С каждой минутой Эмма рыдала все сильнее, и в этих рыданиях слышались годы ее страданий. Аннализа была бы рада сказать Эмме, что Томас тоже ее простил, но соврала бы. Война его изменила – он вернулся домой другим. Он был прекрасным мужем и отцом и хорошим человеком, однако не мог простить восемнадцать месяцев жизни, которые Эмма у него украла.
Когда девушки наконец разомкнули объятия, Аннализа вытерла Эмме щеки, жалея, что не может притащить сюда Томаса, чтобы он прогнал остатки горя своей сестры. Но жизнь – непростая штука, и тут ничего не поделаешь.
Аннализа могла предложить только свою любовь. Снова обняв Эмму, она сказала:
– Мы сестры, не забывай, ладно? Я всегда буду рядом.
Эмма зарыдала еще сильнее, и когда их слезы радости смешались, Аннализа подумала, что любовь человеческая – это и есть самое главное в жизни.
Эпилог
Декабрь 2019
Портленд, штат Мэн
Три дня спустя после того как привезла Эмме музыкальную подвеску, Аннализа пробиралась через толпу Манкузо в вестибюле хосписа Каско, чтобы обнять двух своих внуков – мальчики, между которыми было три года разницы, росли прямо не по дням, а по часам. Патрик через несколько месяцев окончит старшую школу и отправится на поиски своего места в жизни – как поступила и сама Аннализа в тысяча девятьсот семидесятом, когда покинула Миллз и переехала в Портленд.
– Nonna! – заметив Аннализу, окликнул младший внук, Адам. Ну разве это не самое прекрасное слово на свете? Он пробрался к ней.
Он обнял Аннализу за талию, и ее сердце наполнилось любовью.
– Вы только поглядите! Nipote, ты совсем вырос, да?
Подошел Патрик в очках в стиле Джона Леннона, и Аннализа притянула его в объятия.
– Сколько мы уже не виделись? Две недели? Я не могу без тебя так долго. Есть какие-то новости от колледжей?
Она долго обнимала внуков, напитываясь любовью к ним.
– Привет, мама, – прервали их.
Аннализа похлопала мальчиков по спине, отпустила их и обернулась к Селии, которую сопровождал ее муж Джейкоб.
– Как хорошо, что ты смогла приехать, – сказала Аннализа, поцеловав их обоих в щеку.
Джейкоб владел отелем на Манхэттене и, как ни странно, познакомился с Селией в музее американского искусства Уитни, где она работала хранителем и консультантом. Селия не стала повторять ошибку матери, которая вначале отвергала будущего мужа, и сразу приняла приглашение на ужин. А через шесть месяцев они поженились. Это было двадцать лет назад.
Они так и жили в Нью-Йорке, где Селия наконец нашла работу своей мечты, устроившись хранителем в музей Гуггенхайма. Томас и Аннализа, не вытерпев разлуки, купили квартиру рядом с Центральным парком, чтобы как можно больше времени проводить с Селией и ее мальчиками. Аннализа не теряла надежды когда-нибудь убедить их переехать в Бар-Харбор, но тоже вполне понимала тягу к большим городам.
– Как она? – спросил Джейкоб – энергичный обаятельный мужчина, который на поверку оказался замечательным отцом. Он имел в виду Эмму.
У Аннализы против воли оттопырилась губа. В последние дни она отходила от Эммы только для того, чтобы покормить ее кошек.
– Доктор Горки говорит, что сегодня, скорее всего, ее последний день.
Селия, унаследовавшая глаза отца и солидную долю итальянской крови, положила руку Аннализе на плечо.
– Значит, хорошо, что мы смогли приехать. Как ты сама? Уже говорила с папой?
– Сегодня утром перемолвилась парой слов, – ответила Аннализа и, больше не говоря ни слова, покачала головой.
Нет, он не придет. Она прочитала ему последнее письмо Эммы сразу после того, как помогла ей написать его три дня назад, но он быстро сменил тему, словно не мог дышать, когда ему напоминали об Эмме.
Аннализа обернулась к толпе в вестибюле.
– Эмма знает, что ее любят, а это самое главное.
Селия, Джейкоб и мальчики тоже обернулись и посмотрели на представителей семей Манкузо и Барнсов. Хотя Томас не смог простить Эмму, остальная родня ее простила и по очереди навещала – по двое и трое за один раз – вчера и сегодня утром. Ее подопечные – ветераны Вьетнамской и других войн – тоже заглядывали, чтобы попрощаться.
Аннализа взяла внуков за руки.
– Давайте-ка сходим и навестим ее.
За эти годы даже мальчики познакомились со своей двоюродной бабушкой. Когда Эмма закончила работу в Корпусе мира и переехала в Портленд, чтобы получить лицензию консультанта, она стала для Селии той самой тетей, о которой девочка всегда мечтала. Хотя из-за Томаса в Грейстоуне ей были не рады, она часто разговаривала с Селией по телефону и постоянно приглашала ее на выходные.
Эмма начала работать консультантом и купила дом возле Кейп Элизабет примерно тогда же, когда Селия получила водительские права. К тому времени тетя и племянница очень подружились. По правде говоря, именно Селия помогла Эмме повесить ветряную подвеску из магазина Уолта у нее во дворе и положила начало ее коллекции.
