Казалось невероятным, неправдоподобным то, что сейчас произошло в их квартире. Такое ведь просто не могло случиться в ее упорядоченной, размеренной жизни. Такое вообще не могло произойти с ней! Вдруг Шарапова отчетливо поняла, тот стеклянный колпак, под которым она благополучно прожила столько лет, вдребезги разлетелся, столкнув ее с действительностью, более реальной, чем она могла бы когда-нибудь предположить. Заплаканная, растоптанная, брошенная, бесконечно одинокая девушка в центре огромного мегаполиса. Без денег, телефона, даже без паспорта. Без друзей и знакомых, к кому она могла бы обратиться за помощью. Старовойтовы…
Нет! Никогда и ни за что она не смогла бы явиться к ним такой униженной, несчастной и жалкой! И, конечно, Ариан никогда не узнает, что ей пришлось пережить.
Ариан!
Новый приступ боли заставил девушку до крови прикусить губу. Господи! Почему! За что им это? Ведь они хотели просто быть счастливыми, любить друг друга. И почему судьба так зло пошутила над ними, подарив мгновения, воспоминания, мечты, которые не забыть никогда, а потом разлучила, но теперь уже навсегда? Звонок Старовойтова сегодня — этому подтверждение. Ему опять приходилось делать выбор, и снова не в их пользу. По-другому не могло и быть. Знала ли Аделина о них, догадывалась ли, теперь не имеет значения. Она ждала ребенка, наследника, о котором они так давно мечтали. Александрова не собиралась так просто сдаваться и боролась за свое счастье. Не прилагая особых усилий, она выиграла. Девушка точно знала, на что ставить и чем крыть. А в сердце Ариана навсегда останутся воспоминания о ней, но разве теперь это что-то значит? Только здесь, у парапета, задыхаясь от слез и отчаяния, Шарапова поняла — та невидимая нить, название которой надежда, связывающая их много лет, оборвалась. Жизнь, настоящая, реальная, взглянула девушке в лицо, и она оказалась неспособна встретить ее прямо и смело. Ей было двадцать семь. Подходящий возраст стряхнуть с себя наваждение прошлых лет, расправить плечи и начать все сначала. И все же не так уж и мало, чтобы, узнав горечь и боль разочарования, обмануться в надеждах и любви, совершить ошибки, которые составляли жизненный опыт, и, с легкостью перечеркнув все это, знать, как дальше жить и что делать?
Потом она, возможно, соберется с мыслями, укрывшись в надежном, защищенном от всех жизненных бурь, месте, там, где все произошедшее сегодня покажется всего лишь дурным сном. Там, где жизнь течет неспешно и лениво, а покой и уют живут под крышей. Там, окруженная заботой и любовью, она придет в себя…
Существует ли это место на земле?
Юлька растерянно обернулась, глядя на беспрерывный поток машин и людей, плывущих по набережной, и сердце зашлось от страха. Вокруг шумел и тонул в лучах предзакатного солнца огромный город, тысячи километров отделяли ее от места, где она была бы в полной безопасности. И так легко можно полететь туда на самолете, поехать на поезде, автобусе и даже на авто, если бы у нее были деньги. Но у нее не было ни копейки. И не было знакомых, у кого она могла бы их попросить.
Родители Ариана единственные, к кому она могла бы обратиться за помощью, но именно к ним она не пойдет. Как посмотрит им в глаза? Как сможет объяснить, почему оказалась в подобной ситуации? Они, конечно, уже знают о беременности Аделины и просто счастливы! Старовойтовы не поймут слез, которые девушка не сможет сдержать.
Ей нужно позвонить… Кому? Куда? Шарапова еще не знала, но она не могла и не хотела больше оставаться в этом чужом и враждебном городе.
— Простите, вы не позволите воспользоваться вашим мобильным телефоном? Всего минутку, — оттолкнувшись от парапета, Юлька обратилась к первой встречной. Но проходившая мимо девушка лишь испуганно шарахнулась в сторону и поспешила дальше.
— Простите, мне очень нужно позвонить…
— Пожалуйста, можно мне ваш телефон…
— Извините, всего один звонок…
— Послушайте, подождите, мне жизненно важно позвонить… — Шарапова снова и снова обращалась к прохожим, но никто даже не остановился, не замедлил шаг. На нее смотрели, как на сумасшедшую, с недоумением или испугом. Они не замечали отчаяния в ее огромных глазах цвета мокрого асфальта. Не видели слез, катившихся по щекам. Народ проходил мимо по Софийской набережной, не стихал поток машин. Закат, окрашивая небо в розовый и золотисто-багряный, отражался в воде Москвы-реки. Близилась ночь, которую Юле предстояло провести на улице, как бездомной собаке.
— Пожалуйста, мне очень нужно сделать всего один звонок… — доведенная до крайней точки отчаяния, девушка стащила с пальца кольцо, которое Гончаров подарил в день помолвки, и протянула его первому встречному. — Пожалуйста, поверьте, оно настоящее. Возьмите, только позвольте мне сделать всего один звонок!
Если бы однажды кто-нибудь сказал, что она может оказаться в подобной ситуации, ни за что бы Юлька не поверила этому. Приведя сотню доводов, она качала бы головой и уверяла, что с ней точно такое никогда не случится. И сейчас сама до конца не верила, что все происходящее не сон.
Кто-то из прохожих остановился, недоверчиво глядя на кольцо, которое она держала в ладони. Кто-то наконец понял, у нее действительно случилась беда. Кто-то достал мобильный телефон и набрал номер, который она, запинаясь, продиктовала.
