Однажды на семинаре, где речь шла о детской нужде и детской любви, Берт Хеллингер объяснил, что дети, которые не принимают приглашения куда-то пойти и все время сидят дома, пытаются за чем-то проследить или боятся, что в их отсутствие кто-то из родителей или они оба могут в какой-то форме их покинуть: уйти из семьи или даже уйти из жизни. На глубинном уровне ребенок воспринимает что-то, чего взрослые, возможно, даже не осознают, и реагирует на это на внешнем уровне, что взрослые быстро определяют как расстройство поведения. А глубинная динамика происходящего часто остается скрытой.
Семейная система Тима выглядит следующим образом: мама, папа, сестра Кристина, которая старше Тима на три года и с которой он часто ссорится, и сам Тим. У его сестры другой родной отец, однако она носит фамилию второго мужа матери – отца Тима, которого фрау С., чтобы отличить от родного отца, называет социальным отцом. По словам матери, Кристина может общаться с родным отцом всегда, когда захочет, но сейчас она совсем этого не хочет…
Теперь заглянем на проходящую тем временем терапевтическую сессию с моей коллегой: Тим действительно ведет себя так, будто для него не существует ни границ, ни дистанции, однако он вполне способен принимать руководство моей коллеги как взрослого человека, который отдает ему распоряжения. (В отношениях с матерью руководящую позицию однозначно занимает он. Это было видно уже тогда, когда они только к нам вошли… Также мальчик спокойно позволяет до себя дотрагиваться (фрау С. сообщила, что у него проблемы с физическим контактом) и сажать себя на колени, чтобы сделать небольшой перерыв. Моя коллега спрашивает Тима о сестре, и он говорит, что считает ее полной дурой и все время с ней ссорится. На что коллега рассказывает ему, что в детстве она тоже постоянно ссорилась со своим старшим братом, но все равно очень его любила. Тут по его напряженному лицу пробегает улыбка.
Во время следующего перерыва Тим разрешает ей «послушать» свое сердце, которое очень быстро и сильно бьется после его безостановочной беготни. Положив руку ему на грудь, она говорит: «Слушай, а ведь твое сердце бьется за двоих! За кого же это оно бьется?» Мальчик без раздумий выпаливает: «За мою сестру!» После чего смущенно смотрит на мою коллегу, чувствуя, что его поймали с поличным. Должно быть, он выдал ей свою самую глубокую бессознательную тайну… (Позже коллега рассказала мне, что в этот самый момент ей пришла мысль, что у них с сестрой разные отцы). На его смущение она говорит, что в любом случае не поверила, что он не любит свою сестру, потому что младшие братья всегда любят своих старших сестер. Это его удовлетворяет, и он приступает к следующей игре.
Позже я пересказала этот эпизод его матери, которая сразу меня перебила со словами, что Тим без конца терроризирует свою сестру, после чего всегда выглядит очень расстроенным. А еще он никогда не может объяснить, почему он так себя ведет. Скорее случайно мы вышли в разговоре на то, что Тим ничего не знает о родном отце Кристины. На самом деле я этого не ожидала, поскольку в первичной беседе фрау С. ничего об этом не говорила. И когда в том разговоре она сказала, что Кристина может общаться с отцом в любое время, я даже не стала задавать ей в этой связи дополнительных вопросов, поскольку в центре внимания был главным образом Тим.
Теперь мне стала понятна его динамика. Представьте себе: мальчик чувствует, что все в его системе знают что-то важное, а от него скрывают. Какое давление, какой страх это вызывает перед чем-то неуловимым и в то же время ощутимым! И, вдобавок ко всему, дети всегда связывают такие вещи с собой, поскольку не могут никак по-другому себе это объяснить. Какой тяжестью это ложится на динамику отношений между братом и сестрой, сколько в этом разделяющего!
А как Кристине живется с тем, что ее родной отец – запретная тема для брата? Ведь то же самое относится и к ней: она связывает это табу с собой, и 50 процентов ее личности, доставшиеся ей от отца, вытесняются. Неудивительно, что она якобы не хочет с ним видеться. Кристина тоже просто реализует заданную бессознательную динамику. А самый маленький и слабый член семьи берет на себя задачу поддерживать «живое» присутствие отца Кристины в системе. Пока семья не пришла к решению и разрешению ситуации, в силу своей глубокой и бессознательной любви он демонстрирует проблемное поведение.
В семейной расстановке становится ясно, что все «встает на свои места», когда в системе смотрят на родного отца Кристины и относятся к нему с уважением. А главное, что Тим должен об этом узнать. Как только это происходит, ссоры с сестрой сокращаются до нормального уровня. Мальчик перестает быть таким домоседом и со временем начинает лучше адаптироваться к новым ситуациям. В этом ему наверняка помогает временная психомоторная терапия в группе, но главной помощью стало прояснение семейной ситуации.
