Я не могу определить. У меня нет времени на то, чтобы раздумывать об этом, и я позволяю своему вниманию переключиться на стаю зверей, заполонивших небо…
Творцы.
На каменный навес приземляется массивный молтенмау, желтооранжевое оперение которого делает его похожим на разъяренное пламя, пришедшее поглотить меня. Я вздрагиваю, когда он опускает свой длинный заостренный клюв и с визгом взмывает в небо, разгоняя более мелких тварей, которые уже начали спускаться в чашу Колизея.
Так близко.
Его щелевидные зрачки расширяются, и он щелкает своим массивным клювом по воздуху прямо перед моим лицом. Как тренировочный укус.
Я выдерживаю алый взгляд дракона ― меня обдает порывом ветра.
Молтенмау поворачивает голову влево, издавая трель в адрес второго зверя почти таких же чудовищных размеров, прижавшегося к навесу с другой стороны здания. Он разевает клюв и издает свой собственный пронзительный визг, извергая дым и слюну.
Я поворачиваю голову, пытаясь укрыться от взрыва, и мой взгляд устремляется прямо в императорскую ложу.
Королева судорожно сжимает балюстраду, крича на стоящих за ней солдат ― солдаты переводят взгляды с нее на меня, их лица бледные, как пергамент.
Ее широко открытые безумные глаза встречаются с моими, и в этих зеленых глазах есть что-то такое, что тревожит покой моего внутреннего озера. Слезы текут по ее щекам, и она начинает произносить слова, которые я не могу услышать… но могу увидеть.
Могу узнать.
Она поет песню Клод, умоляя ее создать воронку.
Закрутиться вихрем.
Воздух вокруг меня превращается в кружащуюся метель из снега и льда, сквозь которую почти невозможно что-либо разглядеть. Столб, к которому я привязана, раскачивается так, словно вот-вот оторвется от сцены, мои волосы грозят быть вырванными с корнем, а их волнистые концы натянуты кружащимся вихрем.
Два молтенмау с визгом срываются с крыши, крылья бьют по воздуху, который вырывает яркие перья из их подбрюшья, разбрасывая их в воронке, которая гонит тварей обратно к облакам.
Сквозь свирепый снежный вихрь, хлещущий по лицу, я снова встречаюсь взглядом с королевой ― ее грудь сотрясается от рыданий, а на лице теплая улыбка.
Понимание опускается в мой живот, как тяжелая пища после долгого голодания, и я хмурюсь…
Она пытается отпугнуть драконов.
Она…
Она спасает меня…
Глубокий, низкий звук сотрясает воздух, раздаваясь со всех сторон одновременно.
Ту-думп.
Ту-думп. Ту-думп.
Весь свет исчезает из Колизея, его затмевает ужасная тьма, которая почти поглощает меня целиком.
Толпа с криками срывается со своих мест и бежит к выходу, некоторые в панической спешке натыкаются друг на друга. Королева отрывает от меня взгляд и, вытаращив глаза, смотрит куда-то за крышу здания. Меня охватывает смятение, и я делаю то же самое.
Мое сердце замирает, дыхание сбивается, когда самый большой саберсайт, которого я когда-либо видела, опускается в Колизей, взмахивая своими широкими крыльями. Вытянув свои гигантские когти, он цепляется за изогнутый навес, опуская свою массу на конструкцию, которая больше не выглядит крепкой и прочной. Не по сравнению с этим чудовищем цвета засохшей лужи крови, кажущейся черной в тех местах, где лучи отраженного света не касаются его чешуи размером с тарелку.
Кажется, весь мир содрогается, по камню бегут трещины, куски отламываются и падают вокруг меня, раздавливая тех из знати, кто не успел удрать достаточно быстро.
Яростные вопли паники и боли сотрясают воздух.
Дракон расправляет крылья в нереальном размахе, раздвинутые мембраны вибрируют от силы песни королевы, кончики когтей тянутся так далеко, что я представляю, как они могут обвиться вокруг Колизея не один раз.
― Черт, ― бормочу я, недоумевая, зачем такому огромному зверю беспокоиться о таком крошечном кусочке пищи.
Разве что…
Я нужна ему для его детенышей.
У меня сводит желудок.
Я не только умру, но и сделаю это медленно и в самом жарком месте на свете.
Гондраг… гнездовье саберсайтов.
Король был прав, меня преследуют призраки. Все злые духи тех, кого я не удосужилась обезглавить, заманили это чудовище на мою казнь и теперь смеются вволю.
Хорошо для них.
А для меня ― дерьмово.
Весь воздух со свистом вырывается из моих легких, когда дракон с шумом опускает голову в чашу, его квадратная морда усеяна рогами и клыками, которые изгибаются и превращают ее во что-то чудовищное. Оно обдает меня обжигающим дыханием, глядя на меня чернильными шарами, окруженными озерами из тлеющих углей.
Что-то вырывается из глубин моего внутреннего озера, словно сеть, поглощающая мое окаменевшее сердце. Когти впиваются в каменную плоть, вливая в меня песню, которая подбирается к горлу и выливается на язык, как шар ледяного пламени, разжимая челюсти.
Она льется в ритме с моим учащенным сердцебиением, мой пронзительный голос прорывается сквозь шум. Это не обычный язык, а чтото… другое.
