Это был наш единственный глубокий разговор, и я должна уважать это. Я еще несколько раз применяла к Морицу удерживание, но руки до синяков он мне больше не кусал.
У многих детей, которые приходят на терапию из-за проблем в школе, на заднем плане тоже действуют похожие тяжелые судьбы.
Последствия холокоста для сегодняшнего поколения детей
В последней главе второй части я хотела бы затронуть особую тему, которая напрямую связана с нашей историей.
Когда в рамках детской и семейной терапии со взрослыми я смотрю на действующие в системах судьбы, снова и снова становится очевидным, насколько во многих семьях все еще «звучит» тема холокоста, пусть даже не всегда на сознательном уровне. У многих сидящих передо мной матерей и отцов кто-то из родителей или бабушек и дедушек имел непосредственное отношение к событиям того времени. Когда на консультациях с родителями мы смотрим на предыдущие поколения их семей, часто случается так, что при упоминании тех или иных людей, независимо от того, живы они или уже умерли, воздух словно сгущается. И вдруг на свет выходят давно похороненные истории или образы, которые раньше присутствовали в жизни родителей скорее как чувство, поскольку в семьях существовал негласный запрет на разговоры о них. В некоторых беседах у меня лично возникало ощущение, что за сидящими передо мной людьми буквально поднимается целый ряд душ умерших и что в комнате нас уже не двое или трое, но что мы буквально окружены мертвыми. Это ощущение вызывает не страх, а смирение перед тем, что было.
Впервые я почувствовала это, когда передо мной сидела мать, дочь которой была у меня в терапии из-за проблем с восприятием. Некоторые трудности девочки были для нее совершенно необъяснимы. Поскольку у нас были все основания поглубже заглянуть в их семейную историю, мать рассказала мне, что во времена национал-социализма ее собственная мать была ярой сторонницей этой идеологии и членом Союза немецких девушек, в иерархии которого занимала довольно высокое положение, и что она до сих пор превозносит то время. Кроме того, на ней лежит ответственность за смерть трех евреев, которых она тогда выдала. И она до сих пор не осознает своей неправоты! Что касается семьи мужа, ей известно, что его мать была надзирательницей в концлагере.
Я посоветовала этой женщине и ее мужу посмотреть на эти истории в форме семейной расстановки, что они оба и сделали. На тот момент терапия дочери еще продолжалась, однако существенного прогресса не приносила. Поэтому мы приняли решение ее прекратить. Поскольку семейные расстановки были сделаны уже по завершении терапии, я связалась с родителями по телефону, и мать подтвердила, что расстановки были очень полезны, однако им понадобилось много времени, чтобы их «переварить». С тех пор дочь стала гораздо более расслабленной и свободной, а ее уверенность в себе значительно возросла.
Описанное выше чувство, будто в комнате вдруг появляется несколько душ, я испытывала также, когда работала с детьми в форме удерживающий терапии и они буйствовали у меня в руках. В одном случае восьмилетний мальчик так бушевал, что моя коллега, которая вела группу вместе со мной, села напротив нас с мальчиком и тоже его держала. Только тогда ребенок проявил то, что его мучило: из него вырвалась огромная волна паники, которая одинаково потрясла и меня, и коллегу и стоила нам больших сил. Считалось, что у этого мальчика поведение нарушено настолько, что над его головой постоянно висел дамоклов меч психиатрического диагноза. Я никогда не забуду, как после этого занятия он нас обнял, поцеловал и сказал, с каким нетерпением он ждет следующего занятия. Прежде он часто был не способен выразить вообще хоть что-то, на основе чего мы могли бы сделать вывод о том, как он себя чувствует.
Поскольку до этого я редко ощущала столь мощную энергию, на последующем обсуждении этого занятия я специально расспросила его мать по поводу моих предположений. И она сообщила, что ее дед был высокопоставленным офицером СС. Сама она в детстве всегда его боялась. Однако в ее семье на эту тему не распространялись. Когда я рассказала об этом разговоре моей коллеге, она сказала, что во время удерживания у нее перед глазами все время стояли образы отрядов солдат.
И последний пример. Семилетнюю Марианну направили ко мне на психомоторную терапию в связи с нарушениями восприятия, в том числе потому, что она всегда обособлялась от других детей. В ее группе были еще четыре девочки разного возраста, так что у нее в распоряжении были представители разных возрастных групп, с которыми она могла общаться. Однако на первых нескольких занятиях она не очень-то искала контакта, а только бесконечно строила себе пещеры и, похоже, радовалась тому, что у нее вообще появилось пространство, где она могла что-то такое попробовать.
Затем было занятие, где Марианна начала строить в углу стену из поролоновых кубиков, за которой оставалось еще место для нее самой. Она полностью огородила себя стеной. Когда стена была готова, она поставила за ней бочку. В бочку она положила какое-то количество мягких материалов и залезла туда сама. Материалов там было столько, что она едва могла шевелиться. Затем она еще раз отправилась на поиски и вернулась с терапевтическим валиком, который был размером ровно с нее саму. Поскольку в этот момент другой ребенок требовал моего внимания, на мгновение я потеряла ее из виду.
