влены за последние несколько часов, хотя осколки стекла все еще покрывают землю вокруг. Другие почернели от драконьего пламени, и стекла их окон тоже устилают землю.
Расплавленные.
Выкорчеванные деревья лежат поперек дороги, как мертвые тела, их листва пожухла или сгорела, а корни все еще покрыты комьями земли, вырванной при их падении. Фейри работают длинными бронзовыми пилами, деля стволы на части, достаточно мелкие, чтобы использовать их в качестве дров или материалов.
― Мы многое потеряли, ― говорит Трон мрачным голосом. ― Но мы потеряли бы гораздо больше, если бы ты не появился вовремя.
Если бы я не убил его дракона.
Я хмыкаю, переступая через россыпь раздавленных плодов гинку, яркожелтая мякоть которых быстро темнеет под суровыми лучами солнца. Кислая, как и чувство в моем нутре.
Мы выходим на открытое пространство, идем мимо полей с сожженными посевами, многие растения вырваны с корнем во время стычки, которая произошла до того, как мне удалось заманить Блома в небо. К пологим холмам, служащим фоном для деревни Рамбек и похожим на огромных спящих зверей.
Я мог бы сделать это здесь, но я хотел оставить его в укромном месте, где он мог бы свернуться калачиком, так как было ясно, что он не поднимется в небо.
В итоге ему не удалось ни свернуться, ни затвердеть.
Он просто умер, и в конце концов сгниет там, где лежит.
Я прочищаю горло, пытаясь выкинуть образ из головы, взгляд скользит к глиняному зернохранилищу ― когда-то высокому и прочному, а теперь разрушенному. На выжженную землю высыпалось зерно, которого хватило бы на целую фазу, и оно размокло под ливнем, который прошел сразу после того, как зверь был убит. Словно сама Рейн оплакивала потерю величественного саберсайта, которого Райган швырнул на дно оврага, издавая свой собственный мучительный крик, не уступающий вою ветра.
Земля сотрясалась так же сильно, как и мои чертовы кости.
Я набираю полные легкие воздуха, насыщенного зловонием смерти, дыма и отчаяния.
― Я распоряжусь, чтобы в ближайший порт доставили бочки с зерном, ― говорю я, наблюдая за тем, как несколько деревенских жителей ходят по полям, срывая почти созревшие головки с верхушек листьев кормы и собирая их в телеги. Пытаются спасти, что могут. ― А также некоторые продукты долгого хранения, чтобы прокормить твой народ, пока вы не вырастите новый урожай.
Трон поворачивается ко мне лицом, прижимая руку к широкой груди и опуская голову.
― Благодарю вас, сир.
― Конечно.
Он поднимает голову, его карие глаза полны печали от тяжести потери.
― И от себя лично я хотел бы поблагодарить тебя за то, что ты убил Блома. ― Он подносит руку к нижней половине лица и гладит черную бороду, в которую вплетено несколько красных бусин. ― Если бы у нас была возможность выстрелить в него, я не уверен, что смог бы отдать приказ сделать это…
― Я понимаю, ― говорю я, опуская руку ему на плечо. ― Он был твоим партнером на протяжении многих фаз.
Трон прочищает горло и бросает взгляд на обширные пастбища у меня за спиной.
― Вот и твой помощник. Я оставлю вас, но, пожалуйста, поужинай с моей семьей, прежде чем покинешь нас.
Я киваю ему, наблюдая, как он идет к разрушенному зернохранилищу.
― Черт, ― бормочу я, переводя взгляд на холмы, уверенный, что уже никогда не смогу смотреть на них как прежде. Раньше они были такими живописными, а теперь похожи на гребаные надгробия.
Качая головой, я поворачиваюсь и вижу Грима, стоящего у каменного забора, который, похоже, уже полностью отремонтирован и приведен в порядок. Когда мы приехали, стадо колков разбежалось, многие из них были убиты и лежали на улицах, сраженные ударом драконьего пламени, заливавшего всю деревню.
Уцелевшие колки теперь обгладывают кустарник, длинными языками обхватывая жесткие ветки и втягивая их в рот. Молодняк ходит рядом или прижимает головы к отяжелевшему вымени, короткие хвосты виляют, пока они сосут.
Я иду по усыпанной пеплом дорожке и прислоняюсь к забору рядом с Гримом, опираясь предплечьями на камень. Мы молчим, наблюдая, как стадо кормится той растительностью, которую не уничтожило пламя, их большие мягкие лапы загребают смесь влажной золы и грязи.
― Тебя что-то беспокоит, Грим?
Он прочищает горло, словно проверяя, работает ли оно, прежде чем заговорить голосом, словно заржавевшим от редкого использования.
― Я хотел бы попросить об отпуске.
Я искоса смотрю на него, отмечая его светлые волосы, припорошенные пеплом, его черную кожаную одежду, перепачканную той же оранжевой грязью, что и подошвы его ботинок.
― Для чего?
Его глаза по-прежнему устремлены вперед.
― Ходят слухи, что Великая Серебряная снесла три яйца.
Мое сердце замирает, осознание проникает под кожу, пробирая меня до костей.
― Ты хочешь отправиться в Гондраг и совершить набег на гнездо Великого Серебряного саберсайта?
Короткий кивок.
Какое-то время все, что я могу делать, это смотреть на его лицо, пытаясь привести свои мысли в порядок.
Безуспешно.
Поэтому я перехожу к фактам.
