Треверберг
2008 год
Эмили несколько секунд сосредоточенно изучала картину, а потом подняла «Полароид» и сфотографировала ее.
– Чем это ты занимаешься? – полюбопытствовал я, закрывая книгу.
– Составляю каталог твоих картин, – ответила она таким тоном, будто я задал самый глупый в двух мирах вопрос, и сопроводила свои слова пожатием плеч. – Я сняла уже все картины, остались только те, что в твоем кабинете.
– И что ты будешь делать с этим каталогом?
Эмили достала снимок и помахала им в воздухе, а потом посмотрела на него и удовлетворенно кивнула самой себе.
– Пока ничего.
– Мне не нравится твой зловещий тон.
– Да брось, пап. Пока что у меня готовы только снимки. Нужно будет отверстать, потом отнести все это в типографию, купить подходящий альбом… словом, работы полно. И еще я хочу написать историю создания каждой из картин. А если я что-то забуду, ты ведь мне подскажешь, да?
Вместо ответа я снова открыл книгу и подвинул к себе блокнот с выписками.
– Ладно тебе, пап, – снова заговорила Эмили. – Хорошо, ты упрямишься и не хочешь их продавать. Но ведь их можно выставлять !
– На Арт-стрит? Ничего не имею против.
– Да нет же. Тут есть картинная галерея, разве ты не знаешь?
– Впервые слышу.
Эмили убрала «Полароид» в чехол из бежевой кожи.
– Ну, так теперь знаешь. Можно будет отнести каталог администратору… ну, или администраторше , не знаю точно, кто там, еще не интересовалась. У тебя куча полотен, которые стоят без дела в мастерской. В интерьер они не впишутся, так что можно будет отнести их в галерею.
– Понятия не имею, что ты задумала, Эмилия, но одно могу сказать точно: это мне не нравится . А предчувствия меня никогда не обманывают. Так что лучше тебе рассказать мне все честно и прямо на берегу.
– Я миллион раз просила так меня не звать!
– А я два миллиона раз говорил тебе, что не хочу ни продавать, ни выставлять свои картины в галерее. И я не считаю нужным искать оправдания, а поэтому тебе придется довольствоваться коротким «так надо».
Эмили обиженно засопела и отправила готовый снимок в небольшой конверт из розовой бумаги с надписью «картины без людей».
– Ну и ладно, не очень-то и хотелось, – буркнула она.
– Не злись, моя хорошая. Поверь мне, это не стоит того. Я закончу, а потом мы пойдем смотреть старые особняки. Ты сможешь взять мой фотоаппарат и поснимать. Не успеешь и глазом моргнуть – а в одном из залов дворца культуры имени Уильяма Тревера откроется выставка твоих работ. И будь добра, открой дверь Муну-старшему, пока он не начал трезвонить на весь дом . Мне хочется тишины.
– Твоя внутренняя камера , как всегда, работает превосходно, – констатировала Эмили, направляясь в прихожую.
– Я уже говорил вам, что вы отлично устроились, Кристиан?
– Это, прежде всего, ваша заслуга, господин Мун.
– Хватит вам скромничать, я всего-то продал дом. Стаканы у вас далеко?
С этими словами Самуэль поставил на мой письменный стол бумажный пакет с логотипом одной из сетей городских супермаркетов.
– Стаканы? – переспросил я.
– Вы предпочитаете пить прямо из бутылки? – осведомился он тоном гостеприимного хозяина.
– Что у вас там?
– Коньяк , конечно же.
Художник бросил на меня удивленный взгляд а-ля «разве я стал бы приносить сюда какую-нибудь гадость?» и уселся в одно из кресел у стола. Сегодня он уже успел опрокинуть рюмку-другую, и, зная Самуэля Муна, я мог сказать точно: после ухода от меня он отправится в какой-нибудь ночной клуб или бар и с удовольствием продолжит печальный праздник своей печени.
Я подошел к бару и достал из него две коньячные рюмки. К алкоголю я был равнодушен – и потому, что он на меня не действовал, и потому, что он, на мой взгляд, имел отвратительный вкус (за исключением нескольких сортов вин, пожалуй, и парочки ликеров) – но жизнь в Европе диктовала свои правила: здесь гостям обычно предлагали выпить .
– Что празднуем? – поинтересовался я, почувствовав, что нужно прервать затянувшуюся паузу.
– Мой развод , – ответил Мун-старший, не отрываясь от изучения бумаг на моем столе. – О нет, только не извиняйтесь за бестактность, у меня от этих извинений уже зубы ноют.
– Мне очень жаль, господин Мун. Я могу вам чем-нибудь помочь?
– Вы можете выпить со мной , черт бы вас побрал. Или вы думаете, что я пришел сюда потому, что мне стало скучно ?