Вдруг я заметила, что атмосфера в зале изменилась, и огляделась вокруг. Марианна втиснулась в бочку и еще засунула туда валик, так что он торчал наружу наподобие трубы. В довершение ко всему она закрыла остававшийся в бочке просвет тяжелым шерстяным покрывалом. И вот она сидела там внутри на корточках, не имея возможности двигаться, почти без воздуха и тихо, как мышь. В первый момент я просто перестала дышать, у меня возникли ассоциации с газовой камерой. Другие дети тоже завороженно смотрели в ту сторону – хотя обычно «постройки» товарищей по группе совершенно их не впечатляют. Когда я осторожно приподняла покрывало, чтобы девочка не испугалась, она сидела там вся красная, по ее лицу тек пот, и она с гордостью сказала мне: «Я построила себе сауну».
Во всей этой сцене было что-то настолько нереальное, что мне понадобилось время, чтобы собраться с мыслями. Тогда я сказала ей, что в сауне всегда нужно делать перерывы для охлаждения, и отправила ее в бассейн с шариками (большой пластиковый бассейн, наполненный разноцветными пластиковыми шариками). Затем я отправила туда остальных детей и построила занятие до конца. После занятия я пригласила в зал маму Марианны и показала ей «сауну» дочери, чтобы посмотреть, не напомнит ли ей это о чем-нибудь. Но ничего такого не обнаружилось.
Поэтому я пригласила ее на беседу для обсуждения хода терапии, которая состоялась через неделю. Я начала ее с того образа, который возник у меня в связи с «сауной» Марианны. Мать очень удивилась, но не моему сравнению, а скорее тому факту, что я вообще пришла к такому образу. Она рассказала, что она наполовину еврейка и что ее мать потеряла всю свою семью в концлагере Берген-Бельзен. Про мать она сказала, что та не могла и не может горевать, на самом деле она даже и не живет по-настоящему, ей оказалось не по силам все это преодолеть. Поэтому она как дочь ездила на современный мемориал и горевала. Кроме того, она сама является прямым потомком одного из заговорщиков, которые хотели убить Гитлера. Ее сегодняшнюю жизнь очень обременяют агрессивные выходки со стороны неонацистов: так, ее дети (у Марианны есть еще младший брат) однажды уже нашли на пороге дома окровавленную свиную голову, уже был совершен поджог, а граффити на стенах дома и угрозы уже просто в порядке вещей. В то время как она все это рассказывала, в кабинете возникло особое энергетическое поле, которое вызвало у меня такое чувство по отношению к столь великой судьбе, которое даже по прошествии времени заставляет меня склонять голову. Чего тут можно добиться психомоторикой?
От другой помощи мать отказалась, так что я лишь порекомендовала ей книгу Берта Хеллингера «Прощание», где речь идет о тяжелых последствиях судьбы и вины в жизни потомков преступников и жертв времен национал-социализма. (В этой книге Хеллингер пишет о том, что многие потомки палачей и жертв стремятся последовать за мертвыми тем, что страдают или умирают сами.) Я потом видела ее в зоне ожидания с этой книгой в руках, пока ее дочь была на очередных занятиях. Позже она сказала мне, что книга оказалась для нее очень полезной и волнующей и побудила посетить с детьми мемориал в Берген-Бельзене. Еще она поделилась тем, что стала по-другому понимать детей и в первую очередь трудности своей дочери.
Я не знаю, воспользовалась ли она другими моими рекомендациями, например принять участие в семинаре по семейным расстановкам, поскольку вскоре после этого по решению врачей терапия Марианны была закончена.
Некоторое время меня очень занимало и мучило то, что именно перед лицом таких глубоких судеб я каждый раз упиралась в границы того, что было возможно в рамках классической детской и семейной терапии, а с другой стороны, я сталкивалась с ними все чаще, поэтому я была рада, что благодаря семейным расстановкам для меня открылось еще одно пространство в работе.
Об этом пойдет речь в третьей части книги.
Часть 3Поведение ребенка с системной точки зрения
Потребность в связи и уравновешивании в семьях
Чтобы вам было легче понять следующие примеры, вначале я хотела бы процитировать слова Берта Хеллингера из его книги «Семейная расстановка с больными психозом».
«В каждой семье существует общая для всех ее членов потребность в связи и уравновешивании. К семейной системе, в которой действует такое уравновешивание, относятся клиент и его братья и сестры, в том числе внебрачные или неполнородные, рано умершие или мертворожденные.
Также в нее входят родители со всеми их братьями и сестрами, бабушки и дедушки, а иногда кто-то из братьев и сестер или родителей бабушек и дедушек, если у тех была особая судьба. Кроме того, в нее входят люди, которые уступили место кому-то из вышеперечисленных, например первая жена, бывший жених или кто-то еще, кто освободил место в пользу другого члена семьи. Они относятся к семейной системе, и это действует даже через поколения.