Гудки, бесконечно долгие гудки отдавались, казалось, в самом сердце. Может быть, она неправильно сказала номер? Или дозвониться с Билайна на МТС не так-то просто? А вдруг трубку никто не снимет?
— Алло? — наконец раздался нерешительный голос Шурки Калининой.
— Шурка? Это Юля… Шурка, мне нужна твоя помощь… — выдохнула девушка, чувствуя, как слезы снова наворачиваются на глаза. — Я не могу никому позвонить, но и оставаться здесь тоже не могу. Пожалуйста, забери меня отсюда!
Глава 20
— Господи, год прошел, а я все еще не могу забыть, как ждала тебя тогда на набережной! — сказала Юлька, нарушая звенящее очарование майских сиреневых сумерек, душистых, теплых, влажных. Наполненных ароматами молодой травы, свежевспаханной земли, смолы, хвои и недавно зацветшей королевской сирени.
— Да уж! Такое вряд ли забудешь! — откликнулась идущая рядом Шурка. — Но лучше постараться, по крайней мере, реже вспоминать! Когда-нибудь все само собой сотрется из памяти или станет неприятным воспоминанием.
— Когда-нибудь, возможно, — задумчиво отозвалась Шарапова и снова погрузилась в молчание.
Сказать себе забыть было просто, но выкинуть из памяти тот день и ту ночь не получалось до сих пор. И то отчаяние, в котором девушка тогда чуть не утонула, все еще отдавалось временами в сердце затаенной болью. Иногда по ночам она просыпалась от ужаса, который снова леденил душу. Ночь, опустившаяся на город, лишь усилила страх, одиночество и панику. Ночная Москва, которой девушка любила любоваться из окон квартиры, таила в себе множество опасностей, о которых она и не подозревала. Патрули полиции, сутенеры, обкуренная молодежь, странные темные личности, бомжи, проститутки и «папики» на дорогих авто, присматривающие для себя девочку на ночь. Это и была ночная Москва, самое неподходящее место для такой девушки, как Шарапова. Ее запросто могли загрести в «обезьянник», ведь документов при себе не имела. Легко могли ограбить. Благо, девушка вовремя сообразила снять сережки с бриллиантами, поблескивающие в ушах, и дорогие часы. Ее вообще убить могли только за то, что стояла там, где было рабочее место девиц легкого поведения. И то, что случилось дома, вся та боль и то отчаяние отодвинулись на задний план перед реальным страхом за собственную жизнь. Именно та ночь стала мощным стимулом, который впоследствии помог справиться с болью и тоской. Ей казалось, она не сможет жить, да и не хотелось после того, что услышала и узнала во время безобразной сцены в квартире. И желание броситься в Москву-реку или ступить на проезжую часть казалось таким соблазнительным. Да, это было малодушием и слабостью, зато так просто… Но когда возникла реальная угроза расстаться с жизнью, инстинкт самосохранения дал о себе знать. И она готова была побороться. Разумнее всего было бы остановить такси и поехать к Старовойтовым, она уже и собиралась так поступить, но в самый последний момент вошла в один из тех дорогих ресторанов, в которых еще недавно обедала, пробралась в дамскую комнату в надежде переждать эту ночь. Юля долго мыла руки и лицо, смотрела на себя в зеркало и не узнавала. А потом, забившись в одну из дальних кабинок, сидела там, посматривая на часы, считала минуты и ни о чем, кроме того, как скоро до Москвы доберется Шурка, думать не могла. Потом, в тишине и безопасности бабушкиного дома она подумает о том, как дальше жить и что делать, а пока… Только бы Шурка быстрее приехала и увезла ее отсюда. Только бы эта ночь поскорее закончилась, и наступило утро.
— Знаешь, Шурка, сейчас, вспоминая события тех суток, я все же понимаю, мне нужен был толчок, чтобы наконец очнуться и понять: я ведь и не живу по-настоящему. Притворяюсь, улыбаюсь, мечтаю, питаю иллюзии, строю воздушные замки и живу миражами, принимая за реальность то, чего в общем-то нет и никогда не было. Если бы этого не случилось, я бы продолжала жить, чего-то ожидая.
— Ничего себе толчок! Как вспомню, какой увидела тебя на набережной. И как потом в гостиничном номере тебя трясло всю ночь. Я хотела вызвать врача.
— Шурка, ты думаешь, я от жиру бешусь? — прямо спросила Шарапова.
— Нет, я так не считаю. Ты ведь никогда и не была обычной деревенской девчонкой, как все мы. И я часто об этом думала. Может быть, все дело в твоем родстве с Четвертинскими. Говорят же, гены пальцем не задавишь. Я не знаю, мне кажется, тебе тесно было в том мире, в котором ты жила. Уверена, ты считала, что заслуживаешь большего, поэтому и уехала с Гончаровым в Москву. И, наверное, поступила правильно, ведь все познается в сравнении.
— Да, ты права, абсолютно права. Наверное, мне стоило через все это пройти и понять, что мое место здесь, в деревне, Сиренево. Почему-то до свадьбы с Гончаровым я думала, что проживаю чужую жизнь, не свою, увлекшись историей Четвертинских и родством с ними, а потом оказалось — это моя жизнь, и мне ее так не хватает. Теперь уж точно никуда не поеду, пусть я и не обычная деревенская девчонка, но мое место силы здесь. И я буду строить свою жизнь только исходя из этого! — уверенно и спокойно ответила Юля.