Единственная уверенность пронзает мое сердце, как основание горного хребта, и ее невозможно сдвинуть с места.
Я хочу принять этот прекрасный, опасный предмет.
Подержать его.
Прижать его к себе.
Хотя бы ненадолго.
Воодушевленная этим единственным знанием ― игнорируя его тревожащие последствия, с которыми я разберусь в другой дей, когда мы преодолеем это коварное препятствие, ― я протягиваю руку, обхватываю пальцами мальмер и прижимаю его к груди.
Внутри меня что-то замирает, словно ключ, вставленный на место, но я не зацикливаюсь на этом. Не пытаюсь осознать.
Это нереально.
Это выживание.
Каан остается передо мной, руки пусты, и так долго держит позу, что толпа начинает роптать. Некоторые даже ахают.
― Что он делает?
― Он просит тебя прикоснуться к его рейди, ― хриплым от благоговения голосом произносит Саиза. ― Он хочет сказать, что ставит тебя превыше себя и, что самое главное, превыше своей чести.
Мое сердце замирает, глаза расширяются.
― Я… Я не знаю, что я сделала, чтобы заслужить это. ― В этом нет никакого смысла.
― Он объявляет тебя своим роскром. Его великим. Если ты примешь эту честь, его титул перейдет к тебе, если он падет в этот дей.
Если он падет…
Странная острая боль пронзает мою грудь, словно глубоко вонзившийся кинжал.
― Чт… ― Мой голос срывается, и я смотрю на Саизу с вопросом в глазах, надеясь, что она поймет о чем я хочу спросить, и уверенная, что если я попытаюсь заговорить, то это будут невнятные обрывки.
Что это значит?
Глаза Саизы смягчаются, и она обнимает ладонью мою щеку.
― Это значит, что, если Каан проиграет, любое твое решение не будет оспорено. Ты сможешь уйти, несмотря на то, что на тебя претендуют, и не подвергнешься бесчестию, потому что тебя будут считать более великим воином, чем Хока.
Каждая клеточка моего тела наполняется глубоким, четким пониманием, и следующий вздох получается прерывистым. Он хочет, чтобы я выбралась… Несмотря ни на что.
Мой взгляд падает на стоящего передо мной мужчину, что-то подкатывает к горлу, и я с трудом проглатываю это и понимаю, насколько была права, что сбежала.
Ушла.
О нем слишком, слишком легко начать заботиться.
Саиза стирает немного моей крови с ключицы и наносит мне на пальцы. ― Ты можешь прикоснуться к нему и принять эту великую честь.
Я сжимаю руку в кулак, разжимаю, смотрю на свою кровь, стекающую по ней, затем на мальмер, зажатый в другой ладони.
Я не заслуживаю этого. Ни капли. Но я также не хочу проявлять неуважение к нему, отказываясь от прекрасного жеста, который значит гораздо больше, чем, по мнению этого великолепного мужчины, я стою.
Воцаряется тишина, и я борюсь с этими чувствами, загоняя их под ребра, пока смотрю на изображение, нарисованное на его спине. На причудливую луну размером с половину моего кулака, словно я могла бы обхватить ее ладонями и прижать к себе.
Я устремляюсь к нему всем сердцем, протягивая руку к луне, которую я так сильно люблю.
Каан дрожит всем телом, и это движение отдается вибрацией в моей руке и в переполненном чувствами сердце, заставляя меня не дышать.
Он встает ― слишком быстро.
Слишком медленно.
Какая-то странная, незнакомая часть меня хочет потянуться вперед и схватить его. Закричать, чтобы он остался.
Умолять его жить.
Не отрывая взгляда от земли, он поднимает кулак, шесть раз ударяет себя в грудь, а затем поворачивается и направляется к стойке с оружием под звуки задыхающейся, ропщущей толпы.
ГЛАВА 43
В воздухе повисает напряжение, сотни взглядов царапают мою кожу.
Проникают под нее.
Я обвожу взглядом пялящуюся на меня толпу, затем смотрю на побледневшее лицо и округлившиеся глаза Саизы, наблюдающей за отступлением короля.
― Почему шесть?
― Я не знаю, ― говорит она. ― Пять для Оа. Шесть ― это неслыханно.
Я сглатываю, крепче сжимая мальмер Каана.
Он перебирает оружие на ближайшей стойке, откладывает в сторону, и наконец, берет маленький нож, который я заметила раньше ― с целой пастью острых зубьев, расположенных по краю плоского лезвия.
Он перекидывает его из руки в руку, ворчит, затем стаскивает ботинки и отбрасывает их в сторону.
― Hach te nei, Rygun, ― рычит он, указывая на своего зверя, и его строгие слова эхом отражаются от отвесных стен кратера. ― Hach te nei, ack gutchen!
Я наклоняюсь к Саизе.
― Что он говорит?
― Он приказывает Райгану отступить… независимо от исхода боя.
Последние четыре слова камнем падают мне на грудь.
Пылающие глаза по-прежнему прикованы к Каану, зверь наполняет грудь воздухом, который затем вырывается на свободу с таким резким грохотом, что наполняет кратер обещанием огненного насилия, которое я прекрасно понимаю.
Слишком хорошо.
Каан выкрикивает еще один приказ.
― Hach te nei, Rygun. Ack!
