Пожав широченными плечами, великан оставил корзину на крыльце и уселся под окном – сторожить их покой.
Очнувшись ото сна – через весьма приличное время, – капитан Хиббит неохотно приоткрыл глаза. Увидел над собой закопченный дощатый потолок, вспомнил, где находится, и снова смежил ресницы.
Вставать не хотелось. Да и надобности в том как будто не было. Никто его не будил, значит, Феркаэль еще не вернулся. Можно и поваляться…
Он полежал немного, прислушиваясь, и понял, что заснуть уже не удастся. Под окном раздавались меланхоличные звуки свирели, в лесу неподалеку старательно стучал дятел. В самом доме кто-то расхаживал, шурша не пойми чем, – возили, похоже, мокрой тряпкой по полу. Пахло и впрямь свежевымытыми деревянными полами… Потом возня прекратилась, у крыльца выплеснули воду из ведра.
Тишина. Легкие шаги.
Щелкнула зажигалка…
Капитан не выдержал и открыл глаза.
Возле маленького оконца в луче солнечного света стояла с сигаретой в руке Вероника, озирая комнату с самодовольным видом полководца, одержавшего только что славную победу.
– О, – сказала она, заметив, что Кароль смотрит на нее, – вас, оказывается, пушкой не разбудишь, капитан! Я тут, пока убиралась, изрядно гремела – не нарочно, конечно… А вы и ухом не вели!
И взгляд, и тон – словно ничего не было между ними…
– На кой черт вам понадобилось убираться в этой дыре? – лениво поинтересовался Кароль, приподнимаясь и садясь на широкой, заваленной сеном лавке, служившей некогда кроватью целому семейству хобгоблинов. – И который теперь час?
– Захотелось – и убрала, – сказала Вероника, – велика важность! Чтобы следующие гости не пугались. А то паутина кругом, полы лет двести не мыты… Что же до часу, то, судя по солнцу, уже не полдень. Но еще не вечер.
– А зачем я, интересно, спрашиваю? – спохватился он и, подняв руку, взглянул на свои «Картье». – Четыре. Это что же, я все девять часов продрых?! Неплохо… Феркаэль не приходил?
– Заглядывал на минутку. Михаил Анатольевич все ему рассказал, он попросил у меня талисман и снова ушел.
– Вот как?.. А что там за зануда на дудочке играет?
– Это Гиторн. Не на дудочке, на свирели.
– Кто бы мог подумать, – проворчал Кароль и опрокинулся навзничь в душистое сено. Сладко потянулся. – О-хо-хо…
– Не выспались? – заботливо спросила Вероника.
– Выспался… И видел дивный сон. Будто бы я – не я, а восемнадцатилетняя Мария Каллас. Сижу на золотом троне и пою, как соловей. А Клаузевиц и Мольтке дерутся из-за меня на дуэли. Сабли заточки «черный гусар», усы палашами торчат!..
– Дудочкой, видать, навеяло… – усмехнулась сказочница. – До чего же у вас все-таки разнообразные интересы, капитан!
– Это да. Что есть, то есть. Только вот, как сказал кто-то из великих, от всеядности – один шаг до ненужности.
Вероника вздрогнула. Подняла на него сделавшийся вдруг виноватым взгляд.
– Кароль… пожалуйста, забудьте, что я вам тогда наговорила… в лесу. Ничего подобного я не думаю и не чувствую.
– Уже забыл, – сказал он. Но глаза отвел. – И вы забудьте. А где все остальные масьёры?
Она вздохнула.
– Масьёр Овечкин лежит под яблоней, закрыв глаза, и делает вид, что размышляет. Заниматься со мной отказался… А масьёр Антон вот уже битый час играет в камушки. С мальчиком, который вылез из колодца, когда я набирала воду. Зовут его Рунна-Ри, и лет ему, по его словам, около семисот. Очень милый ребенок…
– Пойти, что ли, присоединиться к ним? – оживился вдруг Кароль. – У этих пройдох-водяных иногда случаются в наличии такие дивные магические штучки – закачаешься!
