– Закругляйтесь, – тихо велел. – Именем императора.
Старец выпучил глаза, будто ему вдруг стало плохо. Не дожидаясь его ответа, Луций выхватил пульт у стоящего рядом помощника, тронул нужный знак, и жертвенная решетка полыхнула огнем.
– Сейчас.
Он заметил у их ног небольшой аппарат для гадания на крови. В виде черной курицы, дерьмо-то какое! Суешь палец в клюв и…
– И никаких гаданий, – отрезал он.
Луций дождался, пока жрец опорожнит чашу в огонь, и лишь после этого сошел со сцены. Плевать он хотел на их религиозные чувства. Идет война.
– Восьмая декурия! Десять минут на сборы! Седьмая, за ними идете! Живо, живо! – гаркнул он, хлопнув в ладоши. Звук резко отскочил от стен, ударил по ушам, и легионеры шумно засобирались.
– Марций, – Луций выловил из толпы декуриона Восьмой. – Последи за Два-Ноль-Шесть.
Марций кивнул и потонул в толпе. Луций не доверял марсианину. Только не после его связи с имманес, о нет. Может, он и сейчас с ними в сговоре?
Дело сделано, но почему же было так паршиво? Хотелось взять распылитель и выбраться наружу. Разрядить всю батарею в пришельцев, чтобы те разлетались веером. Парадокс: столько лет его преследовали кошмары о войне, а сейчас он рвался на нее так, будто ничто другое больше не имело смысла. Войны у римлян в крови не меньше, чем у марсиан.
В отведенной ему комнате хотелось уже другого: что-нибудь разорвать, разбить кому-нибудь рожу… Луций заставил себя сесть, с силой провел по лицу ладонями. Голова раскалывалась от боли. В горле пересохло, но сколько бы Луций ни пил, он никак не мог напиться. Проклятье, он знал эти симптомы, но совсем не хотел о них думать.
Не сейчас. Сейчас и без того хватало.
Входная дверь прошелестела, отъехав в сторону, и в комнату вошли. Луций сделал сильный, глубокий вдох, давя крик, который свербел в горле. Сцепил дрожащие пальцы. Спокойно.
Спокойно.
– Цетурион, вы слышали запись, переданную имманес с утра? – Покрывало на койке Юлия зашуршало.
Ту запись не слышал лишь глухой.
Луций кивнул, совершенно не желая разговаривать. Все это было слишком долго: пока Восьмая декурия вернется, пока техники разберутся с новыми батареями. Нужно было что-то придумать, как-то уговорить Клавдия отпустить его на поверхность сейчас. В одиночку, конечно, будет сложнее, но он справится. Возьмет с собой распылитель, пару сменных батарей…
– И что вы об этом думаете?
– Ничего, – холодно ответил Луций. – Сейчас других забот хватает.
Голова. Казалось, она трескалась, как кубик льда в теплой воде. С сухим щелканьем и сеточкой мелких трещин, которые разбегались по черепу…
– А Клавдий? – не отступал Юлий. – Как отреагировал Клавдий?
Луций поднял голову и пристально на него посмотрел.
– Клавдий не думает даже о тех, кто гибнет в данный момент. Кого едят заживо там, наверху. – Он яростно ткнул пальцем в потолок каморки. – Еле уговорил его достать батареи. Но какой от них толк, если мы сидим под землей, как номера? Что об этом думаешь ты, Юлий?
Юлий молчал. Блестел чуть раскосыми глазами, не выказывая и намека на понимание. Ничего он не думал. Конечно, легко умничать на койке в бункере. Намекать на отца Луция или на что там Юлий хотел указать. Да, Цецилий-старший был прожжённым политиком, убийцей чужими руками, сенатором до мозга костей. Да, именно его голос прозвучал сегодня во всех отсеках бункера. И что? Какое значение это имело теперь?
– Легионеры, м-мать вашу, – криво усмехнувшись, Луций качнул головой.
Ну он и наговорил. Эта беспомощность, вынужденная необходимость сидеть, сложа руки, сводила с ума. Нашел кому жаловаться, совсем распустился. Конец его карьере…
Хотя она и так была мертворожденной.
Без сна
Патриции не любили марсиан с момента их создания.
Те были слишком сильные – их вывели из какой-то особо крепкой породы людей систем Ядра. Слишком смуглые. Густые курчавые волосы, крупные черты лица. Устойчивость к перегрузкам и перепадам температур, обостренный нюх и способность видеть в темноте. Добавьте к этому искусственно сниженный интеллект – и вот она, идеальная рабочая лошадка для планеты-колонии.
Или отменное легионерское мясо.
Генное производство давно закрыли, а генного продукта становилось все больше. В поисках работы он разлетелся по всей империи, занял самые поганые, никому не нужные планетки и астероиды – сперва Марс, потом остальные. Патриции сами их отдавали, когда шахты вырабатывались и брать уже было нечего. Насчет возможных бунтов они не волновались. Марсиане не могли объединиться против императора. Они были заняты внутренними разборками или же служили «мясом» в легионе.
Однажды, еще когда родители были живы, Бритва летала на Марс. Она помнила сумрачный отсек грузовой баржи. Спертый воздух, тихие голоса других марсиан, пристегнутых к скамье, тошноту во время перегрузки. Помнила очереди за водой – половину водяных генераторов взорвала банда из Олимпа, а чинить было некому и не на что. Как стояла на рыжем песке, на морозе, и щурилась на свет, смотрела, как искрится воздушный купол. В то время климат-контроль уже барахлил, и на улицу выходили только в утепленных спецовках и масках. От респиратора пахло чужим потом, ноги зябли, и очередь двигалась медленно-медленно. Главное было успеть до полудня, когда подачу воды прекращали и кран пересыхал. Перед сезоном бурь запасаться стоило впрок – солнечные батареи переставали работать, и вода не синтезировалась.
