― Знаешь, что я больше всего ненавижу?
― Когда тебе говорят, что делать? ― отвечает он, не моргнув глазом.
― Именно.
― Что ж, ― говорит он, дергая полоску кожи, словно проверяя, крепко ли я держусь за нее. Я нахожу это глубоко оскорбительным, поскольку не делаю ничего наполовину. ― Какое облегчение знать, что у тебя есть хоть капля самосохранения.
― Я бы предпочла клинок, который спрятан в твоем голенище, ― ворчу я, когда зверь складывает крылья вплотную к своему телу.
Я чувствую, как в согнутых лапах Райгана нарастает поток энергии, а затем он взмывает в небо, с грохотом взмахивая крыльями, и гравитация впечатывает меня в грудь Каана с такой силой, что весь воздух выбивает из легких.
Мы устремляемся вверх…
Вверх…
Все слова, которые я собиралась произнести, проваливаются в глубины моих кишок, и я крепче вцепляюсь в ремень. Моя голова откидывается назад, в изгиб шеи Каана, его сердце яростно бьется о мой позвоночник, ускоряясь в унисон со взмахами крыльев Райгана.
Мы проносимся сквозь пелену облаков, затем выравниваемся, и кажется, что весь мир вновь обретает равновесие.
Я делаю первый вдох с тех пор, как мы оттолкнулись от песка, и прерывисто выдыхаю.
Я скучаю по пасти дракона. Там было мокро, воняло, и была большая вероятность, что меня проглотят, но, по крайней мере, я не цеплялась за жизнь одним-единственным кожаным ремешком, прижатая к мужчине, от которого слишком хорошо пахнет, чтобы его свежевать.
― Ты в порядке? ― спрашивает Каан у самого моего уха, и каждая клеточка моего тела трепещет.
Я осмеливаюсь посмотреть вниз, ожидая, что меня разорвет от страха, когда я увижу мир под собой, бесплодные равнины, простирающиеся во всех видимых направлениях, словно рябь на ржавой воде. Вместо этого в моей груди разрастается что-то настоящее. Что-то, от чего я испытываю потребность раскинуть руки, запрокинуть голову и разразиться смехом, глубоким и таким чертовски очищающим, что хочется… плакать.
― Ответь мне, Лунный свет.
В его голосе слышится резкость, которая выводит меня из задумчивости. Напоминает, что я в плену у очередного злобного Вейгора, и просто сменила одни кандалы на другие.
Мир проносится мимо, пока я обдумываю вопрос Каана… В порядке ли я?
― Да, ― шепчу я, обнимая странное, головокружительное чувство с нежностью, о которой и не подозревала, опасаясь, что оно сломается, если я сожму его слишком сильно. ― Я в порядке.
ГЛАВА 31
Песни Творцов сейчас такие тихие, их голоса ― лишь отголоски, едва уловимые.
Я не знаю, почему.
Возможно, Эфирный камень забирает у меня так много, что почти не остается сил слушать.
Вот как это ощущается. Как будто мою душу высасывает паутина щупалец диадемы, присосавшихся к моему черепу.
Я ненавижу это.
Я никогда не узнаю, как Маха выдерживала это на протяжении сотен фаз, но, возможно, я понимаю, почему ей потребовалось столько времени, чтобы привести в этот мир Хейдена.
Потом меня.
Возможно, я понимаю, почему она плакала на снегу так много фаз назад, когда мой мир был маленьким, а сердце ― наполненным и целым.
У меня едва хватает сил дышать, не говоря уже о том, чтобы есть. В прошлом цикле у меня точно не было сил помогать с подготовкой к церемонии представления. Стоять на ногах, пока Натэй и Аккери обдавали шлейфами голубого пламени костры Махи и Паха, возвращая их тела стихиям. Вместо этого я сидела в кресле Хейдена и смотрела, как они горят, и мое сердце так болело от того, как сильно я не хотела их отпускать, что я чуть было сама не бросилась в огонь.
Затем настал черед Хейдена.
Вместо того чтобы залить тело пламенем, Аллюм подхватила его, расправила крылья, затем подняла голову к небу и оторвалась от земли, прижимая к себе моего брата. Она неуверенно взмыла в глубокую тьму, где покоятся ее предки, затем свернулась в клубок, укрыла Хейдена своим огромным крылом и застыла у меня на глазах ― решив отдать себя смерти, чем проживать вечную жизнь без того, кого мы обе так любили.
А может, она просто знала, как сильно он ненавидел одиночество.
Все ушли пировать в честь моих ушедших близких, а я лежала на снегу и пела луне Хейдена, обводя контур маленького, неправильной формы крыла. Потом пришла Слатра, устроилась рядом со мной и свернула хвост в пушистое гнездышко, в котором я и заснула.
Я до сих пор не пришла в себя от этого ужаса.
И теряю надежду, что когда-нибудь смогу.
Помощники Махи и Паха говорят, что у меня очень мало вариантов. Народ Аритии не примет королеву, настолько ослабленную Эфирным камнем, если я не буду связана с кем-то, кто владеет хотя бы двумя песнями стихий. И даже в этом случае я еще недостаточно взрослая, чтобы править.
