Следуя указаниям Аннализы, Нино подъехал к «Кадиллаку» мистера Барнса и оставил желтый «Битл» там. На пассажирском сиденье остался лежать конверт с кольцом и короткой запиской:
Все кончено, Томас. Больше не беспокой меня, если я для тебя что-нибудь значу.
А что еще она могла написать? Можно было объясниться, но Аннализа не хотела рисковать ребенком. Когда она в первый раз порвала с Томасом во время прогулки возле ее дома, он с уважением отнесся к ее просьбе. Остается надеяться, что он и сейчас поведет себя достойно, когда прочитает записку. Не хватало только слушать его извинения. Все и так понятно по фотографии.
Нино бегом вернулся к «Мустангу», и Аннализа стала отъезжать от дома. В зеркале заднего обзора она увидела, как мистер Барнс выходит из парадного входа. Он будет рад узнать, что наконец-то избавился от нищей итальянской девчонки.
Вот и все, подумала Аннализа, когда большое белое здание скрылось из виду. Вот и конец эпохи Томаса, желтого «Фольксвагена» и Давенпорта. Больше она никогда сюда не вернется и никогда его не простит. А он никогда не узнает, что в феврале тысяча девятьсот семьдесят второго его ребенок появится на свет.
Они пристали к обочине, и Нино пересел за руль. Ведя машину обратно в Миллз, Нино задавал Аннализе вопросы, из которых было понятно, как он за нее волнуется. Аннализа при всем желании не могла ничего ответить. Она была полностью убита и уже ничего не понимала.
– Может, по пиву? – предложил он. – Останешься ночевать?
– Нет, – торопливо отказалась Аннализа. – Я устала. Хочу забраться в постель и никогда оттуда не вылезать.
Нино бросил на нее взгляд.
– Понятно. Что будешь делать, когда все же вылезешь? Тебе надо вернуться в Миллз. Пусть семья поможет.
Аннализа не переставала об этом думать. Так просто вернуться домой и окружить себя семьей. Но тогда она проиграет. Станет еще одной женщиной с высокими устремлениями, которая спасовала перед ударами судьбы.
– Не знаю, – призналась она. – Все шло прекрасно, а теперь все… конец. Я думала, что Томас поможет растить ребенка. Что мы будем вместе. Одной семьей. Как я справлюсь одна? Какую жизнь я смогу обеспечить малышу?
– Ты справишься, я тебя знаю, – попытался приободрить ее кузен.
Аннализа бездумно уставилась в окно на мелькающие мимо деревья.
– Я снова вернулась к началу. Может, из меня и не получится хорошая мать… Вот в чем вопрос. Вдруг я все испорчу? Я и так натворила много дел.
– Не думай о себе плохо, – посоветовал Нино. – Из тебя выйдет отличная мамочка. Только посмотри на наших суетливых тетушек без царя в голове. Раз они смогли, то ты тем более сможешь.
– Сильно сомневаюсь. Уолт в последнее время сдал еще больше, поэтому я вкалываю как лошадь. Моих сбережений не хватит на детский сад. Девчонки вроде меня не могут растить ребенка без помощи семьи, но при мысли о том, чтобы вернуться в Миллз, я… – Аннализа вздохнула. – Я чувствую себя неудачницей.
– Да какая из тебя неудачница? Вот еще придумала!
Водитель из Нино был аховый. Он петлял по дороге словно пьяный, уделяя больше внимания их разговору, чем безопасности.
Аннализа перевела на него взгляд.
– Но так и есть, и все мои планы тоже рушатся. Знаю, звучит ужасно… однако, возможно, пора подумать об усыновлении. Так будет лучше для меня и для ребенка.
Эти слова прозвучали как предательство по отношению к малышу, которого она носила. Аннализе было тошно от одной мысли, она уже заранее представляла, как осудят ее Бог и Nonna. Но это ее решение, и сейчас Аннализе казалось, что другого выхода нет. Она отдаст ребенка семье, в ней достойно его воспитают и обеспечат сыну или дочери Аннализы такую жизнь, которую она сама надеялась подарить.
Густые леса Мэна не предлагали ни ответа, ни утешения. Может, ее дом больше не здесь? Аннализа не ощущала себя жительницей Мэна. Она чувствовала себя здесь чужой. Когда на горизонте появился дым фабрики, ей показалось, что их машину посетил призрак ее отца.
– Беременность твоя – тебе и решать, – сказал Уолт одним морозным вечером в середине декабря. – Но если захочешь оставить ребенка, то я помогу.
Город сиял рождественскими огнями, но впервые в жизни у Аннализы не было праздничного настроения.
Аннализа ненавидела зависеть от других, но Уолт не отступался.
– У вас и без меня забот хватает, Уолт. Видит Бог, вам надо уделять больше внимания своему здоровью.
Уолт серьезно посмотрел на девушку.
– Ты не доставляешь мне никаких хлопот – наоборот. Я просто прошу слушать только свое сердце. Не мое дело вмешиваться в твой спор с бабушкой, и у Элены, конечно же, есть своя голова на плечах. Какая разница, что я думаю.
Nonna приняла новость об измене Томаса без малейшего удивления. Видимо, она уже столько повидала в жизни, что ее трудно было поразить. Когда Аннализа рассказала, бабушка хлопнула в ладоши:
– Раз так – возвращайся домой. Будем растить ребенка вместе.
– Ты предлагаешь сдаться?
