Понимая, уснуть едва ли получится, девушка приготовила чай с молоком и, стянув с кровати плюшевое покрывало, поднялась на крышу хаусбота. Летом, когда было слишком жарко и не спасали вентиляторы, под натянутый тент выносили кушетки и спали под открытым небом. Сейчас тент был снят, кушетки отсутствовали, но Юлю это не остановило. Расстелив покрывало, она поставила рядом чашку с недопитым чаем и легла, глядя на небо.
Ночь, опускаясь, окутывала девушку, успокаивая свежестью учащенное сердцебиение и лихорадочное возбуждение. Понемногу прошел озноб, и показалось вдруг, есть только эта ночь цвета чистейшего агата с вкраплением близких звезд, тихий шелест волн о стены хаусбота, мягкое шуршание ветра в прошлогодних сухих травах, что росли на островках, словно призыв к молитве между темнотой и близящимся рассветом. Глубокая тишина царила над озером, городом, долиной и горами. И Юле почудилось, что она одна в этом огромном мире. Она и была одна в прямом и переносном смысле, замужество ничего не изменило. Слезы солеными ручейками покатились по вискам и потерялись в волосах. Как же ей хотелось разделить этот мир на двоих и навсегда остаться в нем.
Не чувствуя ночной прохлады, девушка лежала, боясь шелохнуться, и не собиралась возвращаться в хаусбот. Она растворялась в этом мире, предаваясь мечтам и воспоминаниям, и только чьи-то отдаленные голоса и хрипловатый смех, разбивший волшебное очарование ночи, прокатились эхом по застывшей поверхности озера Дал и вернули Юлю к действительности. Гончаров в сопровождении Ариана возвращался домой.
Шарапова села, вглядываясь в темноту, откуда доносились голоса. И по мере их приближения становилось ясно — Матвей пьян и странно весел. И, как обычно, ему плевать на все на свете. Его совершенно не заботило, что своим возвращением он потревожил не один хаусбот по соседству.
Юлька не хотела спускаться, чтобы не встречаться сейчас с мужем. Но что-то в его напускной веселости насторожило. Интуиция и опыт подсказывали, так просто он не ляжет спать. Не найдя ее в их половине, поднимет на ноги Аделину и Ариана. А она не хотела, чтобы Старовойтовы стали свидетелями их ссоры. Поэтому, когда они подплыли к хаусботу, Юля, выждав немного, стала спускаться.
У дверей спальни девушка задержалась, с некоторым удивлением ощущая, как испуганно бьется сердце в груди. Поведение Матвея, их столь поспешный отъезд из ночного клуба ничего хорошего не предвещали. Юле не хотелось видеть мужа, но этого не избежать. Глубоко вдохнув и выдохнув, девушка взялась за дверную ручку. Что бы она сейчас не испытывала, какие бы чувства ее не обуревали, Матвей о них не узнает никогда.
В комнате что-то упало, и Юлька вздрогнула. Войдя, она плотно прикрыла за собой дверь и обернулась. Матвей наклонился за стаканом, который валялся на полу. Во рту у него была сигарета. В руках зажата бутылка виски, которую, по всей вероятности, муж прихватил с собой из ночного клуба или там, где он был, когда их с Аделиной отправили домой. Когда она вошла, он пошатнулся, с трудом удерживая равновесие. Прижавшись к дверному косяку, девушка стянула на груди шаль. Темные глаза мужа не выражали ровным счетом ничего. Он был не просто пьян, он был под кайфом, чего за два года их семейной жизни себе ни разу не позволял.
Вернув стакан на столик, Гончаров налил виски, покачнулся и, вынув сигарету изо рта, ухмыльнулся, безмолвно разводя руками. Юльку покоробило и от его ухмылки, и от жеста, полного неприкрытого цинизма. Но в лице ее ничего не дрогнуло. Оно осталось бесстрастным. Она смотрела на Матвея, и впервые сожаления закрадывались в сердце. Сейчас она не понимала, как могла допустить мысль, что действительно сможет прожить с ним всю жизнь.
— Это ты, дорогая? Еще не спишь? Неужели беспокоишься и ждешь моего возвращения? Совершенно напрасно! Со мной ведь был мой друг Ариан! — Матвей хрипловато рассмеялся. — Представь себе, этот клуб «Ладакх» на самом деле не так прост, как кажется. В задних комнатах есть казино и приватные комнаты.
— Было бы странно, если бы ты их пропустил! — холодно заметила Юля. — Вечер, я так понимаю, удался!
— Более чем! — мужчина снова рассмеялся и затянулся, не сводя взгляда с ее лица. — Прости, если испортил тебе праздник! Ты, надо заметить, сегодня была в ударе! И многие, я думаю, смогли по достоинству это оценить. И если б ты ненадолго задержалась…
— Лично для меня в этом вечере не было ничего особенного, поэтому его вряд ли можно было хоть чем-то испортить! — перебила его Шарапова.
— Неужели? — удивленно вскинул брови Матвей, усмехнувшись. — Что все это значило?
— Не понимаю, о чем ты говоришь! — недрогнувшим голосом уточнила девушка.
Гончаров сделав неопределенный жест рукой, поднес к губам стакан с виски и сделал глоток.
— Сдается мне, ты все понимаешь! А я чувствую себя полным идиотом! Что происходило на танцполе? Что ты там вытворяла? — не сводя с нее глаз, спросил он и, допив виски, грохнул стакан об стол.
Стекло громко брякнуло о полированную поверхность столешницы, заставив Шарапову вздрогнуть и потянуться к золотому крестику, что висел на шее.