В Ботайме должно состояться собрание, на котором моя судьба будет решаться Советом Трех. Конечно, я не могу присутствовать и говорить от своего имени, потому что принцессы должны оставаться немыми и скрытыми от посторонних глаз до церемонии связывания ― Маха и Пах никогда этого не требовали… Но их больше нет.
Осталась только я, и я уверена, что небеса рушатся.
ГЛАВА 32
Клочья облаков рассеиваются по мере приближения к солнцу, и Райган поворачивает к нему голову, как охотник, выслеживающий свою добычу. Я решаю, что это не так уж далеко от истины, учитывая, что гнездовья саберсайтов находятся прямо под гигантским огненным шаром.
Я натягиваю капюшон плаща Каана и прячусь в его тени, чтобы избежать резких солнечных лучей. Окутанная его расплавленным мускусом, я ощущаю удовлетворение, которое… что-то делает со мной. Я представляю себе потных, рычащих воинов, опаленных этим властным заревом, запах, согревающий кровь, который затуманивает мой разум и вызывает желание дать себе пощечину.
Сильную.
Может, он и спас меня из Колизея и вылечил мне спину, но он все равно тиран. Судя по тому, как он ткнул пальцем в мою рану и заставил меня кричать, я бы сказала, что он так же жесток, как и его родственники.
Возможно, даже больше, учитывая мою удачу.
Я ему для чего-то нужна, осталось выяснить, для чего.
В итоге ― я не могу позволить ему забрать меня в Домм. Что-то в глубине моего нутра подсказывает, что это поглотит меня целиком.
«Восставшие из пепла» считают, что я мертва. Король Сумрака и его Гильдия знати, предположительно, тоже. Осталось найти способ сбежать от Каана, чтобы я могла отправиться за Рекком Жаросом, а потом разрубить его на куски за то, что он убил Эсси и превратил мою спину в кровавое месиво.
Месть бурлит в моих венах, вызывая зуд в кончиках пальцев. Дрожь пробегает по позвоночнику, и я острым ногтем большого пальца царапаю кожу сбоку ногтя…
Райган поворачивает налево, опрокидывая меня на руку Каана и сдвигая меня с моего места между его ног. Я прочищаю горло и возвращаюсь обратно, его мощное тело горой возвышается вокруг меня. Словно я ― снежинка, застрявшая между его бедер.
― В капюшоне есть солнцезащитная вуаль, ― грохочет он, его речь такая правильная, словно принадлежит Творцам, а не разрушена приливами и отливами времени, как у многих из тех, кто живет в Горе.
В отличие от моей, выкованной в темных местах, где слова выплевывали, шипели и выкрикивали. Где единственная мягкость принадлежала крепким объятиям той, кого больше нет.
― Если ты опустишь ее, то сможешь смотреть по сторонам, пока мы летим, и лучше предугадывать движения Райгана.
Его тон говорит о том, чего он не сказал. Что я не буду падать замертво каждый раз, когда Райган поворачивает или попадает в поток воздуха, который заставляет его уворачиваться, нырять или раскачиваться.
Неуверенно я ослабляю хватку на ремешке и тяну руку вверх, хмурясь, когда вслепую нащупываю и тяну за край капюшона, отыскивая пуговицы, которые удается расстегнуть, что освобождает ткань, которая падает мне на лицо.
Хм.
Я поднимаю подбородок и осмеливаюсь оглядеться по сторонам ― материал обладает прекрасным блеском, который создает на мне маску тени и даже позволяет смотреть почти прямо на солнце, не боясь ослепнуть.
Я смотрю на бескрайнее пространство, окружающее нас, широко раскрыв глаза.
Зыбкий песок уступил место выжженной солнцем земле, прорезанной лентой ярко-синего шелка, которая, как я подозреваю, является крупным…
― Это река Агт, ― объявляет Каан, пока я любуюсь ее широкими, переплетающимися изгибами. Как она искрится на свету.
Она тянется, насколько хватает глаз, к солнцу, к темнеющему небу на юге ― в этом я убеждаюсь, заглянув Каану под руку. Высокие, высохшие деревья цепляются за ржавые, высушенные солнцем берега, на кончиках их многочисленных ветвей видна оранжевая листва, достаточно острая, чтобы ей можно было порезаться. Я даже заметила странное золотистое червеобразное существо, ползущее по грязи и оставляющее за собой волнистый след.
Я смотрю направо ― несколько лент Авроры все еще сверкают над горизонтом, но в основном они уже скрылись из виду.
Думаю, скоро мы найдем место, где можно остановиться на ночлег.
Я снова смотрю на реку, восхищаясь тем, как свободно течет вода между высохшими равнинами, и тут замечаю, что Каан слегка тянет за левый буксирный трос.
Правое крыло Райгана начинает подниматься.
Предвидя крен влево, я хватаюсь за ремень и наклоняюсь в сторону, находя это движение почти… естественным, на этот раз мне удается удержаться между мощными бедрами Каана.
Солнце теперь освещает правую сторону наших тел, согревая мой плащ, пока мы летим к величественной гряде темно-рыжих гор, протянувшихся вдали с севера на юг и выступающих из далекой дымки пыли, поднятой ветром.
― Куда мы направляемся?
― Туда, ― говорит Каан, указывая на отчетливый разлом в гигантском хребте, который расширяется все больше с каждым взмахом крыльев Райгана.