Ответ Аннализы не поменялся, хотя она была очень благодарна бабушке за такое предложение.
Уолт откашлялся в салфетку.
– У тебя есть выбор – вот что самое главное. Думаю, правильный ответ где-то рядом: надо только его найти.
– И где же он, этот ответ?
– Твое сердце разбито, Аннализа. А когда оно разбито, трудно понять, что делать дальше со своей жизнью. Может, сначала тебе надо понять, что ты чувствуешь, потеряв Томаса, а потом уже решать, как поступить с ребенком.
Это было чересчур. Словно все беды обрушились на Аннализу одновременно. Болезнь Уолта, приближающаяся старость бабушки, ребенок… И возвращение Томаса.
Столкнувшись с горой проблем в одиночку, Аннализа больше не видела смысла бороться. Как ей теперь рисовать? Хватит терпеть жуткие метания творческой натуры. Может, настало время с этим покончить.
Когда наступил тысяча девятьсот семьдесят второй, Аннализа больше не могла думать ни о чем, кроме Томаса. Где он сейчас? Что решил делать дальше? Что с той чужестранкой, в которую он влюбился? Он и в самом деле привез ее домой? Неужели та девушка настолько лучше Аннализы? Что он подумал, когда нашел свою машину, записку и кольцо, вернувшись в Давенпорт? Или ему все равно? Может, ему было бы безразлично, что Аннализа носит его ребенка. Эти вопросы волочились за ней, словно ржавый якорь, прикованный к ноге.
От тоски по Томасу Аннализе даже снились сны о том, что могло бы быть. Она представляла, что Томас рядом, играет с их малышом. Представляла, как они втроем сидят за столом, обедают и смеются. Представляла, как Томас впервые надевает на сына лыжи и коньки. Она слышала и видела свои фантазии не только во сне, но и наяву. Иногда ей чудилось, что Томас звонит по телефону, однако потом звонок замолкал. Иногда она открывала почтовый ящик и видела письмо, подписанное почерком Томаса, а затем понимала, что это плод ее воображения.
Подобные мысли сводили Аннализу с ума – она осознавала, что все еще любит Томаса, несмотря на его предательство. Он полностью разрушил ее жизнь, и у него даже не хватает совести прийти и извиниться. Наверное, он без труда выкинул ее из головы. Если бы он только знал, сколько зла ей причинил.
Нино, как всегда преданный своей кузине, много бывал у Аннализы в Портленде. Как и Уолт, он помогал, не прося ничего взамен, и только благодаря им двоим Аннализа пока еще не презирала всех мужчин на свете.
Было четвертое января и один из тех редких зимних вечеров, когда температура болтается около нуля и для жителей Мэна достаточно тепло, чтобы сидеть на улице, укутав колени пледом. Аннализе холод помогал заглушить тоску, от которой она никак не могла избавиться.
Смакуя один-единственный стакан с вином, она открыла для Нино вторую бутылку. Выпив, кузен всегда становился оживленным, и они смеялись на всю улицу. Чтобы одеяла хватило на двоих, они сдвинули стулья вместе. От соседнего дома доносился запах дыма и подгорелого мяса: кто-то жарил на балконе шашлыки.
– Тебе не придется жить с бабушкой, – предложил Нино. – Мы можем снять квартиру на двоих.
– Ты согласен жить со мной и с ребенком? – удивилась Аннализа. – А как же твои развлечения?
Нино пожал плечами.
– Тоже верно. А когда ты снова займешься поисками жениха? Только не говори, что опять возьмешься за старое и будешь жить как отшельница. Малышу нужен отец.
Аннализа сомневалась, что он нужен каждому ребенку, хотя отец Нино был хороший человек.
– Никогда, – ответила Аннализа. – Ты что, издеваешься?
– Да ну, ты просто боишься, что такая сочная пышечка никому не нужна!
Аннализа рассмеялась, взяла Нино за воротник и в шутку подняла кулак.
– Как у тебя язык повернулся назвать беременную женщину пышечкой!
– Тихо! Я из-за тебя вино пролью. – Когда Аннализа отпустила воротник, Нино сказал: – Хочешь, чтобы я соврал? Ты же не поверишь, если я буду утверждать, что ты по-прежнему секси. Вот вытолкнешь этого карапуза на свет, и снова станешь стройняшкой.
Что за глупости он несет.
– Я надеюсь, что хотя бы опять смогу рисовать. Сперва я решила, что нашла свой голос, но оказалось, что это снова фальшивка.
Музыкальная подвеска зазвенела на ветру, словно в знак согласия. Аннализа подумала, что мама, наверное, подсказывает: хватит жалеть себя.
– Тебе пока грустно. Подожди. Скоро все образуется.
– Я бы с радостью, но не могу заставить себя взять кисть в руки. Что мне рисовать? Большой черный квадрат? Мое воображение иссякло.
Нино в совершенно нехарактерном для него порыве доброты взял кузину за руку.
– По-моему, тебя давно никто не обнимал.
Он повесил одеяло на спинку стула и потянул Аннализу к себе. Крепкое объятие напомнило девушке, как ей сильно этого не хватало, и она залилась слезами. Они долго стояли, обнявшись, и Аннализа больше не чувствовала себя одинокой.
Ветряные колокольчики до сих пор звенели, и у Аннализы возникло такое чувство, словно на балконе есть кто-то еще, и этот кто-то за ними наблюдает. Едва не испугавшись, она отпустила Нино.