— Я должен отвечать?!
— Ты, а кто же еще? Ты ведь заведующий фермой.
— Нет, ты скажи сначала, зачем погубил телят?! — завопил Фахри и, сжав кулаки, шагнул к Байназару. Но парень не растерялся и отшвырнул Фахри в сторону. Он, хоть и не был борцом, но драться, постоять за себя умел.
— Ах, ты так! — До сих пор Фахри никому не уступал в борьбе, и его обидело, что какой-то мальчик, вроде Байназара, отшвырнул его, как щепку. — Ты еще сопротивляешься, щенок!
Глаза у Фахри налились кровью, он потерял все человеческие чувства и бросился, как дикий зверь, на Байназара. Тот с ловкостью тушканчика увильнул в сторону, хотел схватить сзади борца и бросить его на землю, а потом сесть на него верхом. Однако Фахри, хоть и обезумел, но был опытный борец. Он круто повернулся и всей своей тяжестью упал на парня, пытаясь схватить того за шею своими железными пальцами. Байназар подумал, что если сейчас он не освободится, то этот безумный, озверевший человек может его задушить. Он собрал все свои силы, освободился и выскочил на улицу.
— Ага! Убегаешь! Нет, ты от меня не уйдешь, сопляк! — орал Фахри во все горло, вытирая рукой идущую из носа кровь. Он схватил какую-то дубину и погнался за Байназаром. — Все равно убью! Убью сукина сына!
Шум на ферме услышали в деревне, люди стали выскакивать из своих домов. Но раньше всех услыхали этот крик женщины. И кто бросил доить корову, кто ведра с коромыслом — все побежали на ферму.
В это время Фахри и Байназар катались во дворе фермы, все в крови, крепко вцепившись друг в друга, будто хомяки. Женщины прибежали первые, но ничего не смогли сделать, и только когда прибежали мужчины, удалось разнять дерущихся.
— Ах ты, сволочь! — сказал Фахри, швырнув на землю дубину. — Ведь семерых теляттпогубил, негодяй! Как сказал ему об этом, драться полез, молокосос.
Когда женщины услышали о телятах, их перестала интересовать драка. Стоявшие позади, хоть и не все поняли, но присоединились к общему вою:
— Погубили! Убили!
— Кого убили?
— Кто убил?
— Где?
— Да вон в телятнике валяются.
И люди хлынули к воротам фермы. Кто-то ткнул Байназара кулаком, и этот удар отрезвил его. Он знал, до чего может дойти обезумевший народ, и поэтому схватил вилы. В двадцать первом году вот так же обвинили безвинного солдата Хисама в краже коней и избили до смерти.
Байназар был тогда еще совсем ребенком и мало что понял. Сначала, как и здесь, шумели, гудели. Одни, которые были одеты получше, говорили, что украл, а те, что победнее, возражали. После долгой перебранки Гарей-бай ударил Хисама, затем пошло избиение…
Между тем толпа вышла из телятника, впереди разъяренные женщины. Шум стоял, как в растревоженном улье:
— Губят скот, сволочи!
— Погубили наших телятушек.
— Да разве это дело!
Так начались в деревне Кайынлы события, давно уж подготовленные кулаком Гареем. Женщины поднялись как одна, не слушая советов более спокойных мужчин:
— Отдайте нам коров!
— Уведем домой!
— Ломайте ворота, чего смотрите!
— Нельзя, бабоньки, нельзя, — сказал Фахри и загородил ворота, широко раскинув руки. — Пусть председатель вернется.
— Слушай, Булат, нельзя этого допускать, — сказал старик Гамир и, схватив Булата Уметбаева за руку, кинулся на помощь к Фахри.
Байназар в это время пытался втолковать женщинам:
— Телята болели. Здесь никто не виноват. Мы ведь колхозники, сознательные люди, нельзя нарушать порядок.
— Не мели, Байназар. Красивые слова оставь для своих комсомольцев, нам они не нужны!
— Забирайте коров, чего там говорить!
Фахри поддержал вдруг Байназара:
— Байназар правильно говорит. Никто тут не виноват, товарищи!
— Бей актив! — прокричал кто-то тонким голосом. Поднялись коромысла и колья. Фахри махнул рукой и отошел от ворот.
— Ага! Попало!
— Испугались? Получайте еще.
Байназара, Гарифа и Булата прогнали со двора фермы. Вслед им посыпались издевательства и смерзшийся лошадиный помет, твердый, как булыжник.
Женщины чувствовали себя победителями, как будто выиграли сражение в большой битве, как будто уже не было ни закона, ни силы, которая смогла бы одолеть их. Они расхватали своих коров и начали расходиться по домам. Не прошло и получаса, как ферма опустела…
— Вот ведь какой оборот приняло дело, кто бы ожидал, — сказал Фахри, когда они с Байназаром шли к правлению. — Беда всегда приходит, когда ее меньше всего ждешь. Правильно ты говоришь, Байназар, нету здесь вины человека. Не бывает такого, чтобы скот не помирал. А мы с тобой сами дураки, зачем было драться? Я, старший, не мог сдержаться, значит, ума у меня нет. Эх, большая ошибка совершена, большая ошибка. Чертова моя горячность, да что уж теперь поделаешь? Хоть локти кусай, хоть волосы на себе рви. Ладно уж, может, простим друг друга, не будем ссориться?
Он обнял Байназара и пожал ему руку.
— Случившегося не вернешь, — сказал Байназар. — Надо уметь прощать друг другу. Мы же колхозники, сознательные люди. Только вот фермы больше нет. Как ответим перед правлением колхоза?
