Глава 4
За окном мелькали деревни и поля, рощи и овраги, по дороге стелился туман, и свет фар, едва рассекая темноту раннего октябрьского утра, утопал в вязкой влажности. Юля уснула сразу, едва они вырулили на главную улицу городка. Шел седьмой час, они почти не спали этой ночью. Неудивительно, что она уснула, а у Матвея, наоборот, голова была ясной, а мысли здравыми и четкими. И все они были о девушке, которая сейчас дремала рядом. Однако мысли его были невеселыми, заставляли хмуриться. То и дело потирая подбородок, Гончаров поворачивался к Юле, все отчетливее понимая, что проиграл. Проиграл в первую очередь себе. Все эти годы он был уверен, воспоминания о ней отпустят, если только он закончит то, на чем они остановились в «Метрополе». Самонадеянно тешил себя иллюзиями, был убежден, наваждение пройдет сразу, как только девушка окажется в его постели, но ошибся. И теперь уже не знал, что лучше: жить с вечной мечтой о ней или мучаться воспоминаниями об этой ночи, которая, возможно, уже не повторится? Он хотел ее, грезил этим, но все его мечты оказались далеки от реальности этой волшебной ночи.
У Гончарова были правила, но все они теряли смысл, если дело касалось Шараповой. И это ставило в тупик, напрягало и озадачивало. Мужчина не знал, как дальше действовать, но каждый раз глядя на нее, хотел коснуться, обнять, притянуть к себе, поцеловать и овладеть снова.
Немного поплутав по деревне, он отыскал дом и остановился, не глуша мотор. Наклонившись, увидел, что в доме уже не спят. В боковом окошке горел свет. Мужчине не хотелось будить девушку, он предлагал сразу вернуться в Сиренево, но она и слышать об этом не хотела. Попросила отвезти домой.
— Юля, — Матвей коснулся ее плеча.
Девушка не сразу проснулась, несколько секунд пыталась понять, где она и что происходит. Потом ее взгляд остановился на Матвее, и, сразу все вспомнив, она выпрямилась.
— Я пойду?
Гончаров кивнул, а она стала расстегивать ремень безопасности.
— Я могу приехать за тобой через пару часов, — предложил он, наблюдая за ее действиями.
— Это не обязательно! Я приду сама!
— Уверена, что тебе вообще стоит сегодня приходить? — он помог отстегнуть ремень.
— Конечно, у меня много дел, — хрипловато ответила она, оказавшись в его руках. Их головы почти соприкасались. Ее дыхание ласкало его щеку. Он не торопился выпрямиться, а она невольно вжалась в кресло, чувствуя, как учащается сердцебиение.
— Не отстраняйся от меня, ладно? — попросил он, заглядывая ей в лицо.
Она смогла лишь кивнуть.
Гончаров коснулся пальцами ее подбородка и легко поцеловал в губы.
— Ладно, беги! — он перегнулся через нее и открыл дверцу машины.
Юля вышла, поежившись от утренней прохлады, захлопнула за собой дверцу и пошла, не оглядываясь, к калитке.
Машина, негромко шурша шинами, развернулась и покатила в сторону трассы.
На кухне горел свет, а это значит, бабушка уже не спала. В печи потрескивали дрова, закипал электрочайник, а Федора Николаевна, сидя у стола, замешивала тесто для блинчиков.
— Привет, бабуль, — негромко поздоровалась девушка, оказавшись на кухне.
— Юленька, а я вот блинчики мешаю и гадаю, приедешь ты к завтраку домой али сразу в Сиренево, — заговорила бабушка. — Чайник вскипел, заварить тебе кофе?
— Я сама, бабуль! — девушка стащила с себя куртку, разулась и принялась хозяйничать, выставляя на стол чашки, сахарницу, банку с кофе и заварник. Потом еще и конфетницу вытащила и, естественно, обратила внимание на немецкие конфеты, которые горкой лежали там.
Присутствие в доме чужих людей она ощутила с порога. В доме пахло по-другому, теперь к этому придется привыкать или же съезжать на собственную квартиру.
Заварив кофе, девушка села к столу и, подперев щеку рукой, стала неторопливо помешивать. Бабушка пододвинула к себе чашку с чаем…
— Настасья в твоей комнате легла, ты ведь не обиделась? — заговорила снова Федора Николаевна.
Юля сжала губы и покачала головой.
— Шарапов и ее не желает видеть в квартире? Она ж там прописана! И вообще, что они намерены делать в деревне после Германии? — спросила девушка.
— Настасья в Минск собирается, нашла себе работу там. У нее ж образование и опыт есть. Какая-то организация пригласила. Она уедет скоро. А твоя мать, я не знаю… Ей некуда ехать. А здесь ее дом!
— Конечно, — кивнула Юля и потянулась за конфетой.
Всю суть произошедших перемен она сейчас не могла охватить. Мозг отказывался работать, очень хотелось спать. Но она точно не расстроилась по поводу развода матери и Шарапова, наоборот, даже рада была, что больше никогда его не увидит, вот только то обстоятельство, что мать теперь будет жить здесь, ей не очень нравилось. Что-то подсказывало, из этого не выйдет ничего хорошего.
Выпив чаю, бабушка тяжело поднялась из-за стола и отправилась к печи, а Юля так и осталась сидеть, чувствуя, как ее клонит в сон, а глаза то и дело закрываются. Она не представляла, как сегодня вообще сможет работать. Единственное, чего хотелось, это забраться под одеяло и проспать до завтрашнего утра. Вместо этого придется встряхнуться и собраться на работу.