― Я украл одну из ее чешуек много фаз назад. Она чуть не оторвала мне руку. Из-за чешуи.
Он поворачивает голову, и я вижу его бледно-голубые глаза сквозь копну волос.
Он молчит.
Я качаю головой, негромко смеюсь и поднимаю руку, чтобы почесать бороду.
― Черт, Грим.
― Я не хочу заменять Инку, но то, что я привязан к ее могиле, сказалось на мне.
Мне стоит больших усилий не смотреть на него.
Я никогда не слышал, чтобы этот мужчина соединял столько эмоционально окрашенных слов в одном предложении, и я почти уверен, что я единственный, с кем он говорит. Он даже не говорит «Скрипи», когда готов открыться. Просто стучит двумя пальцами по гребаному столу, словно заказывает медовуху.
Он никогда не рассказывал мне, что случилось с Инкой, и я никогда не спрошу. Я достаточно знаю о его прошлом, чтобы понять, что оно пронизано нитями боли, которые будут пульсировать вечно.
― Ты сообщил остальным об этом решении?
Он качает головой.
Конечно, нет.
Они с Вейей сделаны из одного камня. Я почти уверен, что они будут тихо танцевать вокруг друг друга целую вечность.
― А если ты умрешь там, будешь ли ты о чем-нибудь сожалеть?
― Возможно. ― Он пожимает плечами. ― Но я буду уже мертв.
Точно.
Я вздыхаю, снова потирая лицо. Я был озадачен размером его седельных сумок. Теперь все стало гораздо понятнее. Отправляясь в Гондраг, нужно быть готовым.
Значит, он планировал это уже давно.
На мою грудь наваливается тяжесть, и я опускаю голову, а затем киваю и отталкиваюсь от стены.
― Я отвезу тебя туда и высажу возле хижины вылупления, ― говорю я, чувствуя на себе его пристальный взгляд, пока иду к деревне. ― Меньшее, что я могу сделать, поскольку, возможно, это последний раз, когда я вижу твою жалкую задницу.
ГЛАВА 62
Завывает ветер, от которого немеет кончик моего носа.
Восемь Аврор сменили друг друга, пока я спала под крылом Зехи или прижималась к обожженным солнцем валунам, делая все возможное, чтобы избежать цивилизации. Это было приятно, пока солнце не потеряло свою силу, а Сумрак не поглотил нас целиком со своим снегом и бесконечным пронизывающим ветром.
Я уже тоскую по дому.
Уверена, что Зехи чувствует то же самое, забившись в незнакомую нору, которую он почти расплавил своим огнем, прежде чем укрыться в ней. Пытаясь сохранить тепло до моего возвращения.
Еще один резкий порыв ветра, и массивный колк, тянущий повозку Ноив, вздрагивает всем телом, до самого своего толстого пушистого зада, хотя и продолжает неторопливо шагать по едва заметной Тропе Деев, выпуская белые клубы пара, которые путаются в его изогнутых рогах.
Я наклоняю голову и смотрю на отвесный обрыв слева от нас, внизу все скрыто туманом, создающим ложное чувство безопасности.
Очень ложное.
Я путешествовала по этой части стены без тумана. Мы так высоко, что падение кажется бесконечным. Словно падаешь в бледное безлунное небо.
Очередной порыв ветра забрасывает меня снегом, и вся повозка подпрыгивает прямо навстречу не менее жесткому падению на другой стороне Тропы Деев. Мое сердце подпрыгивает вместе с ней, а рука вырывается, чтобы сжать борт телеги до белых костяшек. Не знаю зачем, ведь если эта штука сорвется, нам всем крышка. И повозке тоже.
Я прочищаю горло, отвлекаясь на то, чтобы смахнуть немного снега, который собрался у меня на коленях.
― Это было плохо.
Рядом со мной хихикает Ноив ― маниакальный смех старой карги, которая проделывала это столько раз, что явно считает себя неуязвимой. Я очень на это надеюсь.
Я намерена умереть, совершая что-то блестящее и героическое. А не в свободном падении навстречу своей гибели.
― У тебя мало практики, ― говорит Ноив голосом, хриплым от дыма, который она вдыхала на протяжении всех этих фаз. ― Раньше от таких ударов у тебя перья не выпадали.
Я искоса смотрю на фейри ― невысокую, коренастую женщину, которой, должно быть, больше тысячи фаз, раз она заслужила такую копну седых волос, которую собрала на макушке. Не то чтобы я когда-либо спрашивала о ее возрасте.
Это кажется невежливым.
― Как тебе не холодно? ― спрашиваю я, разглядывая ее простую серую тунику и штаны, украшенные лишь пушистым лоскутным поясом, который завязывается на талии и свисает до пола, сделанным из шкур ее любимых зверей прошлых времен.
Так она мне однажды сказала.
Она вопросительно приподнимает бровь в мою сторону, поводья свободно болтаются в ее обнаженных руках.
― Я никогда не видела тебя в плаще, ― продолжаю я. ― Независимо от погоды. Как ты до сих пор не замерзла до смерти ― ума не приложу.
Она прищелкивает языком.
― Тяжело жить к востоку от Тропы Деев, моя дорогая. Особенно в такие времена, как сейчас. Ты не хуже меня знаешь, что это горячая точка для ренегатов и тех, кому не хватает нескольких яиц в кладке. Холод ― это просто мягкая подушка по сравнению с тем дерьмом, которое я видела.