— Немного ты, пожалуй, преувеличиваешь, сосед, — сказал Якуб с сомнением. — Есть такая у тебя привычка.
— Да нет же, провалиться мне на этом самом месте, все правда. Так ведь, Хаерниса?
— Да уж что и говорить, — покачала головой Хаерниса. — Еще бы немного и опоздали…
Тимер Янсаров рассчитывал пробыть в городе всего неделю, но прожил десять дней. Мария Николаевна, Нинина мать, ухаживала за ним, как за своим ребенком. И за эти дни они так привыкли друг к другу, что Тимеру не хотелось с ней расставаться. И он находил разные предлоги, чтобы остаться еще ненадолго, несмотря на то, что ему давно пора было уже быть дома. Правда, в городе он дни впустую не проводил. Обошел магазины, отправил в колхоз радиоприемник, книги для библиотеки, которая должна была у них организоваться, большой сепаратор на ферму, запасные части к молотилке. Хотя эти дела немного и оправдывали его задержку, но главная причина ее была не в этом. Он никак не мог расстаться с Ниной. И чем больше он ее узнавал, тем больше привязывался. Нина была не только хорошим, надежным товарищем, красивой и работящей девушкой, но и отличной хозяйкой, поддерживающей в доме идеальный порядок.
В мечтах он перенесся в свою будущую жизнь с Ниной. Как он будет счастлив! Полный дом детей, и смех, и плач, суета, возня.
Тимер, старающийся быть в колхозе деловитым и даже суровым, здесь, у Нины, будто опьянел от своей мечты и радовался, как ребенок.
Еще вчера он дал себе твердое слово уехать: «Здесь хорошо, весело, я счастлив, но дела есть дела, надо ехать». И остался еще на день. Он знал, что кроме личной жизни у него есть жизнь общественная, на его руках колхоз, и жизнь многих людей связана с его жизнью. Нельзя быть таким беспечным. После нового года, когда закончится подготовка к севу, можно будет опять взять отпуск и приехать.
Но после утреннего чая, когда Нина ушла на работу, он так затосковал, что не знал куда и девать себя. Предстоящий день, который ему надо скоротать, показался вдруг без Нины бесконечно длинным.
Он несколько раз подходил к зеркалу, причесывался, поправлял галстук, но разве такими пустяками убьешь время? Потом надел старую телогрейку Нины и принес три большие охапки дров.
Мария Николаевна сразу поняла его состояние: парень тоскует. Ей как-то хотелось утешить, подбодрить его, но она ждала, когда Тимер сам заговорит. А тот молчал.
Когда дрова были сложены за печкой, он взялся за книгу. Художественных произведений у Нины было мало, все больше технические справочники по железнодорожному транспорту. Все-таки он отыскал избранную лирику Гете и открыл наугад страницу.
Вы мне жалки, звезды-горемыки!
Так прекрасны, так светло горите,
Мореходцу светите охотно,
Без возмездья от врагов и смертных!
Вы не знаете любви и век не знали!
Неудержно вас уводит время
Сквозь ночную беспредельность неба.
О, какой вы путь уже свершили.
С той поры, как я в объятьях милой,
Вас и полночь сладко забываю!
«А разве я был в ее объятиях? — подумал Тимер. — А зачем это надо? Если любимый человек рядом, разве этого недостаточно? Разве это уже не счастье?»
Он закрыл книгу и стал смотреть на улицу, хорошо понимая, что никакие замысловатые рассуждения не улучшат его настроения и не разгонят тоску.
На улице куда-то торопились редкие прохожие. Да, у каждого своя работа, свои дела. Вон куда-то бежит мальчик, на ходу надевая пальто, шарф выбился из-под воротника, конец его подметает землю, но мальчик ничего не замечает. Видимо, опаздывает в школу.
Вот въехали на улицу три обоза, сани скрипят, ясно, что везут нелегкий груз и, наверно, едут издалека, лошади все в белом инее, будто их окунули в муку, из ноздрей бьют в дорогу длинные струи пара, еле бредут. Люди на санях завернулись в тулупы, подставив ветру спины. Лиц их не видно, из-за того, что бороды и усы покрыты коркой льда.
Если бы он выехал сегодня домой, то был бы очень похож на этих людей.
— Сынок, — сказала Мария Николаевна, положив свои сухие морщинистые руки на его плечи, — что-то ты часто стал поглядывать на дорогу. Или соскучился по своему колхозу?
От неожиданного вопроса Тимер вздрогнул.
— Да нет, не соскучился, — протянул он.
— Нет? Ну если это так, то плохо, — сказала Мария Николаевна с мягким укором. — А я вот, несмотря на то, что уже прошло где-то около пятидесяти лет, как уехала, а все скучаю по родной деревне. Правда, сейчас там уже нет ничего, что бы связывало меня с ней, ни родни, ни знакомых. Но все воображаю себе ее избы, из которых вьется дымок, плетни, залепленные снегом. Так вот и потянет меня туда, так и потянет, сил никаких нету. Люблю деревню.
— Я тоже люблю, Мария Николаевна, да вот, как приехал к вам, сразу почему-то все забыл.
— Если тебе у нас нравится, оставайся, живи. Ты нам не в тягость. Но ведь ты сейчас председатель колхоза. Хозяин. С тобой связаны люди.
— Все это правильно. Пожалуй, надо ехать. Еду сейчас же. Спасибо вам за внимание ко мне, за вашу доброту. Только вот Нина…
— Нина твой друг. Хотя сейчас, мне кажется, вас связывает нечто большее, чем дружба.
— Я вас не совсем понимаю, Мария Николаевна, — смутился Тимер.
