сожрет. Я вижу тебя, придурок.
И тут я замечаю мужчину в плаще, с которым столкнулась на лестнице и который теперь движется в полутемном пространстве.
Мое сердце падает.
Он проходит мимо других посетителей, и мои мысли путаются в беспорядке, пока он направляется к пустой кабинке в дальнем конце зала…
Он так торопился, когда чуть не налетел на меня, спускаясь по лестнице. Теперь он вернулся. Почему?
Бизнес? Любопытство? Или я произвела на него неправильное впечатление?
Творцы, неужели поэтому он вернулся? Ему нравится путаться с пустыми и он надеется на легкую добычу?
Его голова поворачивается в мою сторону, взгляд скользит по открытой части моего лица, словно теплая щетка с мягкой щетиной, и воздух между нами сгущается.
Я сглатываю стон.
Я упорно боролась за то, чтобы эта операция была одобрена. Она значит для меня все. Если этот засранец разрушит наши тщательно продуманные планы, у нас может не быть другого шанса еще неизвестно сколько времени.
Если, конечно, еще одна попытка будет одобрена.
― Ты новенькая, милая? Я не видела тебя здесь раньше.
Заставив себя смягчить взгляд, я смотрю на Левви, на ее ухо, торчащее из пышной гривы волос, ― ее клип.
― Просто была неподалеку.
― Понятно. ― Она обводит взглядом зал и едва шевеля губами, и шепчет: ― Тот мужчина с рыжими волосами, который только что проходил мимо? Его зовут лорд Тарик Релакен. Держись от него подальше. Многие исполнители привлекают его внимание, а потом исчезают.
Я округляю глаза в притворном шоке.
― Правда?
Она кивает.
― Цвет твоего платья, скромный нрав и длинные черные волосы… ― Она скользит взглядом по моему телу и снова поднимает глаза. ― Ты как раз в его вкусе.
Я не говорю ей, что так и было задумано.
Я надеялась привлечь его внимание.
По крайней мере, так было до тех пор, пока я не обзавелась сталкером в плаще, который наблюдает за мной из глубины зала, скрестив руки и облокотившись на стол пустой кабинки.
― Есть причина, по которой здесь редко появляются новенькие, и дело не в дерьмовой зарплате, ― выдавливает она, кисло улыбаясь.
Я не спрашиваю, почему она остается здесь, ― об этом красноречиво говорит ее округлившийся живот. В Горе у пустых мало возможностей заработать на жизнь, кроме как вкалывать в шахтах. Беременной женщине здесь делать нечего. Жители делают все, что могут, чтобы выжить, даже если это означает, что нужно балансировать на тонкой грани между безопасностью и угрозой жизни.
― Спасибо за предупреждение, ― шепчу я, думая о таинственной наводке, которую Серим, по-видимому, получил в начале дея, когда наши текущие планы уже были в действии. Сомневаюсь, что Левви сделала это ― она должна слишком бояться замарать руки, связываясь с «Грядущим пламенем» и нашими кровавыми делами.
По понятным причинам.
Нет более легкого способа разозлить нашего короля-тирана, чем поддерживать связь с его врагами.
Руни подходит ближе, белая мантия свисает с его худого тела, темные волосы собраны на затылке в низкий пучок. Он смотрит на меня исподлобья, и мой взгляд падает на единственную пуговицу, удерживающую его плащ. На круглой деревяшке изображен символ гравировочной палочки, означающий его способность вырезать основные руны.
Судя по тому, как он ухмыляясь смотрит на меня, я ожидала увидеть две или три. Возможно, какой-нибудь особый дар, вроде мастера крови, или еще что-нибудь впечатляющее. По крайней мере, я думала, что его пуговица будет хотя бы сделана из серебра или золота.
Жаль, что я не могу сказать этого вслух.
Вместо этого я принимаю усиливающую палочку, скромно опустив голову, и обхватываю потными ладонями полый металлический стержень, усеянный точками и завитками, излучающими собственное сияние.
Я бросаю еще один взгляд на Тарика Релакена и стискиваю зубы, снова глядя на притаившегося наблюдателя, которого я, конечно, не планировала, во мне нарастает беспокойство.
― Ты в порядке?
Нет.
Пергаментный жаворонок подлетает ближе, наклоняет нос, складывает крылья и падает мне на колени.
― Никогда не пела перед такой большой толпой, ― бормочу я, убирая послание в карман, чтобы прочитать его позже.
― Я понимаю, ― говорит Левви, ободряюще улыбаясь мне. ― В основном они слишком поглощены собой, чтобы замечать нас. ― Она поднимает скрипку и прижимает ее основание к шее. ― Ты знаешь «Балладу об упавшей луне»?
Мое лицо бледнеет, где-то на краю моего сознания проскальзывает воспоминание. Лишенное эмоций. Красота.
Боль.
Призрак чего-то, что я едва могу ухватить, его труп, застрявший в моем ледяном нутре. В том месте внутри меня, которое огромно, как Эргорские равнины, по которым я когда-то бродила в одиночестве, с пятнами чужой крови, застывшими на лохмотьях, покрывавших мое изможденное тело.
― Да, ― хриплю я в ответ. ― Я очень хорошо знаю эту песню.