Когда родители расстаются
Когда родители расстаются, для ребенка это всегда событие, оказывающее огромное влияние на его жизнь. Обычно расставанию предшествует период, когда взрослые заняты главным образом своим конфликтом и по этой причине не всегда могут быть целиком и полностью доступны для ребенка. Трагизм этой ситуации в том, что дети бессознательно считают виновными себя, по принципу «я был недостаточно хорошим, я недостаточно старался, я слишком докучаю» и т. д. Поскольку с какого-то момента разрыв начинает ощутимо давать о себе знать на бессознательном уровне, ребенок будет всеми силами пытаться предотвратить или остановить надвигающийся ужас. Это может находить выражение в самых разных вещах, например в экстремальных отклонениях в поведении, чтобы фокус внимания родителей переключился с их проблем снова на ребенка, или в заболевании, или в крайней замкнутости.
Если дело дошло до расставания, то у ребенка всегда возникает неразрешимый конфликт лояльности, поскольку он одинаково любит обоих родителей. Я часто сталкивалась с тем, что матери очень плохо отзывались о своем бывшем муже или, по крайней мере, в их словах звучала сильная обида или разочарование. И дети часто «дудят в ту же дуду», но если внимательно присмотреться, то можно увидеть, что чувствуют они себя при этом совсем не хорошо. В этот момент их слова имеют одну-единственную цель – поддержать мать.
Здесь становится видно, насколько дети из любви готовы не обращать внимания на собственное состояние или собственную нуждаемость, ведь все обстоит ровно наоборот: это они – маленькие, это для них ситуация непосильна, это они нуждаются в защите. Родители часто совершенно этого не осознают. Я часто слышала от них: «Мы вполне справляемся с ситуацией…» – и это, возможно, в разговоре о том, почему у ребенка напрочь упала успеваемость в школе и теперь он должен ходить на терапию!
Часто бывает, что расставания не избежать. Опыт моей терапевтической практики показывает, что уже две трети детей приходят из распавшихся систем. Однако, когда пара расстается, оба партнера должны отдавать себе отчет в том, что родительство сохраняется на всю жизнь. Это значит, что в этом отношении никакого разрыва с партнером не происходит, они оба навсегда остаются родителями своего ребенка. Только если у них получается с искренним уважением относиться к этому факту, то после соответствующего горевания из-за потери одного из родителей из домашнего окружения ребенок может перестроиться и переориентироваться.
Для ребенка хорошо, если в повседневной жизни он будет чувствовать, что, несмотря на расставание, о нем по-прежнему заботятся оба родителя. Поэтому, на мой взгляд, совместная опека – хороший способ продолжать вместе быть родителями для своего ребенка. В отношении ребенка всегда приходится принимать множество решений, будь то право на посещение, организация каникул, вопрос о выборе школы и т. д. Если ребенок видит, что родители стараются сообща находить решения, он может лучше справиться с фактом их расставания, поскольку на глубоком душевном уровне он чувствует, что его поддерживают оба родителя, даже если с одним из них он видится теперь только через определенные промежутки времени. А еще он тогда чувствует, что ему можно любить их обоих.
Правильное место в случае расставания
На одном своем семинаре Берт Хеллингер так ответил на вопрос о том, где правильное место для ребенка после расставания пары: «С тем, кто может больше уважать в душе своего партнера».
Эта фраза очень помогла мне на многих консультациях – и помогает до сих пор. Насколько, скажем, мать презирает своего партнера из-за глубокой обиды, пережитой в отношениях с ним, настолько она презирает и 50 процентов своего ребенка, которые он получил от отца. Можно представить себе, что это творит с его душой. Ребенок начинает подавлять и прятать в себе эти стороны, перестает их развивать. А это тоже нарушения развития!
В современном обществе после расставания родителей дети в большинстве случаев остаются с матерью. При этом речь, как правило, не идет о том, чтобы осуществлять процитированные выше слова Берта Хеллингера на внешнем уровне. Речь идет скорее о внутреннем движении, движении души. Поэтому при возможности имеет смысл работать с матерью над ее обидами и вместе с ней смотреть, как прийти к тому, чтобы она могла уважать этого мужчину как отца ребенка. Не больше, но и не меньше! (То же самое, разумеется, относится и к отцам: в качестве примера я обычно говорю о матерях, поскольку в моей практике я на 98 процентов имею дело именно с ними. Прошу читателей тоже иметь это в виду).
Если у родителя получается сказать: «Я уважаю тебя как отца/мать нашего общего ребенка» (здесь важен внутренний процесс, делать это на внешнем уровне не обязательно), это производит целительное действие как в его собственной душе, так и в душе ребенка.
Однажды на консультации передо мной сидела раздельно живущая пара, двое детей которой были у меня в терапевтическом сопровождении. Мать проходила лечение в связи с психотическими эпизодами. Я знала ее по первичной беседе о детях и по встречам после занятий, где я вкратце рассказывала ей о том, как они прошли. Поскольку она получала медикаментозное лечение, она была словно под стеклянным колпаком, у нее была замедленная речь, неподвижный взгляд и застывшее тело. Дети, которые попали ко мне из-за расстройств поведения, жили с ней и ее матерью, которая уже очень давно разошлась со своим мужем, дедушкой детей. У родителей было совместное право опеки над детьми с обычным регулированием свиданий детей с отцом.