Увы, из-за отношения Томаса Эмма не смогла присутствовать на рождении мальчиков, но сразу же стала принимать участие в их жизни, словно все еще пыталась загладить вину.
– Она немного утомилась от такого количества посетителей, – предупредила Аннализа, подходя к двери. – Но очень хочет вас видеть.
Стуча в дверь, Аннализа мысленно вернулась в тот день, когда ворвалась в комнату Эммы в Давенпорте и нашла ее с бутылочкой маминых таблеток. Какой же длинный путь проделала с тех пор ее подруга…
Аннализа пропустила Селию и остальных в комнату. Эмма, сидевшая в приподнятой кровати, слабо улыбнулась.
– Вы пришли…
– Конечно, а как же иначе? – ответила Селия, подходя к тете и целуя ее в щеку.
Аннализа села на стул у окна, а Джейкоб и мальчики присоединились к Селии у кровати, и Эмма, слабая, но счастливая, стала слушать последние новости из их жизни в Нью-Йорке.
За окном хлопьями падал снег, словно Бог подстригал в небесах барашка. Томас всегда говорил, что Эмма оживала зимой, и было справедливо, что зимой же она встретится со своим создателем и окажется на небесах.
Десять минут спустя мальчики отошли, чтобы Аннализа и Селия поговорили с Эммой наедине. Они придвинули стулья к кровати, и Эмма стала расспрашивать о работе Селии в Гуггенхайме.
– Ох, знаешь, – потирая руки, сказала Селия, – работа кипит, но я довольна. Завтра я получу картину Пикассо, и в общем-то тут есть чем гордиться.
Эмма довольно посмотрела на Аннализу и прошептала:
– Она прямо как ты, правда?
– Как я, только энергии вдвое больше, – согласилась Аннализа.
Селия защитила диплом магистра и так же усердно, как и Аннализа, строила карьеру в сфере искусствоведения и в придачу по-прежнему писала картины, ставя перед собой новые задачи.
Эмма упомянула, как быстро растут мальчики. Селия оживилась и стала рассказывать, какие у них планы после окончания старшей школы. Аннализа была невероятно рада, что когда-то помирилась с Эммой. Так приятно было видеть, как Эмма и Селия сблизились за прошедшие годы. В конце концов, ведь именно семилетняя Селия подтолкнула к этому Аннализу, постоянно спрашивая ее о тете, которую никогда не видела.
Эмма, кажется, слабела и бледнела с каждой минутой. Селия и Аннализа, не сговариваясь, изо всех сил подбадривали ее веселой беседой. Селия, как и ее мать, любила откровенные шутки – кроме дочери, никто больше не мог рассмешить Аннализу до слез. Каждая улыбка Эммы становилась победой, словно смехом они покупали ей еще несколько минут жизни.
Они не говорили лишь об одном – о Томасе.
Эмма уже перестала о нем спрашивать.
Увы, даже самой веселой улыбке Эммы чего-то не хватало – ведь всю жизнь она хотела только одного – любви брата.
Аннализа не делала вид, что понимает Томаса – он до сих пор был таким же непредсказуемым, как и в первый день их встречи. Однако одно она знала точно – он оставит Эмму умирать, не повидавшись с ним. Он никогда не отвечал на письма. Никогда не звонил. И точно никогда ее не простит, как бы ни уговаривали Аннализа и Селия. И хотя Аннализа не осуждала его за это решение, но, конечно, ей было грустно.
У них была хорошая – даже замечательная жизнь. Томас оказался прекрасным учителем – он искренне гордился тем, что наставляет детей, в которых будущее страны. Но призраки прошлого никуда не уходили. Во время войны он во многом изменился. Больше не было Его Сиятельства из их первой встречи в музее. Возникало чувство, что Томас счастлив на девяносто девять процентов, и их жизнь была идеальной тоже на девяносто девять процентов, однако тень прошлого никогда не оставляла его надолго, и Аннализа смирилась с тем, что теперь так будет всегда.
Селия поднесла Эмме стакан, и вода потекла по подбородку. Вытерев ее салфеткой, Селия сказала:
– Сегодня мы попробуем попасть в «Ивентайд».
Она имела в виду свой любимый ресторан в Портленде, куда ее впервые привела Эмма.
– О, я бы отдала все что угодно, чтобы полакомиться напоследок рулетом с лобстером.
– Мы тебе принесем, – пообещала Селия.
Эмма чуть было не сказала что-то вроде «тогда поторопитесь», но вместо этого нашла руки Аннализы и Селии. Все трое обменялись взглядами, и у Аннализы появилось невыносимо грустное чувство, что они делают это в последний раз. Это конец. Эмма с ними прощается. Она снова возблагодарила Бога за то, что он позволил Эмме вернуться в их жизнь.
– Я люблю вас, девочки, – сказала Эмма, всматриваясь в них по очереди.
По щеке Аннализы скатилась слеза. Они с Селией подались вперед со словами «мы тоже тебя любим» и обняли Эмму как могли – ее исхудавшее тело почти скрылось в их объятиях.
Кто-то встал в дверях, и все обернулись.
– Дайте нам еще… – начала говорить Аннализа.
Томас Барнс, который уже приближался к семидесяти годам, но выглядел моложе, шагнул в комнату с шапкой и курткой в руках. Аннализа едва не упала со стула. Томас улыбнулся жене и дочери и перевел взгляд на женщину на кровати.