Никогда в жизни мне не хотелось так сильно кого-то встряхнуть, руки сжимаются в кулаки до побеления костяшек.
― И почему ты хочешь это сделать? ― выдавливаю я из себя. ― Эфирный камень передается из поколения в поколение. Твоя мама носила его. Ее мама до этого. И так до бесконечности…
― Его зовут Калис, ― объявляет она, и в ее голосе звучит свирепый имперский тон. Она буравит меня взглядом, который пронзает плоть и кости. ― И потому что я влюблена в него.
В глубине моего нутра зарождается гул, обжигая горло таким сильным жаром, что, клянусь, плоть отслаивается.
Я слишком хорошо знаю, насколько пагубными могут быть корни любви. Я страдаю от этого же недуга уже больше эона, и буду страдать до самой смерти.
Кизари тоже страдает ― я вижу это по ее глазам. Это чувство завладело ею и не хочет отпускать.
Если бы мой брат не спрятал ее от мира, возможно, она не влюбилась бы в этот чертов камень. Возможно, она не пыталась бы избавиться от диадемы, которая вполне может лишить ее жизни в тот же миг, как будет сорвана.
― Не существует реальности, в которой все закончится хорошо, ― рычу я сквозь стиснутые зубы, и что-то в ее глазах меняется.
― Ты не можешь этого знать…
― Я знаю, что он оказался заключен в ней не просто так. Что твоя родословная была наделена силой сдерживать его не просто так.
Она отрывает взгляд от меня и опускает на стол так быстро, что, наверное, думает, что я не заметил тень вины, затуманившей ее взгляд.
― Что ты знаешь?
― Ничего, ― выдавливает она из себя, и щеки ее вспыхивают.
Мои глаза прищуриваются.
― Что. Ты. Знаешь?
Она встает.
― Это была ошибка. Забудь, что я сказала. ― Мои глаза вспыхивают, когда она накидывает капюшон и направляется к шторам. Глядя на меня через плечо, она говорит: ― Я оставлю тебя с твоей пустой кружкой.
Она уходит ― ее прощальные слова похожи на капли яда, поданные мне на потускневшей ложке, ― оставляя штору широко распахнутой. Мне открывается идеальный вид на сцену. Женщину-музыканта, сидящую на табурете под светящимися снежинками, и свободное место рядом с ней, не дающее мне покоя.
Я смотрю на свою пустую кружку и тяжело вздыхаю.
Задерживаю дыхание.
Кизари права, но не только моя кружка пуста.
В груди у меня тоже чертовски пусто.
ГЛАВА 14
Что-то тычется в мою щеку, вырывая из огненных объятий сна, который медленными, обжигающими движениями плавил плоть на моих костях. Я распахиваю глаза, и крик застывает в горле, словно рев зверя, грозящий расколоть мир надвое.
Я сажусь, шипя сквозь стиснутые зубы и пытаясь сконцентрироваться на реальности.
Сегодняшнем дне.
Ней порхает вокруг меня, отчаянно тыкаясь носом мне в грудь, пока я тру свою покрытую испариной кожу, пытаясь стереть ужас со своей плоти.
Безуспешно.
Я бегу в умывальную комнату, наполняю каменный таз ледяной водой и брызгаю на лицо, но это почти не снимает жжения.
― Это был сон, ― бормочу я, повторяя движения снова.
И снова.
Ней продолжает порхать вокруг меня, пока я мочу тряпку в ледяной воде и протираю ею шею. Я снова окунаю ее и вдавливая лицо в мокрый материал.
Просто гребаный сон.
Я поднимаю голову и смотрю в маленькое зеркало, висящее на стене. Глаза налиты кровью, их цвет голубого льда резко выделяется на фоне красных белков, щеки горят от невыносимого жара, который заставил меня проснуться.
Зарычав, я комкаю тряпку и швыряю ее в стену, снова набираю полные ладони воды, брызгаю на лицо и провожу мокрой рукой по волосам. Я упираюсь руками в край раковины и закрываю глаза, напевая свою успокаивающую мелодию, сосредоточившись на кончиках пальцев, затем на кистях, руках, двигаясь по всему телу. Медленно расслабляю каждую мышцу, убеждая себя, что здесь нет ничего, что могло бы причинить мне боль.
Сразиться со мной.
Ней прижимается слишком близко к моим влажным волосам, и в горле закипает предостерегающий рык.
― Не надо, Ней. Ты же знаешь, как я отношусь к тому, что ты приближаешься к воде.
Резким, порхающим движением она взмывает над моей головой, описывая круги на безопасном расстоянии.
Я не уверена, что на ней есть водонепроницаемые руны, и не спешу выяснять, что она была создана до того, как их изобрели.
Я утыкаюсь лицом в полотенце и тяжело вздыхаю сквозь пушистую ткань, избавляясь от липких остатков кошмара, мое тело все еще дрожит.
Это было так реально. Слишком реально.
Я несколько раз подпрыгиваю, чтобы стряхнуть с себя сон, а затем возвращаюсь в свою спальню, преследуемая шумом пергаментных крыльев. Мои глаза расширяются от вида снаружи ― небо достаточно чистое, чтобы я могла разглядеть Аврору, которая уже начинает садиться за западный горизонт.
Закат. Вот это да.
Я проспала весь дей…
Мой желудок урчит, и я сжимаю ноющую пустоту.