Райган расправляет крылья, поднимает морду к небу и издает пронзительный крик ― звук сопровождается языками красного пламени, которые опаляют, лижут и трепещут на синеве неба.
Все кричат, прижимаясь к своим малышам, чтобы укрыть их от жара. Другие падают на землю, как будто это спасет их, если огромный дракон решит наклонить голову и залить кратер своим пламенем.
Я тоже приседаю, но по другим причинам… сворачиваюсь в клубок, а моя кожа озаряется следами множества невидимых обычным глазом рун. Свет, излучаемый старыми рунами, по яркости сравним с одной из лун мунплюмов, расположившихся на мрачных небесах Тени.
Я так зажмуриваюсь, стараясь не смотреть слишком пристально на остатки рун, начертанных на моей коже, ― на слои крошечных гравюр, использовавшихся для восстановления моего тела больше раз, чем лун на небе, ― что забываю, что Саиза сидит рядом со мной. По крайней мере, до тех пор, пока мои глаза не открываются и я не замечаю ее пристальный взгляд.
Она рассматривает мое тело, а затем поднимает глаза. Сердце подскакивает к горлу, и я открываю рот, чтобы заговорить.
― Неудивительно, что ты смеялась, ― говорит она, а затем протягивает руку мне за спину, набрасывает покрывало мне на плечи и расправляет его. ― Несокрушимые всегда смеются.
Я не поправляю ее. Не говорю ей, что я умирала слишком много раз, чтобы сосчитать. Что я смеялась, потому что боль, которую я чувствовала в своем сердце, затмевает любые повреждения, когда-либо нанесенные моей плоти и костям.
Вместо этого я благодарно улыбаюсь, плотнее укутываясь в накинутую на меня ткань, пока Райган выпускает свои огненные вспышки гнева в небо, словно пытаясь испепелить луны.
Кажется, он более чем недоволен тем, что ему указывают, что делать. Честно говоря, если бы я могла сорвать этот железный манжет, я бы взяла судьбу в свои гребаные руки.
Его пламя гаснет, и он взмывает в небо, осколки камня сыплются оттуда, где его когти вонзились в край кратера. Он взмахивает массивными крыльями, поднимая в кратере бурю, заставляя нас всех прикрывать лица от ударов песка.
Он кружит выше… выше… пока не оказывается достаточно далеко, чтобы члены клана почувствовали себя комфортно и расслабились.
У меня пересыхает во рту, пока Каан идет к центру кратера, туда, где Хок снова вышагивает, размахивая той же шипастой булавой, которой он победил Зарана. Я представляю, как булава с невероятной скоростью рассекает воздух, врезаясь в лицо Каана.
Раскалывает ему череп.
Я вздрагиваю, мое тело вновь сотрясает ужасная дрожь, по виску течет еще больше крови. Противоядие действует, но недостаточно быстро.
Недостаточно быстро.
Несмотря на это, я заставляю себя подняться на ноги. Саиза вскакивает, чтобы помочь мне встать и поддерживает меня. Другая женщина снова мажет рану на моей голове, нанося на нее что-то густое и сильнодействующее, в то время как мужчины в боевом кольце кружат вокруг друг друга осторожными шагами, словно топча мою грудь.
Наконец, они сходятся, яростно атакуя, снова и снова, и каждое тяжелое, рычащее столкновение отдается в моих костях с такой силой, что я вздрагиваю.
Рассекается кожа.
Брызжет кровь.
Оружие становится мокрым и красным.
В их хаотичных движениях нет ритма, напоминающего мне треск земли и раскалывание камней. Землетрясения, которые сотрясают мир достаточно сильно, чтобы сбить с ног. Это бессмысленный танец напряженных мышц и диких взглядов, которые я не хочу видеть, не хочу слышать, и моя грудь сжимается все сильнее с каждой новой раной, появляющейся на прекрасной коже Каана.
Но, несмотря на мучительные ощущения, я не могу заставить себя отвести взгляд.
Саиза наклоняется ближе.
― Тебе нужно сесть, Холу. У тебя дрожат ноги, а из пореза на голове течет много крови.
Каан не успевает парировать очередной размашистый удар, который рассекает воздух и срезает часть кожи с его живота.
Сдавленный крик вырывается у меня из горла, его налитые кровью глаза находят меня, и что-то болезненное вгрызается в мою грудь, словно плотоядный червь.
Мои колени подкашиваются.
Саиза опускает меня на ковер, а Хок обрушивает на короля шквал смертоносных ударов. Я сжимаю мальмер Каана, словно только это движение может защитить его тело от яростных ударов, которые не прекращаются.
Зарычав, Каан тянется к движущейся смертоносной силе, наносит ему удар в грудь, чтобы схватить руку Хока, и мне кажется, что из моего горла вырывается еще один резкий звук.
Я думаю, это может быть его имя.
Кажется, я приказала ему жить.
Шипя кровью сквозь стиснутые зубы, Каан проводит своим клинком по внутренней поверхности бицепса Хока, рассекая выпуклость мышцы и оставляя кровавый след.
Булава падает на песок.
Хок ревет.
Каан рычит еще громче, обходит чудовищного воина и хватает его за волосы, откидывая голову назад настолько, чтобы обнажить горло Хока в моем направлении.