Только его немного смущал остроглазый Байназар. Вчера, когда взвешивал масло, тот все крутился рядом, будто собака, чующая добычу. Сколько масла на весах, какое масло — все ему надо знать, до всего дело. Но Фахри тоже голыми руками не возьмешь. Он уже заранее отложил себе то, что хотел взять. Но и после того, как масло было взвешено и выписана накладная, Байназар все не уходил, как будто чего-то ждал. Фахри совсем вышел из себя:
— Ну что ты смотришь на меня, как удав на кролика? Тебя что, сторожем ко мне приставили?
— Ну и что, если не поставили сторожем, — пробормотал Байназар.
— Если не поставили, уматывай отсюда. Смотри получше за своими комсомольцами, только и знают, что чешут по посиделкам. А мне понятой не нужен! — Фахри пригрозил ему толстым пальцем. — Я по своей работе отчитываюсь перед правлением колхоза, так что нечего тут болтаться.
В ответ Байназар не сказал ни слова, покраснел, то ли с досады, то ли от стеснения, и ушел. Но Фахри не поверил кроткому виду Байназара. Он решил быть более осторожным и терпеливым, не погружать до самых плеч руки в колхозное масло. Главное выждать, может, еще и сбудутся те сладостные надежды, о которых говорил Гарей-бай. Надо ждать.
Плотно поев, он сунул в карман бутылку самогонки и сказал:
— Надо сходить на ферму да посмотреть, что там делают эти бездельники.
— А бутылку-то зачем взял? — спросила жена.
— Гостинец!
Хаерниса не успела и рот раскрыть, мол, для кого гостинец, Фахри ушел, громко хлопнув дверью.
На ферме он долго не задержался, по дороге домой забежал к Харису, и они распили бутылку.
Хаерниса сначала было расстроилась, что муж прихватил с собой бутылку, но когда тот рано вернулся, сразу же успокоилась и сказала с улыбкой:
— Что-то ты быстро вернулся. Что там на ферме? Все нормально?
— Все хорошо, я накрутил хвосты этим скотникам, — сказал Фахри и торопливо стал раздеваться, разбрасывая одежду куда попало.
На другой день один стригунок нарвался на кол. Как уж это случилось, было неясно. Видимо, несчастье произошло под утро, и коня, пока он не сдох, быстро прирезали. Тут тебе и мясо, тут тебе и казы из жирного стригунка. Были бы колеса, а телега найдется.
Мясо стригунка быстренько распродали колхозникам по тридцать копеек за фунт. Тут уж Фахри прихватил для себя хороший кусок. Только вот конюх Харис ничего не успел оставить для себя. И то счастье, что не попало ему за стригунка. А мяса стригунка он до отвала наестся и у Фахри, куда вечером был приглашен в гости вместе с женой.
А самогонку стали гнать уже в деревне, но кто это делал, неизвестно, никак не могли напасть на след. Комсомольцы взяли эту задачу на себя. Байназар с ребятами бродил по деревне всю ночь, бросал подозрительные взгляды на бани, сараи, не тянет ли откуда сивухой, но все было бесполезно.
Однажды ночью Байназар с Шакиром проходили мимо правления колхоза, которое размещалось в доме бывшего кулака Гарея, и вдруг заметили свет, и падал он с той стороны дома, где временно содержалась кладовая. Там никто не жил и в это время не мог находиться. Байназар подумал: «Уж не Фахри ли туда пожаловал обделывать какие-нибудь свои темные делишки». Они зашли во двор и попытались заглянуть внутрь дома сквозь щель в ставнях. Но фонарь, видно, чем-то заслонили, ничего не было заметно, лишь доносился какой-то глухой шум. Ребята подбежали к двери, снаружи она была закрыта на большой висячий замок. Байназар сгоряча принялся колотить в дверь, совсем забыв про замок. Свет внутри тотчас же погас, шум прекратился.
— Надо ломать дверь! — сказал Байназар, и в поисках подходящего инструмента для этой цели они с Шакиром бросились в разные стороны.
Но всегда так бывает, что когда нужна срочно подходящая вещь, найти ее невозможно. Пока ребята суетились в темноте, чтобы отыскать если не лом, то хоть какую-нибудь старую лопату, за оградой послышался скрип саней и топот копыт. Кто-то ускакал.
— Эх, упустили, — с горечью сказал Байназар.
— Максютовские муллы, больше некому, — высказал свою мысль Шакир. — Приехали поживиться.
— Слушай, может, догоним их верхом! — воскликнул Байназар.
Но Шакир безнадежно махнул рукой.
— Брось-ка ты эту затею. Они наверняка не без оружия. Подстрелят, как куропаток.
— Какое может быть у них оружие?
— Известно какое, обрезы.
Да, такого оружия у недобрых людей было еще достаточно. У Байназара пропало желание догонять злоумышленников. Надо было осмотреть внимательно дом. Задняя дверь как была заперта снаружи, так и осталась. Значит, у воров должен быть какой-то другой путь. И вскоре они обнаружили его. Воры выставили окно в столовой, которая примыкала к дому, и залезли через него.
Шакир привел Фахри и Якуба. Вошли в комнату и зажгли свет. Все вещи в кладовой были на месте: две бараньи тушки висели на стене, не тронут был и рулон белой бязи, купленной на халаты дояркам. Фахри, увидев, что все на месте, обрадовался.