Я проверю Эсси, приготовлю нам что-нибудь поесть, если она еще не поела, а потом попытаюсь снова заснуть. Иначе я долго буду не в духе.
Я направляюсь к каменной лестнице, как сверху раздается глухой грохот, словно что-то тяжелое упало на пол.
Нахмурившись, я останавливаюсь и прижимаю Ней к груди, чтобы заглушить звук ее трепещущих крыльев.
― Ш-ш-ш, ― шепчу я, глядя в потолок и прислушиваясь.
Воцаряется тишина.
Может быть, мне показалось?
Медленно, на цыпочках я поднимаюсь по лестнице, вытаскивая маленький клинок из ножен на бедре. Я подхожу к люку и прижимаю ухо к дереву.
Тихий стон заставляет мое сердце замереть.
Эсси.
Я отпускаю Ней, подталкивая ее в сторону моего тюфяка.
― Оставайся здесь, ― приказываю я, распахиваю люк и выпрыгиваю внутрь, закрывая его за собой, чтобы Ней не сбежала.
Эсси свернулась калачиком на длинном диване спиной ко мне, спрятавшись под шерстяным одеялом, которое скрывает все, кроме ее рассыпавшихся по полу волос. В этом нет ничего необычного, поскольку иногда она не может потрудиться подняться по лестнице в свою спальню и засыпает здесь.
В следующее мгновение я вдыхаю металлический запах, и мое сердце замирает, а глаза осматривают комнату и находят кровавый след руки на подоконнике.
Эсси ранена.
Она всегда пытается спрятаться, когда ей больно.
Я бросаюсь к ней, срываю одеяло и, схватив за плечи, осторожно переворачиваю на спину, несмотря на ее сопротивление. Мой взгляд тут же притягивают ее руки, прижатые к животу, они дрожат, перепачканные в… в… крови.
У меня внутри все переворачивается, когда я вижу ее бледное лицо. На лбу у нее блестят капельки пота, несмотря на то, что она стучит зубами. Я опускаюсь на колени, отвожу ее руки назад и поднимая рубашку, обнажая колотую рану, из которой не прекращая течет кровь.
Каждая клеточка моего тела замирает, легкие сжимаются, как будто зазубренные осколки льда только что пронзили их насквозь.
Я вдруг понимаю, что нахожусь в другом месте. В другом времени. Или, может быть, я переживаю один из своих ночных кошмаров?
Да. Должно быть, так и есть. Эсси не лежит на диване, залитая кровью. У нее нет дыры в животе, как раз там, где находятся важные органы, для починки которых требуется время, умение и специальный врач.
Нет.
Она сидит за столом, работает над алмазной накладкой, на которой помешалась, и ест хлеб с маслом, благодаря которому в нашем жилище пахнет домом.
Это не настоящее.
Не реальность.
Нет…
― Я не хочу закончить свою жизнь в снегу, Рейв.
Наши взгляды встречаются, в ее широких глазах дикий страх, который когтями впивается в мою грудь, угрожая разорвать на части.
Снег? О чем она говорит?
― Пожалуйста, не бросай меня на холоде и не зарывай в землю, ― умоляет она дрожащими губами, ее глаза так распахнуты, что кончики ресниц касаются бровей, а рыжие крапинки в радужках горят, как тлеющие угли. ― Предай меня огню, где мне больше никогда не будет холодно.
― Прекрати говорить так, будто ты куда-то уходишь, ― рычу я, прижимая к ее ране одеяло, чтобы остановить кровотечение. ― Ты останешься здесь, со мной, в безопасности, в нашем доме.
Как только я приведу ее в порядок.
― С тобой все будет хорошо, ― бормочу я, глядя на кухонный шкаф, где хранится мой набор первой помощи. Мне нужно взять что-нибудь для перевязки, чтобы она не истекла кровью, пока я буду нести ее вниз ко Рву.
Серим умеет лечить плоть. Она поможет, если я упаду к ее ногам и буду умолять. Скорее всего, она заставит капнуть кровь Эсси во флакон, оправдываясь тем, что это необходимо для лечения, но я найду способ разобраться с этой сукой, как только Эсси окажется в безопасности.
К черту последствия.
― Надави сюда. ― Я перекладываю ее ледяную руку и прижимаю к одеялу.
― Я собираюсь взять кое-что, чтобы доставить тебя к Серим… ― Мне холодно, Рейв.
Ее надтреснутый голос прорезает дыру в тишине, впиваясь в мою грудь и лишая легкие воздуха.
Я встречаюсь с ее мутным взглядом, который едва удерживает фокус.
Страх взрывается за ребрами с такой силой, что по моему каменному сердцу пробегают трещины, обнажая сердцевину ― такую сырую и уязвимую, корчащуюся, как сочный плод, брошенный в прожорливое пламя.
― Я не чувствую твою ру… ― ее слова обрываются, дыхание становится прерывистым и резким, когда она пытается дышать нормально, и в ее глазах вспыхивает паника. ― Я не чувствую твоей руки на себе. Я не чувствую ее, Рейв…
― Тебе всегда холодно, Эсси. ― Я сглатываю комок в горле, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. Я знаю признаки. Я видела смерть слишком много раз, чтобы не узнать чертовы признаки. ― Мы живем на холодной стороне. Это нормально.
Это нормально.
Это нормально.
Это…
Ее лицо морщится, и я чувствую, как моя грудь повторяет это движение, отчего мне хочется сжаться в комок от боли.