Что-то, чего я не понимаю. И, вероятно, должна выяснить.
Дракон моргает, наклоняя голову, а незнакомая мелодия бьется о мои зубы, словно ледяные осколки инея и снега…
Я хмурюсь.
Неужели зверь слушает мои слова?
Он… понимает их?
Вместо меня?
В моей груди зарождается крошечная надежда, по крайней мере, до тех пор, пока саберсайт не открывает свою огромную пасть и не издает ужасный рык ― пылающее пламя, сдобренное вонью жареной плоти. Сердце замирает, когда я смотрю на вспышку пламени у основания его ребристого горла, ожидая испепеляющего взрыва.
Огня.
Чудовище приходит в движение.
Острые зубы смыкаются вокруг меня, погружая в кромешную тьму, жаркую и влажную. Треск обрушиваются на меня со всех сторон, прежде чем столб, к которому я привязана, отрывается от помоста и кренится в сторону, увлекая за собой меня.
Ужас в конце концов погружает меня в забытье.
ГЛАВА 29
Последний сон я сплю в вольере, прижавшись к шелковистому хвосту свернувшейся клубком Слатры, и вижу счастливые сны. О том, как Хейден впервые полетел на спине Аллюм, сияя улыбкой, и они оба оглашали небо победными криками. Мы были в восторге от прогулки, которую совершили вместе, залитые лунным светом, парящие между зубчатыми горными вершинами, снежные вихри кружились за нами от головокружительных взмахов шелковистых хвостов наших мунплюмов — Хейден был живее, чем когда-либо.
Я спала в вольере, видя счастливые сны, пока моя семья спала на своих тюфяках, с которых уже никогда не поднимется. Пока какой-то проглоченный яд проникал в тела и убивал их.
Маха.
Пах.
Хейден.
Я знаю, что их последние минуты были мучительными. Я видела это по их выпученным глазам. В неестественном изгибе их ртов, которые больше не улыбнутся, не споют и не прошепчут мое имя, как бы сильно я не обнимала их и не кричала, чтобы они очнулись.
Эта огромная боль… Она заполняет всю мою грудь и не дает дышать. На меня наваливается такая тяжесть, что я не думаю, что когда-нибудь смогу снова двигаться. И не думаю, что хочу этого.
Как может тот, которого ты так сильно любишь, быть здесь в одно мгновение и исчезнуть в следующее?
Просто… исчезнуть?
Аллюм, Натэй и Аккери проносятся мимо окна, визжа и выпуская пламя. Каждый раз, когда они кричат, на моем сердце появляется все больше трещин.
Они знают, что что-то не так.
Но у меня не хватает духу показать им, что они потеряли. Пока нет. Я все еще надеюсь, что, открыв глаза, обнаружу, что все это было одним большим, ужасным кошмаром.
Помощники Махи и Паха говорят, что я должна их отпустить. Что мы должны вернуть их тела стихиям. Творцам, которые не смогли быть рядом с ними, когда они больше всего в этом нуждались.
Это кажется слишком окончательным.
Я не хочу, чтобы это было наше последнее объятие. Последний раз, когда я смотрю в их глаза и говорю, что люблю их.
Я не хочу, чтобы и эта их часть тоже исчезла.
Они говорят, что мне нужно надеть диадему Махи теперь, когда она наконец-то освободила ее голову, но только после того, как высосала из ее тела всю жизнь до последней капли и сделала неузнаваемой. Теперь Творцы не перестают кричать, выплевывая шипящие слова, которых я никогда раньше не слышала. Слова, которых я не знаю и не хочу знать. Не сейчас.
Думаю, они тоже хотят, чтобы я надела диадему.
Маха как-то сказала мне, что никогда не чувствовала себя ближе к смерти, чем в тот момент, когда опустила ее на свой лоб, так что, возможно, я наконец надену ее… хотя бы для того, чтобы испытать именно это. Стану ближе к ним.
ГЛАВА 30
В моей новой клетке пахнет огненной смертью и серой ― рыхлая, вздымающаяся чернота, которая рычит вокруг меня, издавая гулкие звуки, отдающиеся эхом. Булькающие, скрежещущие звуки и барабанный бой…
Крыльев.
Ту-думп.
Ту-думп.
Ту-думп.
Я стону, мое лицо покрывает лужа липкой слизи, которая так и норовит утопить меня, заливая мне голову и растекаясь по волосам при каждом резком повороте, подъеме и головокружительном падении.
Зазубренное лезвие страха пронзает мою грудь.
Саберсайт не разжал челюсти и не перемолол меня стеной сабель, о которую трется мое колено. А это значит, что я, к сожалению, оказалась права. Есть только одно место, куда мне суждено попасть, если я не захлебнусь в его слюне до того, как мы туда доберемся…
Это чудовище тащит меня в Гондраг, чтобы скормить своим отродьям.
Черт.
Я понятия не имею, как долго мы находимся в воздухе. Не представляю, как быстро может лететь этот зверь со своим огромным размахом крыльев. За пятнадцать ведер кровавого камня в городском вольере Гора можно купить рискованный билет в один конец в Гондраг для тех, кто достаточно глуп, чтобы попытаться украсть яйцо саберсайта, но, как говорят, на это уйдет семь циклов Авроры ― если вы вообще туда доберетесь.