Она вернет их на «альфу», о да.
Устроившись за штурвалом и велев кораблю взлетать, Малая разодрала рукав маскировочного костюма. Короста покрыла ее руку до плеча, мизинец сросся с безымянным пальцем.
Земля уменьшалась, обломки жилых колонн и белые особняки превратились в ровные квадраты, затем в точки, а после и вовсе слились с серым массивом курий, обведенных куполом вдали. За куполом – рыжая зона отчуждения, узкая, как пролив между куполами.
Вскоре купола стали цепью горошин, мелких на фоне зараженной выжженной земли. Южнее курий багровел циклопий глаз Ливийского разлома. Вокруг сеткой расходились высохшие русла рек и берега заливов.
Интересно, что сделает Шаи, когда она так далеко? Малая представила, что будет, если он все-таки может до нее дотянуться.
Он прямо за спиной. Шуршит его одежда, поет натянутая струной «нить».
Плевать.
Земля стоит дороже ее жизни и жизни всех имманес вместе взятых. Этих… монстров. Она и сама монстр. Превратится в такого после смерти, будет ползать по стенам и жрать человечину. Охотиться. Жадно ловить обрывки старых воспоминаний и прокручивать их снова и снова в попытке снова почувствовать хоть что-то.
От одного воспоминания об этом Малую едва не вывернуло.
Пора все исправить, верно?
Она оторвала взгляд от прозрачного пола кабины и посмотрела наверх. «Альфа» приветственно мигнул гребнем внешней связи. Распустил его, как гигантская рыба – плавник. Манипуляторы разошлись в стороны, открыв самое уязвимое место объединенного корабля – его брюхо.
Готовность к стыковке номер один.
Все-таки от судьбы не убежишь. Кажется, так говорил Энцо. Сколько ни старайся, предназначения не изменить.
Ей боги уготовили смерть на орбите. И теперь, в третий раз она не будет сопротивляться.
Малая закусила губу до крови, разогналась до предела и направила корабль мимо шлюзов к хвосту. Туда, где за обшивкой скрывался выход энергоблока.
Она зажмурилась. Ускорение размазало по креслу.
Энцо, она постаралась передать вниз, в курию. Найти тот самый имплантат.
Энцоэнцоэнцо.
Плоский хвост «альфы» совсем близко.
Они прилетят снова. Они прилетят сно…
На стенах ангара сидели пришельцы. Распластались, скаля белые зубы. С туго колотящимся сердцем, Луций наставил на них распылитель, но те не двигались. Не среагировали даже когда он потащил погрузчик к шаттлу.
Ну и хрен с ними.
Один код – раскрылся шлюз. Шаттл на ходу, хорошо.
Второй код – корабль мигнул огнями. Луций рванул на себя ручку погрузчика. Тот едва тащился, скреб краем платформы по бетону, затем по трапу шаттла. Уже в кабине Луций отключил погрузчик, и тот обрушился на пол, едва не сбросив с себя капсулу.
Задраить шлюзы.
Зафиксировать ремнями капсулу.
Зафиксировать ремнями себя.
Проверить герметичность кабины.
Открыть ангар.
Индикаторы панелей мигнули зеленым. Сигнал появился, но слабый.
«…нцо…нцо…нцо», – прошуршало за белым шумом.
– Один-четыре! – крикнул он по громкой связи. – Вызываю один-четыре, прием!
В ответ только попискивание и шуршание. Луций попытался вызвать диспетчеров взлетной площадки Орбитальной, но так же без результата.
«…нцо…цо…», – цокали приборы.
А, в Тартар все. Больше никто взлетать не собирался.
Что-то грохнуло, высоко и глухо. Раскат походил на гром, вроде взрыва где-то на орбите. Луций даже не посмотрел туда. Некогда. Времени не осталось.
Он ввел межзвездный код космодрома Первой курии, выбрал траекторию без выхода на орбиту. Вывел шаттл на полосу, разогнался и взлетел. Убрал шасси. Ветер был сильный, пришлось скомпенсировать боковой снос и увеличить угол.
Шаттл зашел на круг над взлетной площадкой Орбитальной. Теперь с высоты стали видны пришельцы – десятки, сотни на изломанных улицах курии. Они не шевелились. Часть из них падала под выстрелами легионеров с восточной стороны Орбитальной. Кто-то из солдат махнул на угнанный шаттл Луция, что-то проорал.
Луций показал ему средний палец в ответ.
Белый шум стих, и через помехи пробились ясные позывные. Что-то кричали по общей связи, наверное, что-то срочное, но Луций их не понимал.
Он поднимался выше.
Еще выше, в раскаленные небеса.
Триумф
Имманес походил на андроида. Сидел на приваренном к полу стуле, по-детски поджав ноги, и без особого любопытства рассматривал белые стены, белый потолок и легионера, нависшего над ним. Никакого страха. Вообще никаких эмоций. Как будто совсем не он переломал руки и ноги четверым легионерам при поимке. Просто мальчик, который сидит и думает о своем.
Луций тоже думал о своем.
Об удобной мебели в кабинете отца в бункере 1–1. О белоснежных складках отцовской тоги. Ни следа грязи или, например, рвоты, в которых лежали тела патрициев Четвертой. О стыде, когда он произнес это ненавистное «прошу», а отец скривился так, будто учуял вонь. О молчании, прерываемом далеким хохотом и музыкой. Первый бункер праздновал победу, политую чужой кровью. Молодцы, отсиделись.