Он соскочил с лавки, еще раз с хрустом потянулся и двинулся к распахнутой настежь двери, откуда внутрь дома задувал теплый, пахнущий соснами ветер. Сказал на ходу:
– Вдруг выиграю у него что-нибудь эдакое, отчего начну понимать рыб. Или, на худой конец, женщин.
Придумать достойную ответную реплику Вероника не успела. Кароль застыл на пороге, вглядываясь в даль.
– А вот и хозяин леса! Кажется, вас интересовало, как он передвигается? Самое времечко посмотреть!
Она торопливо подошла к двери, и он посторонился, пропуская ее на крыльцо.
Феркаэль, как оказалось, не прыгал на своей единственной ноге и не пользовался телепортацией. Он неспешно плыл над самой землей, словно стоя на невидимой платформе, и перевитые листьями длинные волосы его слегка развевались на ветру…
Следом шли два оленя с золотыми рогами, но, завидев людей, эти чудесные звери сразу остановились, зафыркали и, развернувшись, потрусили обратно в лес.
Михаил Анатольевич, лежавший под яблоней, которая росла посреди двора, встрепенулся. Сел и тоже посмотрел из-под руки на Феркаэля. Великан Гиторн опустил свирель. Из-за дома, как будто услышав некий беззвучный сигнал, выглянул Антон, и к тому моменту, когда хранитель Броселианы приблизился к палисаднику, возле крыльца уже собрались все его гости, и великан готовился отчитаться за успешно выполненное поручение.
Явился было и водяной Рунна-Ри, прелестное вечное дитя в венке из водорослей, но, повинуясь строгому взгляду Феркаэля, немедленно поспешил обратно в свой колодец. Великана хозяин леса тоже отослал, поблагодарив за усердие, – как выяснилось, на свирели тот играл вовсе не для собственного удовольствия. Звуки этого волшебного инструмента отпугивали желающих приблизиться к избушке хобгоблина Тика с дурными намерениями…
А потом Феркаэль уселся на пень, появившийся посреди палисадника неведомо откуда, и улыбнулся гостям, обведя их по очереди сияющим взглядом своего зеленого ока.
– Я сделал то, о чем меня просили, – сказал он просто и, сняв с шеи талисман Вероники, передал его владелице.
– Уже? – От неожиданности у нее перехватило дыхание. – И что?..
Дышать, кажется, перестали все. Капитан Хиббит слегка подался вперед.
– Ты прочел эту чертову надпись?!
– Разумеется, – сказал Феркаэль. – И труды мои не оказались напрасными. Вы были правы, полагая, что она поможет вам в поисках.
И, не дожидаясь дальнейших вопросов, он размеренным голосом произнес – наконец-то целиком! – заклинание, составленное неведомым предком Вероники Андреевны Крыловой с целью лишить ее всякого счастья в жизни…
– «Именем Ульма-Отца
Связываю сердца.
На Священной горе
Дочери рода Дорэ
Станет супругом тот,
Кто ведет от Дракона род.
Память Ульма и Кровь —
Единственная любовь».
Феркаэль умолк, и в палисаднике на некоторое время воцарилась тишина.
Все, кроме Антона, который, побледнев, уставился себе под ноги, продолжали смотреть на хранителя леса так, словно ожидали от него еще какого-то откровения.
Но тот не прибавил к сказанному ни слова. И первым в том, что ничего не понял, признался капитан Хиббит.
– Ты считаешь, это нам поможет? – спросил он, скептически вскидывая брови и вновь опираясь на перила крыльца. – По мне, так единственная полезная информация здесь – родовая фамилия нашей благородной дамы, Дорэ!..
