Я вскрикиваю, о чем тут же жалею.
Никто не заставит меня кричать. И уж точно не он.
Его палец с хлюпаньем выходит, и я рычу сквозь оскаленные зубы, делая короткие, резкие вдохи, никак не помогающие утолить ярость, вздымающуюся в моей груди, подобно бушующему драконьему пламени.
Он нюхает свой окровавленный палец, и следующие слова вырываются из него с такой злостью, что они почти осязаемы на моей покрытой мурашками коже.
― Я чувствую это по запаху.
Влажное тепло сочится из свежей раны, пока я изучаю все его части тела, которые мне хотелось бы отрезать.
― Я… действительно хочу… убить тебя.
― Прекрасно понимаю, ― бормочет он, стряхивая мою кровь со своей руки. ― Но сейчас не время.
Я смотрю на зверя у него за спиной ― он расправил крылья, греясь на солнце, ― затем перевожу взгляд дальше, на то, что нас окружает, — вокруг нас простирается покрытый рябью песок, частички которого поднимаются и разлетаются медными вихрями. Воздух над ним тоже колышется, искажая мутно-голубой горизонт, усеянный темными лунами, настолько близкими, что, кажется, я могу дотянуться до них и подержать в ладонях. Серебряные ленты Авроры переплетаются с могильными камнями, служа единственным украшением этой выжженной местности.
Здесь нет холмов. Нет деревьев. Ни камней, ни скал, ни валунов.
Никаких признаков жизни.
И уж точно нет воды…
Только я, король и дракон размером в половину горы.
Отлично.
― Белый флаг ― это белый флаг, ― говорит он, опираясь локтями на согнутые колени и наклоняя голову набок. ― Могу ли я освободить тебя и поверить, что ты не станешь пренебрегать правилами нашего… соглашения?
― Скорее всего, нет.
― По крайней мере, ты честна, ― бормочет он, глубоко вздыхая.
Он тянется к голенищу ботинка и достает бронзовый клинок в форме лепестка.
Черт.
Надо было соврать.
Я дергаюсь, шипя сквозь стиснутые зубы, когда он подносит лезвие к моей груди, просовывает его под веревку и… режет.
Часть веревки распутывается, позволяя мне сделать первый глубокий вдох с тех пор, как я была привязана к забытому Творцами столбу.
Должно быть, мой взгляд выражает степень моего потрясения, потому что в его тлеющих глазах вспыхивает искорка смеха.
― Ты думала, я собираюсь зарезать тебя, заключенная семьдесят три?
― Конечно. Ты же видел, сколько кусков кожи они разложили на земле во время моего суда, и я бы соврала, если бы сказала, что это все. Очевидно, что у тебя только мускулы, но нет мозгов.
Он усмехается, перерезая еще одну веревку. Еще одну.
Еще одну.
Я скатываюсь со столба и снова падаю лицом в песок.
Он поднимает меня на ноги и отряхивает, а затем наклоняется ко мне, принюхиваясь.
― Ты права, от тебя дерьмово пахнет.
― Да пошел ты, ― бормочу я, и он вскидывает бровь.
― Ты хотела убить меня минуту назад. Я не могу за тобой угнаться.
Я фыркаю от смеха.
― Не волнуйся. Немногие могут.
― Это вызов? ― спрашивает он, засовывая клинок обратно в ботинок.
― Нет. Но я дам тебе шанс отпустить меня.
― От всей души откажусь.
Конечно.
Надеюсь, он не будет возражать, когда я от всей души перережу ему горло.
Он расстегивает плащ, стягивает его с плеч, давая мне возможность увидеть вблизи, как мощно движется его мускулистое тело. Мои щеки пылают, когда он закутывает меня в просторную ткань, закрепляет под подбородком, а затем щелкает меня по носу.
― Очаровательно.
― Я отрежу тебе язык тем клинком, что у тебя в ботинке.
Он накидывает капюшон мне на голову, окутывая меня тенью.
― Я бы предпочел, чтобы ты использовала зубы, но нищим выбирать не приходится.
Я хмурюсь, понимание приходит медленнее, чем восход Авроры. У меня вырывается возмущенный смешок, но он быстро обрывается, когда он приседает, берет мою левую лодыжку в одну руку, сжимает цепь в другой и дергает, расправляя плечи. Звено разрывается и взлетает в воздух.
Хорошо.
Он повторяет процесс с другой моей лодыжкой, отрывая кусок цепи, который бросает в сторону.
― У тебя хорошо получается. ― Я взмахиваю руками, и металлическая цепь, натянутая между ними, звенит от моего движения. ― Продолжай.
Он сухо смотрит на меня и поднимает с земли обрывок веревки. Соединив мои руки вместе, он сдвигает кандалы повыше, затем делает несколько витков вокруг запястий и завязывает узел.
― Это… не то, что я имела в виду.
Он отрывает цепь от кандалов на моих руках, разъединяя звенья, словно они сделаны из глины.
― Я в курсе.
Черт.
― Туповатый. Понимаю. Не осуждаю.
Довольно хмыкнув, он поднимается, а затем нагибается, обхватывая меня своими большими руками. Он закидывает меня на спину и поднимает, как мешок с зерном.