Первое время его манера общения несколько обескураживала меня, но со временем я к ней привык, и теперь относился ко всему, сказанному им, с пониманием. Под взглядом своего гостя я разлил коньяк по рюмкам и отдал ему одну из них.
– Ваше здоровье, господин Мун. Не буду советовать вам не переживать по этому поводу, но уверен: скоро все наладится.
Перспектива изображать из себя психоаналитика меня совсем не радовала, но состояние художника внушало опасения. Мы были знакомы не так давно, но одно я знал совершенно точно: он не принадлежит к числу тех мужчин, которые будут убиваться из-за оставившей их женщины. Когда в очереди у твоей постели стоит вся женская половина Треверберга, то горести и печали отходят на второй план как-то очень легко, сами собой. Алкоголь обычно действовал на него иначе, и в меланхолию он не впадал.
– Мы приняли решение разойтись, потому что поняли: так будет лучше для нас обоих, – сообщил он мне, осушив рюмку одним глотком и тут же наполнив ее по-новой.
– Понимаю, господин Мун.
– Ничего вы не понимаете! – Он поднял указательный палец. – Это Тео ! Вы хоть знаете, какая это трагедия – разводиться с Тео ?
Одно можно было сказать с полной уверенностью: меня ждет драма, разыгранная в театре одного актера, и третий звонок уже дан .
– У меня даже нет ее фото для того, чтобы я мог носить его в бумажнике… – продолжил тем временем художник, с горестным видом глядя в пол. – Вы знаете, ради кого она меня оставила?
– Но вы сказали…
– Мало ли что я сказал! Я тоже не знаю, ради кого. Но одно могу сказать точно: она ошиблась . Тео не может ошибаться, но на этот раз она ошиблась.
Я сделал пару глотков коньяка, и мне пришлось приложить огромное усилие для того, чтобы не поморщиться. У него был гадкий сладковато-горький вкус, а пах он и того хуже.
– Какая женщина, Кристиан… – снова заговорил Мун-старший. В собеседнике он уже не нуждался. – Я могу говорить о ней бесконечно…
И он начал долгий – бесконечно долгий – рассказ о том, как познакомился со своей теперь уже бывшей женой, как ухаживал за ней («я даже не смотрел на других женщин!»), как они поженились, как поехали в свадебное путешествие по Европе («я показывал ей достопримечательности, и она улыбалась, а ее улыбка – самое прекрасное, что только может быть на свете!»), как вернулись в Треверберг и поселились вместе («она создала для меня Рай, она была моей Евой!»)… Я и не заметил, как мой гость успел опустошить бутылку коньяка на две трети. Удивительно, но язык у него не заплетался до сих пор. Только Самуэль Мун может влить в себя столько этой дряни и вести себя так, будто он абсолютно трезв. Завершился рассказ традиционно – мой собеседник резко переменил тему.
– Ведь вы пойдете со мной завтра на выставку?
– На выставку? – переспросил я, пытаясь переключиться с душераздирающего рассказа на что-то другое.
– Это галерея Тео. – Он помолчал и добавил: – Мне нужен сопровождающий .
Это было сказано таким тоном, будто вместо слова «сопровождающий» он хотел употребить другое – «секундант».
– Почему бы и нет?
– Спасибо, Кристиан, вы выручили меня. – Самуэль посмотрел на остатки коньяка в бутылке. – Совсем чуть-чуть. Думаю, если мы выпьем еще по одной…
– Нет , господин Мун, – сказал я тоном, не терпящим возражений, – вам больше пить не стоит. Сейчас вы отправитесь домой и хорошенько выспитесь. Надеюсь, вы не за рулем? – Семьдесят процентов штрафов за вождение в нетрезвом виде дорожная полиция Треверберга выписывала на имя Самуэля Муна. – Если да, то я закажу вам такси. И сделайте мне одолжение: не заезжайте никуда. Думаю, хозяева баров и ночных клубов не очень расстроятся, если вы не скрасите им вечер.
– Молоко и газета, пап. Похоже, «Треверберг Таймс» решила сэкономить на доставке, и теперь тиражи развозит мальчик из «Полной корзины». Интересно, сколько они платят за это супермаркету?
Эмили положила передо мной свежий номер газеты, а потом открыла холодильник и поставила туда привезенное посыльным молоко.
– Вот уж не знаю, детка. Но, судя по всему, это им выгодно – иначе они бы оставили все как есть. Куда ты собралась?
– В университет.
Она достала бутылку с соком и взболтала содержимое, а потом открыла ее и сделала пару глотков.
– Возьми стакан . Зачем тебе в университет?
– Хочу туда поступить , конечно же.
Я вернул чашку с кофе на стол.
– Вот как. И на какой факультет?
– Не на факультет, а в школу канала «Треверберг-33». Ну, ту, где обучают актеров, режиссеров и прочих. Меня интересует