и меня, простую горничную, за настоящую леди.
Наконец я с облегчением повернула за угол и очутилась на Рэйлуэй-стрит, оставив позади тяжелый дух угля и бедности. Нет, я привыкла к трудностям — бывало, мы с мамой еле-еле сводили концы с концами — но тут вдруг поняла, что жизнь в Ривертоне изменила меня.
Сама того не заметив, я привыкла к его удобству, теплу, зажиточности и стала ожидать того же от других домов. Переходя улицу следом за повозкой молочника и чувствуя, как щеки пощипывает холод, я твердо решила, что никогда не потеряю заработанных благ. Не лишусь своего места, как это сделала мама.
Перед поворотом на Хай-стрит я нырнула под навес, образующий полутемную нишу перед блестящей черной дверью с медной табличкой. Дыхание вырывалось изо рта белым морозным паром, я вытащила из-под пальто свою драгоценную ношу и стянула перчатки.
В доме торговца я едва глянула на книгу, только чтобы убедиться, что он ничего не перепутал. Теперь я наконец-то изучила обложку, провела пальцами по кожаному переплету, пробежала глазами по затейливым буквам, выдавленным на корешке: «Долина страха». Я прошептала название вслух, поднесла книгу к носу и вдохнула запах типографской краски. Запах предвкушения.
Потом снова упрятала свое запретное сокровище под пальто и прижала к груди. Моя первая новая книга. Моя первая новая вещь. Теперь бы только пронести ее в комнату, не возбудив подозрений мистера Гамильтона и Нэнси. Я снова натянула перчатки, поглядела на блестящую ото льда улицу, и только шагнула наружу, как налетела на молодую леди, которая как раз нырнула под навес.
— Ой! — сказала девушка. — Я нечаянно. Прошу прощения!
Я взглянула на нее и покраснела. Передо мной стояла Ханна.
— Постой… — удивилась она. — Я же тебя знаю. Ты работаешь у дедушки.
— Да, мисс. Меня зовут Грейс, мисс.
— Грейс.
Мое имя мягко слетело с ее губ.
Я кивнула.
— Да, мисс.
Сердце под пальто виновато колотилось о книгу. Ханна ослабила ярко-голубой шарф, в темноте забелела ее нежная шея.
— Это ведь ты однажды спасла нас от казни сентиментальными стихами.
— Да, мисс.
Она глянула на улицу, где ледяной ветер играл струями дождя со снегом, и невольно поежилась.
— Ну и утречко.
— Да, мисс.
— Я бы носу из дома не высунула в такую погоду, — продолжала Ханна, глядя на меня, — если бы не назначенный давным-давно урок музыки.
— Я бы тоже, мисс, — отвечала я, — если бы не поручение миссис Таунсенд. Сладости. Для новогоднего обеда.
Ханна поглядела на мои пустые руки, потом на дверь за спиной.
— Неподходящее место для покупки сладостей.
Я посмотрела туда же. Табличка гласила: «Мисс Дав. Курсы секретарей». Надо было срочно что-то сочинить — что угодно, лишь бы оправдать свое пребывание у этой двери. Что угодно, кроме правды. Я не могу рассказать про книгу. Мистер Гамильтон строго-настрого запрещает постороннее чтение. Что же придумать? Если Ханна расскажет леди Вайолет, что я без разрешения хожу на курсы, я рискую потерять работу.
Прежде чем я успела хоть что-нибудь изобрести, Ханна кашлянула и завертела в руках сверток в коричневой бумаге.
— Что ж… — сказала она, слова повисли между нами в воздухе.
Я сжалась, готовясь принять обвинения.
Ханна переступила с ноги на ногу, вздернула подбородок, посмотрела мне прямо в глаза и, помолчав секунду, решительно заявила:
— Что ж, Грейс. Похоже, у нас обеих есть секреты.
Ее слова ошеломили меня, я даже не нашлась, что ответить. Перепуганная встречей, я никак не могла сообразить, что Ханна находится в том же положении. Я сглотнула, прижимая к себе недозволенный объемный груз.
— Мисс…
Ханна кивнула и порывисто схватила меня за руку, смутив еще больше.
— Поздравляю тебя, Грейс.
— Поздравляете, мисс?
— Да, — жарко сказала она. — Я знаю, что ты прячешь под пальто.
— Мисс…
— Знаю, потому что у меня в руках то же самое. — Пытаясь подавить восторженную улыбку, она взмахнула свертком. — Это вовсе не ноты, Грейс.
— Да что вы, мисс!
— И я пришла не на урок музыки. — Она широко раскрыла глаза. — Брать уроки для собственного удовольствия. И это в такое время! Можешь себе представить?
Совершенно сбитая с толку, я помотала головой. Ханна заговорщически наклонилась ко мне.
— Что тебе больше нравится? Машинопись или стенография?
— Не знаю, мисс.
Она кивнула.
— Ты права, тут глупо говорить о предпочтениях. И то и другое очень важно. — Она помолчала, улыбаясь. — И все-таки у меня душа лежит к стенографии. Есть в ней что-то волнующее. Как будто…
— Как будто тайный шифр? — подсказала я, вспомнив китайскую шкатулку.
— Да, — засияла Ханна. — Именно. Тайный шифр. Загадка.
— Да, мисс.
Ханна выпрямилась и кивнула на дверь.
— Мне надо идти. Мисс Дав уже ждет, не стоит опаздывать. Сама знаешь, как она злится, если придешь не вовремя.