Дядя с теткой были не просто высокими – настоящие гиганты. Казалось, затылками они могли достать Деймос. Не такие крепкие, как марсиане, живущие на Земле и других крупных планетах, но куда крепче имперцев в тех же условиях. Летали они в основном на грузовых кораблях – в легковые шаттлы не помещались, – и не особо часто. Марсианину, будь он родом с Марса или Альфы Лебедя, всяко лучше крепко стоять а дне гравитационного колодца, а не болтаться в невесомости.
И вообще, считала Бритва, марсиане куда более настоящие, чем остальные имперцы. Да, не отличаются культурой и терпением, но зато они живут. Если ненавидят, то от души. Если любят, то до кровавых мозолей. И это правильно.
Жаль, патриции их не понимали и не желали понимать. Кому интересно мнение инструмента? Его назначение – быть полезным и молчаливым. А уж смешать кровь с генетически упрощенной точно никто не захочет.
Бритва снова стояла под слабым солнцем Марса. Чувствовала мерзлую тяжесть спецовки на плечах, давление резинки респиратора на нос и щеки. Болели оставленные ими мозоли. Бритва сделала шаг, с хрустом вмяла песок, всмотрелась в горизонт.
На границе неба клубилась непривычная для Марса тяжелая туча. Опустилась низко, почти касаясь земли, дрогнула, разбухла, закрыв собою солнце. Пульсируя, как большое свинцовое сердце, протянула языки над головой Бритвы. Песок у ног взметнулся в воздух, закрутился спиралями. Повеяло холодной влагой, кожу выстудило, а двинуться казалось невозможным.
Холодный фронт накрыл Бритву, как цунами…
– А самые страшные люди знаешь какие?
Голос Эзопа выдернул из полудремы. Бритва часто заморгала, быстро проверила, где «пес». Тот сидел к ней спиной на другом конце камеры. С хрустом почесал сальный, коротко стриженый затылок и что-то пробормотал себе под нос. Бритва даже не хотела знать, что именно. Последние часы Эзоп только и делал, что бормотал, будто хотел ее убаюкать.
Проклятье, и у него получилось! Она отключилась! Столько времени продержалась, и на тебе…
– Думаешь, сильные, ловкие? – Он снова повысил голос. – Вооруженные?
Эзоп обернулся. Улыбка на его истощенном лице казалась жутковатой.
– Не-ет, – сказал протяжно. – Самые страшные люди – ебанутые.
Ох ты ж гребаный Марс! Кто бы сомневался. Одного взгляда на Эзопа хватало, чтобы покрыться испариной – он был, как заряженная винтовка.
– Это уж точно, – пробормотала Бритва. Язык еле шевелился: то ли спросонья, то ли от жажды. Воду не приносили со вчерашнего вечера. – Ебанутые, как ты.
– Вот именно! – Впалые глаза Эзопа живо заблестели. – А знаешь почему? Потому что я способен на все. Для меня нет преград. Я – как жук. Незначительный маленький жук, которого не замечают орлы легиона. И очень зря, потому что мне совершенно нечего терять. Маленький жук ничего не боится.
– Тогда почему «Псы»? Что ж не назвались «Жуками»?
Эзоп расхохотался.
– Ну что ты. Кто захочет стать «жуком»? Номерам нужно гордое название, что-то опасное, питающее их эго.
Он хитро улыбнулся, но тут же посерьезнел. Его настроение менялось быстро, как лица у входа в космопорт.
– Хотя ты это знаешь… – пробормотал он. – Ты-то обо мне все знаешь.
Бритва увела взгляд, надеясь, что Эзоп последует ее примеру и отвернется. Но тот продолжал сверлить её взглядом, будто чего-то ждал.
Иногда Бритва думала – где повернула не так? В какой момент жизни сделала ошибку, благодаря которой оказалась здесь? Конечно, не соверши она этих ошибок, то не работала бы в легионе. Пропустила бы кучу интересного. Но будь у нее второй шанс, она бы не спала с Эзопом. Вот это точно. Чокнутых лучше обходить десятой дорогой, ведь однажды появившись в твоей жизни, они могут не захотеть из нее убраться.
Эзоп тем временем поднялся на ноги. Бритва подобралась, готовая сбить козла с ног, если тот вдруг кинется, но он повернулся спиной и задрал голову к блошке камеры под потолком.
– Эй! Где еда? Сколько можно ждать? – крикнул в объектив и развел руками. Бритва помалкивала. Она знала – крики лишь делают хуже. Если заключенный матерится, значит, ему что-то нужно. Если ему что-то нужно – это можно использовать в своих целях. Например, надавить посильнее, перестать кормить и поить вообще, авось расколется. Обычная практика при работе с номерами.
Зря Эзоп думал, что он особенный. Особенных в предкрио не держали.
– Эй! Вашу же мать! – он крикнул громче.
У выхода что-то лязгнуло. Похоже, открывался шлюз. Бритва не поверила своим ушам: неужели кто-то из охраны оказался настолько туп, что пришел гавкаться с заключенным? Или же им действительно несут еду. От этой мысли жрать захотелось еще сильнее.