«Твоя месячная зарплата – это стоимость одного моего завтрака, – так сказал он, когда Луций предложил все свои деньги. – Не позорься».
Луций сказал, что бросит работу. Что сделает все. Будет ряженой марионеткой, послушным сыном, о котором отец так мечтал. Красивой собачкой для выгула на приемах.
Что угодно ради спасения одной марсианки.
Странно, что в итоге отец не воспользовался этим шансом. Больше их у него не будет.
– «Они прилетят снова», – крик из комнаты для допросов привел Луция в чувство. – Что это? Вы собираетесь атаковать снова? Какие системы?
Имманес смотрел на Энцо, как Луций когда-то – на картину одного известного художника. Картина была полное говно.
– Посылать Беа на Землю было ошибкой, – наконец изрек он. – Беа нестабильна, она не в себе…
– Да что ты говоришь, – проворчал Луций.
– … Слишком вовлечена эмоционально в происходящее. Слишком много эмпатии.
Много эмпатии? У I-45? Да уж. Имманес и люди и правда были очень разными.
Энцо прошагал по комнате. У зеркального стекла между допросной и комнатой наблюдения развел руками. Мол, что мне с ним делать?
Идиот.
Луций вдавил кнопку некса на ушной раковине.
– Поменьше эмпатии, Двести Шесть, – сказал. – Повтори вопрос.
Энцо нехотя кивнул и вернулся к имманес, сцепил руки за спиной.
– Что значили ее слова перед смертью?
Имманес вскинул тонкие брови и рассмеялся. Этот смех прозвучал совсем некстати.
– Перед какой смертью? Она не умерла, – сказал он, и Энцо вздрогнул, как от удара. Он склонился к носу имманес, занес кулак. Со свеженабитого орла на запястье капала кровь – похоже, успел где-то содрать болячку.
– Не морочь мне голову, тощий ублюдок! – проревел он. – Она взорвалась вместе с половиной ваших кораблей.
– Нет. Нет, – продолжал качать головой имманес.
– Осторожнее… – пробормотал Луций, и стоящий рядом Юлий Ветурий указал двум легионерам на дверь в допросную. Те заняли позицию, готовые в любой момент ворваться. Еще не хватало потерять единственного оставшегося в живых имманес. Его предстояло доставить в системы Ядра, императорские лаборатории жаждали разобрать его на кусочки.
– Где она тогда?! – заорал Энцо. – Где?!
Имманес поднял обманчиво худую руку – о, Луций знал, как легко этими руками они ломали людям кости, – и коснулся впалой груди.
– Здесь. И здесь, – он коснулся лба. – Тысячи перерождений мы остаемся вместе, и останемся сейчас. Ты никогда этого не поймешь. Мозг биоматериала слишком слабо развит, чтобы осознать процессы, происходящие между имманес…
На этом имманес получил в зубы от биоматериала по имени Энцо. Энцо в свою очередь получил нейтрализатором от влетевших в допросную легионеров, а Луций, глянув на все это, сплюнул и вышел в коридор.
Некс кольнул ухо трелью сигналов. Внешняя линия. Луций тронул мочку и оперся на стену.
– Центурион Луций Цецилий.
«Трибун Марк Валерий Аппий. Мне сообщили, что вы допустили марсианина к расследованию сверхсекретного дела».
Пару мгновений Луций прикидывал, какого именно марсианина и какое дело трибун имеет в виду.
– Так точно, – ответил на всякий случай.
«Немедленно отзовите Два-Ноль-Шесть».
– Не имею права. Согласно указу от седьмого июля этого года за самоотверженную помощь в освобождении Солнечной системы марсиане получают равные права с легионерами, являющимися гражданами Римской Империи, включая доступ к секретным делам с разрешения центуриона. Я свое разрешение дал.
«Но вы же понимаете, что это ненадолго?»
– Я понимаю, что это – императорский указ, трибун. Прямиком из Ядра, – ответил Луций и оборвал связь. Где он был, тот Марк Валерий, когда легионеров Четвертого расстреливали и сжигали? В каком бункере отсиживался? А он по-любому отсиживался, по одному его тону было понятно.
Немного подумав, Луций сунулся обратно в допросную и поманил Юлия. Тот вышел, без малейшей эмоции на смуглом лице. Вылитый пленный имманес, только ростом выше и кожа темнее, невольно отметил Луций. Вокруг могли падать шаттлы, стрелять легионы, жрать инферио, а Юлий Ветурий оставался спокоен, как бревно.
– Центурион? – безо всякого выражения осведомился Юлий Ветурий.
Луций до сих пор не привык к такому обращению. Каждый раз хотел поправить. К тому же, как он подозревал, Юлий был не совсем подчиненным. Поэтому принятое им решение казалось особенно правильным.
– Остаешься за главного, – ответил он. – Я в отпуск на месяц. Командованию сообщу сам.
За время службы у него накопился, наверное, целый отпускной год. Как-то руки не доходили, да и делать в эти самые отпуска было совершенно нечего.
Теперь же все изменилось.
Юлий Ветурий смотрел на него серьезно, между бровей пролегла складка. Серьезный, как заключенный перед крио.