А Матвей снова затянулся сигаретой, не мигая, вглядываясь в ее лицо сквозь сизый дым. А потом с неожиданной яростью затушил сигарету в пепельнице и, пошатываясь, двинулся к ней.
А Юля, подавляя желание сбежать, лишь решительнее сжала пухлые губы. Нет, она не позволит Гончарову испугать себя.
— Давай, красавица моя, расскажи, что взбрело тебе в голову, а? К чему все это было? — оказавшись рядом, мужчина коснулся пальцами ее подбородка и сжал, не давая возможности ни отвернуться, ни опустить голову. — Ты хотела меня позлить? Заставить ревновать? Да? Нет? Думаю, нет! А я ведь всегда знал, за твоей напускной холодностью и сдержанностью прячется горячая штучка! И твое удивительное самообладание вряд ли может ввести меня в заблуждение! Уж я-то знаю, какой ты можешь быть и на что способна! Я знаю все о тебе! Думается, до сих пор я неплохо справлялся с удовлетворением всех твоих сексуальных желаний, ты не жаловалась! Так с чего вдруг сегодня как последняя п… у меня на глазах извивалась вокруг Ариана? Чего ты хотела этим добиться? Отвечай!
— Судишь по себе? Думаешь, все так порочны и испорчены, как ты? Что тебе там почудилось, это твои проблемы, но оскорблений я не потерплю! Тебе что, отказали сегодня? Впервые не помогло обаяние и платиновая банковская карта? Тебе отказали, поэтому сейчас устраиваешь мне грязные сцены, пытаясь обвинить в том, чего не было? На что еще способно твое воображение, которое давно деградировало от выпивки? Отпусти меня немедленно! Я не намерена выслушивать твои домыслы и оскорбления! Меня вообще тошнит от одного твоего вида! — глядя прямо в его глаза, на одном дыхании выпалила Юля.
А Матвей хрипловато рассмеялся, выпустив ее из рук.
— Браво, дорогая! Восхитительная речь! Несомненно, достойная высочайшей награды! Я всегда считал, экраны мира лишились великой актрисы! — с издевкой произнес он, направляясь к столику.
А Юля, не обратив на это внимание, отошла подальше от мужчины и обхватила себя руками, пытаясь унять нервную дрожь.
— Матвей, думаю, тебе лучше уйти в гостиную! Скоро светать начнет. Я устала.
— Да неужели? — усмехнулся он, выливая остатки спиртного в стакан.
— Хорошо, уйду я!
— Черта с два ты это сделаешь!
— Я не хочу и дальше выяснять с тобой отношения! Мне это неинтересно!
— Я знаю! — сказал он, залпом опустошив стакан.
Юлька, решительно сжав губы, пошла к двери. Но он схватил ее за руку чуть выше локтя, причинив тем самым боль и заставив вскрикнуть. А потом грубо и бесцеремонно прижал к груди, не давая возможности пошевелиться.
— Матвей! — запротестовала девушка, пытаясь высвободиться.
Мужчине было плевать на ее протесты. Ярость, ревность и какое-то глухое безнадежное отчаяние владели им в эту минуту. Ее холодность и равнодушие подстегивали Гончарова. Он запустил стакан в стену и, схватив ее в охапку, понес к кровати.
— Матвей, отпусти меня… Отпусти немедленно! — по-настоящему испугалась девушка.
Гончаров поставил ее на ноги у кровати и, не обращая внимания на попытки оттолкнуть его и увернуться, стащил шаль, и тонкие бретельки атласной пижамы соскользнули с плеч. Мужчина не смотрел ей в лицо. Его взгляд был прикован к груди, почти не прикрытой кружевами, атласной нежной коже в ложбинке, и знакомая усмешка кривила губы. Он не считался с силами, удерживая ее, сжимая запястья и плечи. Причинял ей боль, не задумываясь об этом. Ему было на это наплевать, более того, он хотел сделать ей больно, пусть хотя бы физически.
— Прекрати! — потеряв терпение, закричала Юля и, высвободив руку, залепила мужу пощечину. — Прекрати немедленно! Или я закричу!
— Слабо, дорогая, очень слабо! — засмеялся Матвей и толкнул ее на кровать. — И ты, конечно, закричишь! Ты будешь кричать и извиваться от удовольствия! Я знаю, как это сделать.
Юля, несколько оглушенная и растерянная, хотела соскочить с кровати и сбежать, но Гончаров быстро это пресек. Схватив ее за лодыжку, мужчина подтянул девушку к себе, положив конец сопротивлениям, и навалился сверху.
Что-то темное, беспросветное владело им в эти мгновения, заслонявшее собой свет и сознание. Его пальцы, унизанные серебряными кольцами, оставляли следы на ее теле, причиняя боль, они, казалось, были везде — сжимали ее запястья над головой, зарывались в волосы, тискали грудь, царапали кожу, проникали в нее, заставляя кусать губы, сдерживая крик боли, вынуждали отворачиваться и закрывать глаза, чтобы он не видел слез. Казалось, демоны владели им в эти мгновения. Они вынуждали делать ей больно, получая от этого удовольствие, унижать, брать как последнюю девку в придорожном мотеле. В эти мгновения его не заботило удовольствие, ни свое, ни тем более ее. Ярость и горечь, терзавшие душу, требовали удовлетворения, искали выход и находили. Он видел ее слезы, пусть она и пыталась их скрыть.
Ему хотелось прижаться губами к ее виску, ощутить вкус слез, стереть их, но перед глазами снова всплывала картина с