Я сделала реверанс и ступила из-под навеса на улицу.
— Грейс!
Я обернулась, моргая от уличного света.
— Да, мисс?
Ханна поднесла к губам палец.
— У нас теперь общий секрет.
Я кивнула, и мы обменялись понимающими взглядами. Потом полностью успокоенная Ханна улыбнулась и исчезла за черной дверью секретарских курсов мисс Дав.
Тридцать первого декабря, в последние минуты уходящего года, все слуги собрались в кухне вокруг стола — встретить Новый год. Лорд Эшбери позволил нам открыть бутылку шампанского и две бутылки пива, а миссис Таунсенд извлекла из истощенного войной буфета что-то вроде угощения. Все зашикали друг на друга, когда стрелки подошли к двенадцати, и радостно закричали, когда забили часы. Под руководством мистера Гамильтона мы дружно исполнили гимн «Доброе старое время», а потом разговор, понятное дело, зашел о планах на год. Не успела Кэти торжественно пообещать нам не таскать пироги из кладовки, как всех огорошил Альфред.
— Меня взяли в армию, — объявил он. — Я ухожу на фронт.
Я затаила дыхание, остальные тоже примолкли, ожидая реакции мистера Гамильтона.
— Что ж, — с натянутой улыбкой ответил наконец тот, — это похвальное стремление, Альфред, и я поговорю о твоих планах с хозяином, но, должен сказать, не верю, что он согласится тебя отпустить.
Альфред переглотнул.
— Спасибо, мистер Гамильтон. Вам не стоит стараться. — Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. — Я уже говорил с хозяином. Когда он приезжал из Лондона. Он сказал, что я совершенно прав, и пожелал мне удачи.
Мистер Гамильтон пытался переварить услышанное. В его глазах ясно читалось все, что он думал о предательстве Альфреда.
— Ну конечно… совершенно прав.
— Я ухожу в марте, — осторожно продолжал Альфред. — Сперва еду в лагерь для новобранцев.
— А потом — наконец обретя голос, спросила миссис Таунсенд.
— Потом… — Альфред не смог сдержать торжествующей ухмылки. — Потом, скорее всего, во Францию.
— В таком случае, — пытаясь взять себя в руки, процедил мистер Гамильтон, — я предлагаю тост. — Он встал и высоко поднял бокал, мы сделали то же самое. — За Альфреда. Чтобы он вернулся к нам таким же здоровым и веселым, как сейчас.
— Точно-точно, — поддержала миссис Таунсенд, не в силах скрыть распиравшей ее гордости. — И чем скорее, тем лучше.
— Нет уж, миссис Ти, — усмехнулся Альфред. — Я хочу испытать себя в бою и стать настоящим мужчиной.
— Ты уж береги себя, мой мальчик, — сказала миссис Таунсенд, ее повлажневшие глаза заблестели.
Пока все заново наполняли бокалы, Альфред повернулся ко мне:
— Иду защищать страну, Грейс. Выполняю свой долг.
Я кивнула, не зная, как объяснить ему, что никогда не считала его трусом.
— Напишешь мне, Грейси? Обещай!
— Конечно, — снова кивнула я.
Альфред улыбнулся, и я почувствовала, как теплеют мои щеки.
— Раз уж мы празднуем, — Нэнси постучала по своему бокалу, требуя тишины, — так уж и я объявлю свои новости.
— Неужели замуж выходишь? — проблеяла Кэти.
— Нет, конечно, — окрысилась Нэнси.
— Тогда что? — спросила миссис Таунсенд. — Только не говори, что ты тоже нас бросаешь! Я этого не переживу.
— Не то, чтобы совсем бросаю, — сказала Нэнси. — Просто устроилась работать кондуктором на нашей железнодорожной станции. Мне все хотелось хоть что-то делать для победы, и вдруг я увидела объявление в газете, той, что вы читали на прошлой неделе, мистер Гамильтон. — Она повернулась к нему. — Я уже поговорила с хозяйкой, и она отпустила меня при условии, что моя здешняя работа не пострадает. Сказала: когда слуги стремятся выполнить свой долг, это лишь делает дому честь.
— Разумеется, — вздохнул мистер Гамильтон. — Если только они при этом успевают выполнять свой долг внутри дома. — Он снял очки и растерянно потер кончик длинного носа. Снова надел их и сурово уставился на меня: — За кого я волнуюсь, так это за тебя, детка. С уходом Альфреда и занятостью Нэнси, на твои юные плечи ложится слишком большая ответственность. Я не смогу найти никого в помощь. Такое уж время. Тебе придется взять на себя большую часть работы наверху, пока жизнь не вернется в нормальное русло. Понимаешь?
— Да, мистер Гамильтон, — медленно кивнула я.
Наконец-то мне стало ясно, зачем Нэнси так гоняла меня последнее время. Чтобы я могла занять ее место, и ей легче было бы отпроситься на вторую работу. Мистер Гамильтон покачал головой и потер виски.
— Тебе придется прислуживать за столом, в гостиной, и во время чая. Помогать барышням, мисс Ханне и мисс Эммелин, одеваться, пока они здесь…
Он продолжал перечислять мои возросшие обязанности, но я уже не слушала. Я буду прислуживать сестрам Хартфорд! С тех пор, как я внезапно столкнулась с Ханной в деревне, интерес к девочкам, особенно к старшей, вспыхнул с новой силой. Мое воображение, вскормленное дешевыми книжками с душераздирающими сюжетами, сделало ее настоящей героиней: красивой, умной, смелой.