняли, не мог ее заменить.
– Я не собираюсь бросать все, ради чего работала. Шэрон ждет картины для выставки. Я не могу упустить этот шанс.
– Ты теперь не одна, – ответила Nonna. – Скоро ты станешь матерью. Пора забыть мечты и подумать о ребенке.
Аннализа захотела встать с кровати.
– Я знаю, что ты пытаешься помочь, Nonna, и правда тебе благодарна… но Томас скоро вернется. Его срок закончится всего через несколько месяцев после рождения ребенка. А что, если ты переедешь в Портленд? Мы сможем чаще тебя видеть, и ты будешь с Уолтом.
Бабушка с досадой цокнула языком, будто переехать в Портленд – это невесть какое дело.
– Я слишком стара, чтобы переезжать.
– Как хочешь, – ответила Аннализа, – но не забывай, что мы с радостью тебя примем. Ей-богу, Nonna, я не успокоюсь, пока тебя не уговорю. Неужели ты не понянчишь нашего ребенка?
Бабушка погрозила ей пальцем:
– Уговаривай сколько угодно. – И добавила: – Все равно я буду недалеко – ты же знаешь, как я отношусь к детям.
Вечером Аннализа села за обеденный стол и написала Томасу длинное письмо, пытаясь найти в себе хоть какое-то подобие положенной радости. На самом деле она несколько раз начинала писать, но рвала письма, не дописав и до половины. Сейчас не время нагружать Томаса ее страхами о том, как она справится, пока его нет дома. И о том, смогут ли они дать ребенку все самое лучшее. И о том, сможет ли она рисовать и дальше. Пока Аннализа будет справляться с этими страхами в одиночку. Все, что ему нужно знать, – она беременна и счастлива, скоро в их семье будет трое.
Когда письмо было закончено, а предыдущие пять лежали скомканные на столе, Аннализа без тени сомнений поцеловала его под своей подписью, оставив алый след помады, а потом запечатала. Марки закончились, поэтому она решила завтра в обед заглянуть на почту.
Долгое время она сидела, разглядывая лишенное марки письмо, пустые пятна между картинами на стенах и темнеющий за балконом город. Надо ли посылать это письмо? Аннализа мысленно вернулась на Гавайи, вспомнив, как Томас отнесся к тому, что ее уволили, и как его мучила мысль, что он от нее далеко. Конечно, ребенок – еще одна серьезная причина вернуться домой, однако разве у него и так недостаточно причин? Эта новость может не только помочь, но и навредить. Вдруг он станет волноваться об Аннализе и о том, как она приняла новости, и не сможет сосредоточиться, когда речь идет о его жизни.