― Что ты делаешь? ― кричу я, перевешиваясь через его плечо, пока он шагает к… своему дракону. Сердце так сильно бьется в горле, что я почти задыхаюсь.
― Каан, нет. Я не соглашалась на это!
Его тело напрягается, шаги замедляются, он издает низкий, скрежещущий звук.
― Скажи это еще раз… ― Что?
― Мое имя, Лунный свет. Повтори его еще раз.
Если это поможет мне избавиться от полета, я буду кричать его в небо, пока у меня не разорвутся голосовые связки.
― Каан. Каан. Каан. Каан. Каан! Теперь опусти меня. Немедленно.
Он набирает воздух в легкие, вся его грудь раздувается, словно он только что сделал первый вдох с момента начала глубокого погружения.
― Ты не сказала «пожалуйста», ― наконец произносит он и снова идет вперед.
Что…
― Пожалуйста!
― Слишком поздно.
Я собираюсь раздробить его кости и использовать их в качестве зубочисток.
Он подходит к тяжело дышащему зверю, где с седла свисают длинные веревки с узлами, украшенные множеством петель для ног, в одну из которых он продевает свой ботинок.
― Засунь меня обратно ему в пасть!
Он рывком поднимает нас по веревке, и я с ужасом в глазах наблюдаю, как земля уходит все дальше и дальше, а затем отказываюсь от борьбы, когда до меня доходит, что я не смогу вырваться или зарезать его, чтобы сбежать.
Достигнув седла из сшитых вместе шкур на спине огромного зверя, Каан преодолевает последние несколько петель, затем перекидывает ногу через седло и усаживает меня к себе на колени.
Я сижу на нем и, приоткрыв рот, смотрю в его глаза, задыхаясь от опьяняющей близости. Он смотрит на меня сверху вниз, его напряженное дыхание овевает мое запрокинутое лицо — воздух между нами наполняется статическим электричеством, от которого у меня мурашки бегут по коже.
Творцы.
Окунувшись в запах кожи и его одурманивающего аромата, я ощущаю, как напряжение разливается внизу моего живота, требуя того, чему все остальные части меня категорически противятся, и размышляю, может спросить этого мужчину, не хочет ли он потрахаться, прежде чем я перережу ему горло…
Наверное, не стоит.
― У тебя есть время, пока я считаю до десяти, чтобы решить, как ты хочешь сесть, а потом я направлю Райгана в небо, и ты не сможешь это изменить, ― выдавливает Каан сквозь стиснутые зубы, и мое сердце бьется все сильнее с каждым его окончательным словом.
Я открываю рот, собираясь выплюнуть что-нибудь резкое, когда он произносит: ― Один… Два…
Черт.
Я вздрагиваю, задираю правую ногу вверх, упираясь в его бедро.
― Три… Четыре…
Я пытаюсь встать, но теряю равновесие и снова падаю, прижимаясь лицом к его груди, когда он произносит низким голосом «Пять».
― Считай медленнее, ― рычу я, упираясь руками в его живот и знакомясь с буграми мышц, которые на ощупь больше похожи на камни… У меня пересыхает во рту.
― Шесть, ― говорит он, и его хриплый голос заставляет мою кожу покрыться мурашками. ― Семь.
Определенно нужно двигаться.
Я снова подтягиваю ногу и встаю, пошатываясь.
― Восемь…
Я поворачиваюсь лицом вперед, сердце колотится сильно и быстро, когда я оглядываюсь вокруг, ноги подгибаются от внезапного осознания того, как высоко мы находимся.
Что это наша отправная точка.
― Девять…
Творцы, уничтожьте этого мужчину.
Я позволяю своим ногам соскользнуть по обе стороны от седла, идеально приземляясь между его ног с такой силой, что он издает глубокий стон, который вызывает у меня прилив удовлетворения.
― Десять, ― щебечу я, и он, прочистив горло, тянется между нами, чтобы поправить себя ― несомненно, испытывая боль.
Я улыбаюсь.
― Я не буду возражать, если ты оставишь меня в ближайшей деревне. Я смогу сама найти дорогу, ― говорю я, решив, что сейчас самое время нанести удар, раз его член уже пострадал. У меня есть два способа избавить себя от его присутствия: убить его или переспать с ним.
― Нравится тебе это или нет, ― ворчит он, обхватывает меня за талию и приподнимает, усаживая в более удобное положение, ― так близко к нему, что щеки горят не только из-за удушающей жары. ― Ты отправляешься со мной в Домм.
Мое сердце замирает.
Домм…
Так мало кто отправляется в столицу Пекла и возвращается обратно.
Чертовски мало.
Наверное, потому, что все они оказываются внутри чудовища, на спине которого я сейчас сижу. Или так, или у города челюсти, когти и зубы куда острее, чем у того, от кого я чудом спаслась.
Я открываю рот, собираясь возразить, когда Каан протягивает мимо меня руку и хватается за веревки.
― Guthunda, Райган. Guthunda!
Зверь под нами оживает, выдыхая пар, и мне кажется, что весь мир качается из стороны в сторону, когда он приходит в движение.
― Держись за кожаный ремень, ― рычит Каан возле моего уха, отчего по шее снова бегут мурашки, а дыхание становится прерывистым.
Зарычав, я хватаюсь за этот чертов ремень.