— А что тут понимать? — улыбнулась Мария Николаевна. — Любите вы друг друга.
— Мария Николаевна, — пробормотал Тимер и покраснел, уставился в пол.
— Нынешней молодежи я завидую, — продолжала Мария Николаевна. — Живет она в счастливое время. А вы давно знаете друг друга и по работе, сдружились. Такая любовь бывает крепкой. Я вас люблю обоих.
Ее слова прояснили Тимеру многое. А ведь он как раз об этом и хотел поговорить, да все не знал, с чего начать.
— Да-а, — протянул счастливый Тимер.
— А ты быстро уловил, что тебе надо!
Мария Николаевна рассмеялась и растрепала его волосы, посадила рядом с собой. — Скажи-ка, Тимер, деревня у вас красивая?
— Очень красивая.
— Ты не против, если мы на будущее лето нагрянем с Ниной к тебе в отпуск?
— Было бы очень здорово!
— Значит, договорились? — улыбнулась Мария Николаевна.
— Договорились, — с радостью сказал Тимер.
— Ну а теперь, мне кажется, тебе надо ехать поскорее домой. Только ты не подумай, что мы гоним тебя.
— Нет, Мария Николаевна, не думаю, — серьезно сказал Тимер. — Спасибо, что напомнили о деревне. Мы, молодежь, народ увлекающийся и часто забываем о делах.
И Тимер тут же стал собираться в дорогу.
— Да ты не торопись, придет Нина, поужинаем. Успеешь еще уехать.
Но Янсаров стал горячо прощаться с Марией Николаевной, приняв на этот раз твердое решение ехать домой.
— А с Ниной я зайду попрощаться, — сказал он и вышел из дома…
…В Кайынлах праздновали благополучное завершение осенних работ. Настроение у всех было приподнятое. Невесть откуда появился самогон. Почти в каждом доме гости, песни и пляски.
Старик Гариф с Якубом Мурзабаевым напрасно пытались поднять людей на работу. Никакого толку из их агитации не выходило. Люди привыкли к мысли, что зимой в деревне делать нечего. Разве что напоить скот, привезти дрова да расчистить сугроб около ворот. Поэтому можно праздновать, хоть всю зиму. Да ведь уж если на то пошло, доказывали они Якубу Мурзабаеву, работа и сейчас не стоит. Скот на ферме и лошади на конюшне накормлены. С полей и лугов возят сено шестеро саней. Что еще надо?
Якуб пытался было говорить о снегозадержании, но после того, как два дня подряд бушевал буран и намело горы сугробов, дело было оставлено.
В эти дни каждый был сам себе хозяин, что хотел, то и делал. Деревня гудела, как базар. Комсомольская работа как будто совсем затихла.
Фахри на другой же день после отъезда Тимера в город сам уехал в Кулсару: мол, надо привезти каменной соли коровам. Из райцентра он вернулся лишь поздно вечером, когда стемнело. В санях у заведующего фермой кроме соли была припрятана большая четверть самогона. Даже чуткий сосед Якуб не заметил, что проворный Фахри до фермы заглянул домой.
Да, настроение у Фахри было отменное. Еще больше он развеселился, когда сел за стол и налил себе полный стакан самогону. Потом, смеясь, сказал:
— Хаерниса, не пригубишь ли?
— Да уж нет. А ты, я вижу, успел хватить?
— Меня не так просто напоить, — рассмеялся Фахри. — На, держи стакан да выпей за мое здоровье. Это самогон.
— Только деньги транжиришь, — проворчала Хаерниса. — Зачем столько было покупать? В доме ни капли керосина нет, а он самогон покупает.
И она поставила стакан на стол.
— Денег тебе жалко. Этого добра у меня сколько хочешь. Керосин что? Ерунда. Огня в моем сердце хватит, чтобы всю деревню осветить, — пошутил он. — Что деньги? Сегодня их нет, завтра есть. Пей!
Хаерниса, не привыкшая перечить мужу, выпила стакан самогонки, не подумав, каково ей потом будет от этого.
— Молодец, — обрадовался Фахри. — Вот жена так жена. И глазом не моргнула. Пусть жена батыра будет батыром! А за то, что купил самогонку, ты не сердись на меня. Хорошему добру в доме всегда место найдется. Пригласи-ка ты завтра Хариса с женой. Хороший он человек, Харис, понятливый. Все себе на ус мотает да помалкивает. А жена его Магуза ради него на все готова.
— Ну что ж, можно и пригласить, — согласилась Хаерниса.
— Обязательно позови. Когда вся деревня гуляет, мы-то чем хуже других?
— Не хуже, конечно.
— Супа навари, не жалей. Чтобы все наелись до отвала. Для друзей ничего не жалко, не обеднеем. А Харис хороший человек, таких ценить надо.
— Пригласить-то мы пригласим, но чем же мы гостей угощать будем? Мяса-то нет.
— Все будет!
Хаерниса немного удивилась беззаботности мужа. Сейчас не прежние времена. Где достанешь мясо? Но о своих сомнениях она ничего не сказала мужу. А Фахри знал, что говорил. В его руках целая животноводческая ферма. Тут и сметана тебе, и масло. Если с умом дела делать, то с голоду не умрешь, да еще и гостей угостишь. Лишь бы все тихо да гладко и язык за зубами. Надо быть круглым дураком, чтобы не попользоваться от добра, которое у тебя в руках. А в таких делах его учить не надо, обтяпает все получше самого максютовского муллы. И сегодня вот из того масла, которое возил сдавать, немало прилипло и к его рукам. Купил самогону, попробуй теперь отыщи концы.