– Я не смогу дать вам допуск.
– Как?! У нас раненые! Им нужны медицинская помощь и укрытие!
– Я не вправе, – отрезал второй. – Бункеры не предназначены для укрытия народных масс. Среди эвакуированных могут быть личности, имеющие отношение к террористической группировке «Псов».
– Вы хотите сказать…
– И приоритетом легиона является защита граждан Нового Рима, особенно членов Сената. Помните об этом, центурион.
Связь оборвалась.
«Они уже мертвы. Выдайте нам остальных», – появилось на панели на чистом имперском. Белые буквы на черном фоне, после чего панели вновь отключились. Луций постучал по одной пальцем, попробовал вызвать меню. Глухо, питания нет.
Его выстудил страх. Он представил инопланетные машины на развалинах Сената в Центральной. Мать и сестер, раздавленных обломками бетонных плит. Где они укрылись, в каком из бункеров Центральной? Имманес перехватывают переговоры, что может быть хуже?
Взвыли сирены.
Стены обагрились светом аварийных ламп, басовитый звук пробрал до внутренностей – пятый сигнал, знак всем собраться в казармах и ждать распоряжений. Но Луций в казармы не собирался, его место было рядом с консулом.
Он кинулся обратно в комнату связи, расталкивая всех локтями.
– Что это было?! – он ухватил за плечо Марка Полибия. Тот обернулся: тусклое лицо перекошено, глаза горели.
– Корабли! – гаркнул, перекрывая вой сирен и крики. – Корабли имманес вошли в атмосферу!
III. Vulcanus
Легка мне моя боль, когда вижу я твою.
Еврипид «Медея»
Черный легион
Шаи стоит у внешней стены кабинета и без устали жмет символы в трех столбцах данных. Те бегут прямо в стекле – все поверхности в башнях имманес интегрированы в информационную сеть. Скупая мебель, стены, пол – всё сенсорное, как панели на Старой Земле.
В кабинете жарко. Воздух душит. Кажется, что он греется от всех этих символов и странной электроники имманес. От объемов информации, которая лезет…
…лезет…
…лезет в голову…
Малая жмурится.
Заметив ее, Бел Шаи сворачивает окна с данными и велит подойти ближе. Стирает каплю пота со своей щеки.
– Позволь, я кое-что покажу.
Он достает из-за пазухи проволоку, свернутую в кольцо, – ту самую, которую любит крутить на пальце. Расправляет ее. На ней видны бляшки электродов. Шаи крепит их к вискам и лбу.
Коронует себя.
– Это – «нить», – говорит.
Он поворачивается к стене, за которой спит колония. Ониксовые тубы небоскребов мерцают верхушками. Глухо, как ночники. Над ними разливается нежно-васильковый рассвет.
Кажется, вот-вот что-то случится, но ничего не происходит.
Малая подходит ближе, всматривается в широкие проспекты с гладким лавовым покрытием. Ищет на стоянке похожих на жуков одноместных летательных аппаратов. У водопада вдали. Везде тихо. Везде пусто. Имманес проснутся с восходом Некро.
И что? Что она должна увидеть?
Движение на крышах башен она замечает с опозданием. Далекие тени, много. Вроде бы имманес. Может, солдаты?
Их много. Интересно, как Шаи отдал им приказ? Мысленно, как он управляет машинами?
Малая выставляет максимальное увеличение окуляра. В перекрестье прицела видны голые жилистые тела. Черная кожа. Черные пластины, похожие на забрала шлемов. Какая странная униформа.
Теней на крышах все больше, словно муравейник разворошили. Кто-то не удерживается на краю и валится за ограждение, и Малая кричит. Но нет, он не падает. Прилипает к стене и спускается головой вниз, перебирает руками и ногами.
А за ним лезет еще один.
И еще один.
Что за… монстры? Имманес так не умеют.
Малая еле сдерживается, чтобы не закричать снова. Бел Шаи же не кричит. Значит, все в порядке.
– Инферио, – говорит он с довольным видом. – Сейчас ты увидишь их вблизи.
Они – как волна. Длинными прыжками перелетают пропасть – ровную щель между основным поселением и взлетным плато у башни помнящего. Огибают корабли на площадке. Техники один за другим прекращают работу, оборачиваются. Пятятся к кораблям. Прикладывают пальцы к вискам.
Минута – и инферио у основания башни.
Еще полминуты – и они лезут по стене с наружной стороны. Закрывают собой вид на город. Прямо за стеклом – лишенная волос голова, вместо глаз блестит хитиновая пластина. Рваные крылья короткого, словно обглоданного носа трепещут, втягивают воздух. И зубы… Эти зубы…
– Что это за… твари? – Других слов в голову не приходит.
– Не твари, Беа, – Шаи хватает Малую за руку, не позволяя отойти. Держит удивительно крепко. Его пальцы будто сделаны из стали, как протез Энцо. – Инферио – тоже имманес. Нет причин их бояться.
Это – имманес? Но нет, похоже, Шаи не шутит. Чертовски серьезен.
– Мертвые имманес, – говорит он. – Гордость нашей расы.