Левви проводит смычком по натянутым струнам, сделанным из хвоста мунплюма, которые сияют в полумраке, извлекая первую ноту ― такую длинную и глубокую, что она почти осязаема. Следующие несколько она играет с такой страстью, как будто сама написала мелодию.
Как будто красивые слова баллады появились из пепла ее собственного горького прошлого.
Я подношу усилитель к своим закрытым вуалью губам и набираю полную грудь воздуха, немного сдвигаясь, чтобы спрятанный в корсаже кинжал не задел мои ребра. Я закрываю глаза и погружаюсь в мелодию так же, как когдато погружалась в жизнь, ― но со словами, которые я с тех пор научилась произносить. Вооруженная кошмарами, с которыми я столкнулась с тех пор.
Пылающими кошмарами.
Кошмарами, сводящими с ума.
Толпа растворяется в небытии, когда я пою о саберсайте, которая взмыла в черное бархатное небо, свернулась в клубок и умирала в темноте, где ее больше никогда не увидят. О ее сверкающей подруге, мунплюме, которая устраивается рядом, освещая ее тело.
Даря ей свет.
Я пою о том, как мунплюм постепенно угасает. О том, как мало-помалу ее сияние проникает в саберсайта и окрашивает чешую существа в белый цвет.
Мелодия сменяется более глубокими, разрушительными нотами, когда я пою о том, как мунплюм больше не может оставаться на небе.
О ее падении.
О том, как саберсайт срывается со своего места среди звезд, полная жизни и света, спускается в нижний мир в поисках своей подруги. Как она ищет осколки камня, разбросанные по снегу, пытаясь собрать ее по кусочкам.
Безуспешно.
Мои веки распахиваются, и я смутно осознаю, что все глаза в комнате устремлены на нас. Широко раскрытые или увлажнившиеся от эмоций, которые стекают по накрашенным щекам.
Но мое внимание привлекает мужчина в плаще, верхняя половина лица которого по-прежнему скрыта тенью капюшона. Несмотря на это, его взгляд пронзает пространство и сжимает меня железной хваткой, которую я не могу стряхнуть.
По мере того как слова продолжают слетать с моих губ, я отчетливо осознаю, что в этом мужчине, который затмевает всех остальных в комнате как размером, так и своим присутствием, есть какая-то опасность. В нем чувствуется уверенная непринужденность неприкасаемого.
Отрезвляющее осознание обрушивается на меня, как удар по голове, и мой взгляд перемещается на Тарика, который сидит в своей кабинке и смотрит на меня с таким нестерпимым голодом, что я понимаю, что когда я уйду отсюда, он последует за мной. Идеальный исход.
Вот только…
Я перевожу взгляд на своего сталкера в плаще, на тень, скрывающую его личность.
Я пришла сюда, чтобы привлечь одного монстра, а в итоге поймала двух.
ГЛАВА 2
Ничто не сравнится с семью часами непрерывного пения, когда чувствуешь себя так, будто проглотил металлическую щетку для чистки зубов, а потом изверг ее обратно.
Потянув за цепочку на унитазе, я откашливаюсь, пытаясь снять напряжение со связок. Я закрываю за собой дверь туалетной кабинки и иду к одному из умывальников, намыливаю руки и смотрю на свое отражение в зеркале. В ответ на меня смотрят светло-голубые глаза, нижняя часть лица скрыта плотной красной вуалью. Резко контрастируя с моей белоснежной кожей, она наполовину скрывает длинные чернильные локоны, придавая им эффектный вид.
― Ты поешь, как Творец.
Я смотрю на женщину рядом, которая сушит руки и одновременно изучает собственное отражение, высоко подняв подбородок и поворачивая голову из стороны в сторону, осматривая свое идеально накрашенное лицо.
― Спасибо. ― С сомнением говорю я.
Возможно, это оскорбление. Кто поймет этих фейри.
Она смотрит на мое обрезанное ухо.
― Похоже, я зря трачу время на пустую, ― размышляет она вслух, словно меня здесь и нет.
Определенно оскорбление.
― Я бы заставила Игноса есть с моей ладони, если бы у меня был такой диапазон.
Я прикусываю язык так сильно, что из него течет кровь, и бросаю взгляд на красную бусинку, свисающую с ее уха, прежде чем склонить голову в знак покорности.
― Да. Настоящее расточительство для того, кого Творцы не сочли достойным своих песен.
Она что-то напевает, снова глядя на свое отражение, и поправляет прядь волос, похоже, одобрив мой кивок в знак признания ее превосходства. Как только за ней захлопывается дверь, я закатываю глаза и вытираю руки.
В один из циклов Авроры мне придется прикусить язык так сильно, что я лишусь кончика. Я в этом уверена. То, что он все еще на месте, ― просто гребаное чудо.
Выходя из туалета, я замечаю мужчину, прислонившегося к стене коридора и загораживающего единственный выход, кроме окна туалета за моей спиной.
Я останавливаюсь на пороге, держа дверь приоткрытой, мое сердце начинает биться быстрее от этого… неожиданного развития событий.
Я думала, что потребуется больше времени, чтобы заманить его сюда. По крайней мере, я надеялась, что смогу спокойно пописать, прежде чем мы начнем играть.