— За это не волнуйся. Не биться же головой об камень из-за каких-то семи телят. Болели да пропали, что тут поделаешь? Мы ведь с тобой не доктора. Ну а ферму восстановят, вот увидишь. Пусть только вернется товарищ Тимер Янсаров, колхозники сами приведут коров, куда им деваться.
— А и то верно, — одобрительно сказал Гамир и похлопал Фахри по спине. Его слова вроде бы немного успокоили Байназара. Действительно, часто бывает, что поздние телята не выдерживают крепкого зимнего мороза и гибнут. Но он не мог понять до конца одну вещь: телят всегда хорошо кормили и содержали в тепле. Отчего же они вдруг простудились? Эти мысли не покидали его и тогда, когда они с Гамиром вышли из правления и направились по домам. Он брел по улице, понурив голову, как побитая собака.
А Фахри, едва остался один, чуть не рассмеялся от радости и стал даже насвистывать что-то веселое.
Совещание колхозников в районе длилось недолго. Было принято решение успешно подготовиться к весеннему севу и добиться в районе всеобщей коллективизации.
Старик Гариф предлагал остаться в районе до вечера, у него тут были какие-то свои дела. Якуб уехал один, подумав, что старик и сам как-нибудь доберется до деревни. Где бы ни был, Якуб всегда рвался домой. Уже вчера вечером было ему невтерпеж, всю ночь не спал. Ему казалось, что в его отсутствие вдруг да что случится в колхозе. Поэтому едва добрался до деревни, не заглядывая домой, сразу побежал в правление колхоза. Навстречу ему выбежал Фахри и с места в карьер заговорил:
— Плохи наши дела, сосед Якуб. И рассказать невозможно.
— Что случилось? — встревожился бригадир. — Говори толково.
— Байназар вредитель. На ферме телята… коровы. Мы ничего не смогли поделать. Погубили…
— Ничего не понимаю. Эй, кто там есть? Распрягите коня! Он слез с саней и торопливо зашагал в правление. — Пошли зайдем, толком расскажешь.
Откуда-то появился Гамир и стал распрягать коня. Когда зашли в правление, Фахри как будто успокоился и рассказал о происшедших событиях. По его словам выходило, что во всем виноват Байназар. Но бригадир не очень-то ему поверил и спокойно сказал:
— Не может такого быть, сосед. Мне кажется, ты немного того, преувеличиваешь.
— Нисколько не преувеличиваю! Вредитель он, вредитель! Погубил телят, ферму разбазарил. Ладно, если дело кончится на этом. Те, что увели с фермы коров, и из колхоза как бы не ушли.
— Не болтай лишнего, — оборвал его Якуб и поднялся с места. — Чем переливать из пустого в порожнее, сняли шкуры б с телят до повесили их высушить. А легкие, печень и почки отправь в район. Там в лаборатории узнают, отчего они пали. Все остальное обсудим на заседании правления, когда вернется Янсаров. Понял?
— Ладно, иду.
— Постой. Дослушай, прежде чем бежать сломя голову. Долго там не возитесь. Скажи тому, кто поедет в город, чтобы прихватил там старика Гарифа.
Он быстро написал отношение и вручил Фахри.
— Ладно, сосед, — сказал тот, — все будет сделано.
Фахри ушел. Его удивило, что Якуб Мурзабаев держал себя совершенно спокойно, как будто ничего и не случилось. В то же время это насторожило Фахри. Якуб, очевидно, хочет все проверить сам.
Едва Фахри ушел, Якуб со злостью сломал и отшвырнул карандаш, который держал:
— Тьфу, бестолковые! Ни на минуту нельзя отлучиться, так и жди беды.
XVI
Тимер Янсаров появился в деревне на другой день. Настроение у него было приподнятое, радостное. Он строил всякие приятные планы. Нина Круглова именно та девушка, о которой он мечтал, и времени пройдет немного, как они станут жить вместе. Одно было ему не совсем ясно, или он привезет ее в деревню, или сам переедет в город. Но где бы они ни жили, будут счастливы. Любовь Тимера во многом изменила и его отношение к людям. Он всем желал от всей души такого же счастья и радости, какое было у него, а для этого надо как-то благоустроить жизнь колхозников. Организовать красный уголок во второй половине Гареева дома. И сейчас есть уже немало книг для этого, выписано около десятка газет и журналов, а когда установят там радиоприемник, красный уголок оживет.
С такими мечтами он и пришел в правление колхоза. Его встретил Якуб, поздоровался, спросил о каких-то пустяках, а потом вынул из ящика стола какую-то бумагу.
— На-ка вот, прочитай. Вон как у нас научились писать заявления.
Конечно, бригадир мог бы и не поднимать неожиданный и неприятный разговор о происшедших событиях, мог бы немного хоть подготовить председателя. Но он хотел испытать его, как тот воспримет дурную весть, что скажет парень, какое примет решение. И пока Янсаров читал заявление, он не сводил с него глаз, следил за малейшими движениями чувств, выражением лица председателя.
Между тем подошли и Фахри с Булатом.
Содержание заявления, подписанного вкруговую, было примерно такое: «Около года мы уже состоим в колхозе, но лучше жить не стали. Урожай не уродился. Даже когда мы жили единолично, то собирали урожай побольше этого. А зерно разворовали, кто мог. У нас сейчас нет хлеба, как зиму переживем, не знаем. А еще уничтожили телят. Хозяйство распадается. Если так будет продолжаться, совсем разоримся. Товарищ Сталин не говорил, что колхозы должны быть такими. Наверно, мы поторопились записаться в колхоз. Мы подумали, подумали да и решили выйти из колхоза, решили написать это заявление, чтобы не пропасть совсем. Надеемся, что в нашей просьбе не будет отказано, так как колхозы дело добровольное. Если нам откажут, мы будем писать самому товарищу Сталину!»