— Юля?
Девушка вздрогнула и открыла глаза. Кажется, она все же задремала за столом, подпирая щеку рукой.
Юля обернулась.
В проеме дверей, кутаясь в шелковый пеньюар, отделанный сливочным кружевом, стояла Марина Шарапова.
— Доброе утро!
— Доброе утро!
— Неважно выглядишь! Ты что же, ночью не спала? Ты точно была в городе?
Юлька поморщилась. Начинается…
— Точно, просто плохо спала. Не привыкла ночевать вне дома! Но моя кровать оказалась занята, так что…
— Не говори ерунды, Настасья легла в твоей комнате только потому, что бабушка сказала, что ночевать ты будешь в городе. Тебе не нравится, что мы вернулись сюда?
— Ну что ты, мам, это ведь твой дом! Просто давай сразу договоримся, я не привыкла, чтобы меня контролировали и донимали расспросами. Я достаточно взрослая, чтобы не отчитываться перед кем бы то ни было. Моя должность в Сиренево определяет некий статус…
— О твоей должности в Сиренево мы еще поговорим! — перебила ее мать. — Татьяна мне вчера рассказала некоторые особенности.
— Нет, мы не будем ни о чем разговаривать! И обсуждать что-либо я не намерена! Уже поздно. Ты не сочла нужным рассказать мне обо всем в день похорон деда, а сейчас я и так все знаю. Возможно, даже больше, чем ты!
— Юля…
— Мам, не надо! Мне не пятнадцать. Тебе, наверное, сложно в это поверить, но это факт. Я выросла без тебя, так случилось. Но я об этом не сожалею, поэтому оставь, пожалуйста, свой строгий тон, это уже неуместно. Прости, мне нужно собираться на работу! — она обошла мать и скрылась в комнате, только там почувствовав, как ее трясет. Стычка с матерью не прошла бесследно. Впрочем, этого и следовало ожидать. Между ними было столько недопонимания, отчуждения и боли, что о теплой встрече вряд ли можно было мечтать. Умом девушка понимала, мама не виновата в том, что все так сложилось, но сердцем продолжала винить ее во всем и не могла простить.
В комнате Юля зажгла свет и, не обращая внимания на сестру, завозившуюся в кровати, распахнула шкаф, собираясь переодеться.
— Юль, — сонно позвала ее Настасья. — Привет! А ты чего уехала? Я ждала тебя.
— Привет, Насть! Мне по делам надо было в город, вот я и решила остаться ночевать там! — соврала Шарапова. — Извини, что свет зажгла, но мне на работу нужно собираться.
— Да ладно, все нормально! Но сегодня-то ты придешь домой? Мы ж сто лет не виделись, поболтаем хоть!
— Я постараюсь, но не обещаю! Сейчас такой завал.
— Ты крутая, Юль!
— Почему? — удивленно вскинув брови, обернулась она к сестре.
— Главный администратор Сиренево! Я в интернете пошарила, посмотрела, отзывы пролистала, это крутое место. И еще этот рекламный ход, будто ты к Четвертинским имеешь какое-то отношение. Они молодцы, здорово придумали! Маме это не понравилось, да и папа вряд ли поймет, но, наверное, за те деньги, которые они платят, можно и на такое пойти! К тому же родители были далеко. Юль, а можно мне прийти в Сиренево? Так хочется все увидеть собственными глазами.
— Можно, только ты звони, прежде чем соберешься! Я не всегда бываю на месте, к тому же сейчас у нас гостит начальник.
— Договорились! — кивнула девушка, опускаясь на подушки и наблюдая за тем, как старшая сестра снимает с себя джинсы и кофту, а за ними и сливочно-белое нижнее белье и облачается в другое, цвета красного вина, ажурное и сексуальное. Все это почти сразу было спрятано под узкими красными брючками и просторной белой блузкой в черный горох. Капелька духов, легкие макияж, укладка. Еще одна чашка кофе привела Юлю в чувство. Из дома, кутаясь в вишневое пальто, она вышла уверенной походкой.
А в кабинете ее ждал букет белоснежных ароматных лилий, которые сменили вчерашние ранункулюсы, и коробка конфет.
Юля подошла к столу и осторожно коснулась упругих лепестков. В дверь постучали, она обернулась.
Дверь открылась прежде, чем она разрешила войти, на пороге показался Гончаров с чашкой горячего кофе.
— Я подумал, кофе тебе не помешает, — произнес он, приближаясь.
Девушка взяла чашку и поставила ее на стол.
— Матвей, перестань таскать цветы из оранжереи, это неприлично! — строго сказала она, снимая пальто.
Мужчина изумленно вскинул брови.
— Неприлично дарить девушке цветы? — переспросил он.
— Ты понимаешь, о чем я!
— Нет, поясни, — попросил он, усаживаясь на стул.
— Не хочу, чтобы в Сиренево судачили о нас! Я уже говорила об этом.
— Мне на это наплевать, ты же знаешь! И я буду дарить тебе цветы, пока мне это нравится! К тому же я не бесплатно беру, а плачу за них!
В ответ девушка лишь выразительно взглянула на него, сжав губы. А Гончаров улыбнулся.
— Расслабься, дорогая, и не создавай проблем там, где их нет! Лучше выпей кофе, пока не остыл. Может, попросить повара принести тебе завтрак? Сегодня было что-то с форелью, авокадо и яйцами пашот, сваренными просто идеально. Я, правду сказать, проголодался и попросил двойную порцию, — признался он.