Гордость расы висит над пропастью недвижимо. Зубы блестят иглами.
Глаза Бел Шаи тоже блестят, ловят свет восходящей над городом Некро. Лицо белое, как мраморные колонны храма.
– Мы миролюбивы, – говорит он. – Но если нам приходится воевать, мы отправляем в бой не живых имманес, а мертвых. Умирая, каждый из нас знает, что послужит на благо общества и своих потомков.
Он ведет ладонью по стеклу. Инферио следят за движением носами.
Стекло кажется слишком хрупким.
– Согласись, это весьма разумно и удобно.
Живые имманес не гибнут на поле боя, не становятся калеками. А инферио уже все равно. Они не чувствуют боли, почти неуязвимы, живут столетиями.
Малая это помнит, вот только откуда?
Она смотрит на сплетение черных рук и ног. На одинаковые морды. Эти вот могут быть ее предками. Или предками Шаи. Жуткие они. С одной стороны использовать мертвых и правда разумно. Но с другой стороны это кажется… неправильным. Отталкивающим.
Имманес – другая раса, об этом стоит помнить. С другими понятиями о морали и чувстве долга. Они построили идеальное общество без тюрем и нищеты. И номер, выросшая в грязи под мостом, не вправе их осуждать.
– Непривычно? – Бел Шаи словно читает ее мысли. На миг склоняется к Малой, и она чувствует его дыхание на своем лице. Солоноватое, как вода, которую наливают после обеда. – Для некоторых инферио – это спасение. Некоторым лучше завершать цикл раньше остальных.
По ту сторону шевелятся тела.
Блестящие.
Трутся друг о друга.
Черви на могиле.
– Они умеют думать? – Первое, что приходит в голову.
Шаи качает головой.
– У них свое моносознание. Поодиночке они беспомощны, совсем как дети.
Выражение его лица неуловимо меняется, становится хищным. Он смотрит на инферио. Инферио смотрит на него. Раз-раз, трепещут обрывки ноздрей. Раз.
Раз.
Мертвец поворачивает голову к Малой. Ее отражение в хитиновой пластине.
Он чувствует ее. Малая знает – он ее чуствует.
– Кто ими управляет?
– Ими не управляют. О них заботятся.
Шаи качает головой, вновь улыбается, и Малая чувствует легкую досаду. Он всегда над ней смеется, будто она – дикарка. Но она же не дикарка! Откуда ей знать такие вещи, если она впервые на Мармаросе?
– Об инферио заботятся бел агии. Только мы с тобой, моя дорогая, и только при помощи «нити». Смотри.
Он снова касается висков, и черная лапа инферио проламывает стекло.
Хватает Малую за горло.
Притягивает к себе.
Осколки режут лоб и щеки. Кровь заливает глаза. Непереносимая боль ослепляет, как вспышка. Инферио сопит, его морда рядом, зубы-иглы впиваются в шею.
Малая кричит, срывая глотку. Воет, просит о помощи. Царапает скользкую морду, но пальцы проваливаются во влажные дыры носа. Осколки стекла впиваются, скрипят на кости.
Шаи смотрит с холодным любопытством. Стирает со щеки каплю крови.
– Видишь? – говорит он. – Они очень послушны.
Нити связей опутали тело и вывернули его наизнанку. Малая растеклась в пространстве, стала каждым из инферио, а они стали ею. Единое целое, одно большое многоногое-многорукое тело. Отголоски воспоминаний дрейфовали в сознании, но ускользали, стоило их ухватить. Иногда Малая видела неоново-синее небо Мармароса, иногда – какие-то данные. Прозрачную тьму космоса, близкий жар Некро, сотни уровней, освещенными квадратами уходящие куда-то на глубину. Стада невиданных существ – плоских, как пластина блокнота, с бусинами глаз по всему телу. Они сворачиваются в клубки и катятся, подпрыгивая, по лавовому плато. Вниз, к ледяному источнику Мелам-Киши.
Малая бежит следом, смеется. Ботинки скользят по каменной глади. Морозный воздух выстудил грудь изнутри, сладковатый, как вода на глубинах пещер.
Глава ее башни будет ругаться, что она сбежала и пьет ид, а не положенное питье из автомата. Они всегда ругаются, хоть и дают год на адаптацию после новорождения.
Один из многоглазых клубков вдруг кидается к ее ноге. Тонкие лапы-крючки
цепляются за щиколотку,
впиваются в кожу…
Малая вынырнула с резким и хриплым вдохом. Сорвала со лба «нить», села, тяжело дыша. Легкие болели, как после пробежки. Кожа горела, словно инферио касались ее.
Не ее воспоминания. Не ее, верно?
Малая не знала наверняка.
Она поднялась, отряхнула штаны. Свернула «нить» и сунула ее в нагрудный карман. И как очутилась на полу? Казалось, только что стояла у иллюминатора и смотрела на отбывающие к Земле алады. Тянулась к инферио разумом, готовила их к высадке на поверхность… И в какой-то момент просто потеряла себя. Будто веревка, за которую она держалась, оборвалась, и Малую унесло потоком. Раз – и нет Малой. Или же есть сотни Малых.