Судя по всему, капитан оправился уже после столкновения с лесной ведьмой и опять вошел в роль предводителя – знающего, как надо разговаривать и с бродягами, и с магистрами черных орденов, и с непостижимыми волшебными существами, отвечающими за благополучие самых колдовских и опасных мест Квейтакки… Надо думать, он действительно это знал – хозяин Броселианы, во всяком случае, как будто не усматривал в его непринужденных манерах никакой непочтительности.
– Единственная? – удивился Феркаэль. – Но в заклинании сказано все, что вам нужно! Или ты не знаешь, кто такой Ульм-Отец и где находится Священная гора драконов-вивернов?
– Откуда? – Кароль фыркнул и полез в карман за сигаретами. – Своего-то отца не знаю, а уж где там и кому молятся виверны… это что, какие-то особенные драконы?
– Да нет, обычные крылатые, – хозяин леса бросил косой взгляд на огонек его зажигалки. – Я могу помочь и тебе, кавалер. Если хочешь, загляну в твое прошлое.
– Это еще зачем?!
– Ты же сказал, что не знаешь своего отца…
– Я пошутил, – усмехнулся капитан Хиббит. – Именно про меня и придумали поговорку – «ради красного словца…» Нет уж, расскажи лучше, где эта гора… и для чего она нам нужна?
Феркаэль пожал плечами.
– Речь идет, разумеется, о Священной горе Драконьего острова. Заповедника, где живут теперь и мои состарившиеся питомцы, бывшее украшение Броселианы – Карриона и Золотой Глаз, Хвастун и прекрасная Фламмаор… Ну, уж то, что остров этот расположен в Жемчужном море, ты должен знать!
– Допустим, – нетерпеливо сказал капитан. – Черт с ним, с островом… Неужели тот, кого мы ищем, – дракон, а не человек?!
Хранитель Броселианы улыбнулся.
– В былые времена некоторые женщины из человеческого рода и впрямь становились подругами драконов. Но что-то я давно не слыхал о подобной практике…
Вероника вздохнула с облегчением. И нерешительно спросила:
– Значит, на этом острове есть и люди тоже?
– Конечно, – сказал Феркаэль. – Те, кто ухаживает за вивернами. Вожатые, дети Ульма-Отца – так они себя называют… Но я вынужден поправить вас обоих – «людьми», в том смысле, какой вы вкладываете в это слово, квейтанские маги являются лишь отчасти. Поскольку в их жилах, благодаря бракам со стихиалями, течет еще и волшебная кровь, они от рождения обладают силами, несвойственными обычным людям. Потому-то, в отличие от них, и зовутся у нас магами.
Вероника кивнула.
– А кто такой Ульм-Отец?
– Великий прародитель драконов, – с тяжелым вздохом ответил Феркаэль, – павший некогда в схватке с исполином, пришельцем из иного мира. Пришелец этот именовал себя богом. Может, и не лгал – ведь победить Отца драконов в честном бою смог бы далеко не каждый!.. Я очень сожалел о гибели Ульма. Мне приходилось с ним встречаться, и я высоко ценил могучий разум, которым он был наделен – не в пример его нынешним потомкам, которые едва умеют говорить, – он снова вздохнул. – Ульм предвидел то, что случилось с течением времени – драконы отчего-то оскудели умом и почти ничем уже не отличаются от диких животных. Надеясь смягчить в будущем их участь, он заключил некогда братский договор с несколькими магами. Те обязались ухаживать за драконами, лечить их и обучать всему, что знают. Драконы в свою очередь позволили им оседлать себя и обещали оказывать любую помощь, какая потребуется. Так появились первые Вожатые, и договор с Ульмом свято соблюдается по сегодняшний день, хотя, увы, это не слишком помогает делу… – Феркаэль печально покачал головой и продолжил: – Ныне на острове живет около дюжины семей, занимающихся уходом за драконами. Они собрали там всех квейтанских вивернов, которые без постоянного присмотра давно одичали бы совсем. И за свою свирепость были бы, наверное, уже полностью истреблены, как это случилось с линдвурмами, их бескрылыми собратьями.