— Ага, вовремя ребята помешали. Ничего не тронуто. А масло я успел сдать. Как чуял.
— Ты все-таки получше смотри, сосед, может, чего-то и не хватает, — сказал Якуб.
— Да нет же, я тебе говорю, все в порядке.
— Слушай-ка, Якуб-агай, они, кажется, в подполье копались, — сказал Байназар. — Свет как будто оттуда шел.
Осмотрели подполье, но и там ничего подозрительного не обнаружили.
— Эх, ребята, ну и растяпы же вы! — в сердцах сказал Якуб Мурзабаев. — Как увидели свет, надо было сразу же сказать нам. Уж сообща-то мы бы их не упустили.
— Да разве это настоящие воры? — сказал Фахри. — Залезли и ничего не взяли. Это наверняка не из наших. Заезжие.
Этот случай все-таки насторожил Якуба. На другой день в правлении на ночь поставили дежурных. Но воры как сквозь землю провалились. Якуб успокоился, но на душе у Байназара все еще оставалось какое-то неясное подозрение.
А праздник в деревне не прекращался. В трескучую декабрьскую ночь Фахри возвращался из гостей домой, во всю глотку горланя песню:
Кто пьет, тот сладостно хмелеет!
Я в этой жизни много пил!
Никто в могилу не сумеет
Забрать всего, что накопил…
На улице не было ни души. Звезды угасали одна за другой. Значит, было где-то уже под утро. Фахри, оказывается, засиделся в гостях.
Он был у жены Хаммата, которая собрала самых близких друзей. От мужа ее пришло письмо. Прочитали его и поплакали.
Гости погоревали немного, да что тут поделаешь. На столе самогон, суп и всякая вкусная еда. Только жена Хаммата поет да плачет, поет да плачет. Все как могли, старались ее утешить, мол, вернется же твой муж, вон с какой надеждой пишет. Но как понять чужое горе?
С этого невеселого застолья и возвращался Фахри. Не доходя до дому, он повернул в сторону фермы. Хоть и пьяный, но памяти не потерял, пошел прямо в телятник. Телята были беспокойны непрерывно кашляли.
— Ага, кашляете, ну-ну, — захохотал Фахри. — Кашляйте давайте, чтоб вас чума… Стало быть, комсомолец Байназар худо присматривает за вами. Допустил такое, чтобы простудились ваши легкие. Мы еще припомним это молокососу, припомним, настанет время.
Фахри давно уже ненавидел старшего скотника фермы Байназара Кылысбаева. Потому что тот, как стал секретарем комсомола, не давал ему покоя. То на собрании выступит с критикой, то в стенную газету напишет. Например, в праздничной газете многих расхвалил, а Фахри изобразил с большой ложкой в руке, а в другой круг масла. Внизу написал такие частушки:
Как коровы похудели!
Как удои тают!
То ли кто их выливает,
То ли кто съедает…
Люди читали газету, хохотали от души и указывали пальцем на заведующего фермой. Даже старик Гариф вдруг стал шутить:
— Вы говорите, куда девается сметана и масло. Посмотри на Фахри, какой он упитанный. Наверное, Фахри лопает сметану.
Когда Фахри вышел из ворот фермы, он не смог удержаться и показал кулак в сторону Байназарова дома, пробормотав сердито:
— Мы еще посмотрим, братишка Байназар. Таких, как ты, я немало на свете повидал. Не видал еще горя, не отведывал моего кулака.
Байназар неплохо присматривал за скотом, но злость доводит человека до крайней грани, и Фахри давно ждал подходящего момента, чтобы напакостить Байназару. Вот сейчас, кажется, как раз подходящее время, другого не будет. И он добьется своей цели.
Когда Фахри вернулся домой и лежал уже в теплых объятиях своей жены, Байназар пришел на ферму. Парня сильно беспокоила болезнь телят. Второй день они кашляли и плохо ели. Может, надо было бы побольше давать молока, чтобы как-то подкрепить их? Попытался говорить об этом с заведующим фермой, но тот сказал: «Может, немного застудились, много ли надо молодняку?» А телята становились все хуже и хуже. Тимера не было, не успели еще вернуться с районного совещания Якуб Мурзабаев и старик Гариф. Посоветоваться не с кем. Если бы те были дома, то приняли бы какие-нибудь меры, люди опытные. Если падут пятнадцать телят в одно время, беды не оберешься.
Расстроенный этими мыслями, Байназар открыл двери телятника. Там было темно и тихо, ни единого шороха. Байназар немного успокоился: «Видно, спят. Дело идет на поправку». Но когда зажег фонарь, остолбенел; семь телят лежали мертвые. Он кидался от одного теленка к другому, тряс их, но те уже на его глазах начинали коченеть. Больше от жалости к бедным животным, чем от испуга, он заревел, как ребенок, схватившись за голову. Сколько так простоял Байназар, трудно сказать. Очнулся он от крепкого удара в челюсть. Перед ним стоял почерневший от злости Фахри.
— Вредитель! — завопил он, стуча ногами. — Погубил телят!
— Кто, я?!
— Стой лучше, сволочь, да помалкивай! Комсомолец, а губишь скот. А если отвечать придется, все на меня свалишь? Сам сухим из воды хочешь выйти? Не выйдет!
— Я же тебе говорил, что телята болеют! — возмутился Байназар. — Какие ты принял меры? Никаких. Вот и отвечай.