Не сводя с меня пристального взгляда, он вытягивает молтенмау, и я скрежещу зубами так громко, что он наверняка это слышит.
― Прошу прощения, ― говорит он, даже не взглянув на мощную карту в своей руке, и, продолжая удерживать мой взгляд, вставляет ее в свой веер.
― Мне не нужны твои извинения. ― Я бросаю кости, и мое настроение сразу улучшается, когда я открываю мунплюма. ― Я точно не стану извиняться, если выиграю у тебя.
Он снова бросает кости, поднимает карту и меняет ее на другую.
― А чтец разума? Ты извинишься за это?
Прочистив горло, я собираю кости в стаканчик и встряхиваю его. Он поднимает глаза, встречается со мной взглядом и произносит:
― Скрипи.
Кости отлетают в сторону, подпрыгивая на доске.
― Уже?
Молчание.
Внутренне я стону, кладу своего нилакла, которого он бьет колком. Он ходит своим молтенмау, заставляя меня скинуть мунплюма.
― Ой, ― говорит он, и по моему лицу расплывается кислая улыбка.
Я отдаю болотную ведьму, которую он бьет бархатным троггом. Стиснув зубы, я разыгрываю своего хьюлинга ― мою последнюю сильную карту, раз уж он так чертовски быстро закончил игру.
Проходит несколько мгновений, прежде чем он медленно ― почти нежно ― кладет на него думквила, фактически отдавая мне этот раунд.
Я поднимаю глаза и ловлю его взгляд.
Задерживаю его.
Задерживаю дыхание.
― Если я снова теряю тебя, мне нужно знать, почему, ― просит он, его хриплые слова больше наполнены сожалением, чем принятием.
Я нахмуриваю брови, когда он достает из веера еще одну карту и кладет ее на последнее место.
Я отрываю от него взгляд и смотрю вниз.
Мое сердце ухает в пятки так быстро, что меня почти тошнит.
Он кладет остальные карты на стол лицевой стороной вниз и откидывается в кресле, скрестив руки.
Я прерывисто вздыхаю, рассматривая клыкастую морду ревущего саберсайта, шар красного пламени горит в задней части его горла ― единственная карта, которая может побить его, уже лежит на доске.
Мой мунплюм.
― Хорошо сыграно, ― говорю я.
Он склоняет голову.
Я постукиваю пальцем по своим картам, опуская взгляд на оставшиеся, наполняю легкие, прежде чем вытащить смокса и накрыть саберсайта.
Мгновение тишины, затем:
― Что это?
― Клещ.
Смокс начинает кружиться, затем превращается в маленького круглого жука…
Глаза Каана темнеют, наваливается тяжесть, словно на нас только что обрушилась гравитация.
― Твой саберсайт взбесился, ― шепчу я. ― Теперь он мертв. Не в силах даже расправить крылья и взмыть в небо, чтобы найти там покой со своими предками.
Из его осколка вытекает весь цвет, словно саберсайт только что погиб у нас на глазах.
Тишина.
Обещание, начертанное на моей ладони, вырывается на свободу, высвобождая меня из своих тисков.
Каан делает глубокий вдох через нос, выдыхая медленнее, чем заходящая Аврора.
― Впечатляет, ― говорит он, едва шевеля губами.
― Спасибо.
Еще один миг молчания отягощает пространство между нами, его глаза темной тенью застыли на финальной сцене.
Я прочищаю горло, наполняя легкие воздухом, который с шумом выпускаю.
― Итак… где я могу оставить свое золото, чтобы мы могли насладиться фестивалем, не таская его с собой?
Каан моргает, делая еще один глубокий вдох. Он поднимает голову, избегая моего взгляда.
― У выхода меня ждет охрана. Я пришлю их, чтобы они забрали золото, отнесли в безопасное место и подготовили к твоему отъезду.
Я киваю, еще больше трепета вспыхивает в моей груди при мысли о том, чем может обернуться этот цикл.
Все возможно.
Мы воплотим эту фантазию в жизнь, и затем я смогу вернуться к своему одинокому существованию, зная, что он в безопасности от проклятия, которое, кажется, преследует меня, как невидимая коса, истребляя всех, к кому я привязываюсь.
― Мне нужно будет вернуть Пироку золото, которое я одолжила… ― Я прослежу, чтобы это было сделано.
Слова звучат так резко, что задевают за живое.
В его глазах такая твердость, какой я никогда раньше не видела. Холод.
Отстраненность.
― Итак, ― говорит он, и холодок пробегает по моей спине, когда его верхняя губа оскаливается, демонстрируя клыки. ― Мне перегнуть тебя через стол? ― Он наклоняет голову в сторону. ― Трахнуть тебя прямо здесь, чтобы мы могли покончить с этим? Или ты хочешь немного потянуть время? Я опускаю глаза.
Он не понимает…
Если бы я хотела потрахаться, то нашла бы кого-нибудь без багажа, чтобы снять напряжение.
Несколько похотливых взглядов здесь, прикосновение там. Я могла бы в мгновение ока заполучить какого-нибудь безликого мужчину в темном углу, который раздвинул бы нити моей юбки и дал бы мне то, что мне нужно, без необходимости расставаться, когда наши судьбы переплетены.
Дело не в… этом.
Все, чего я хочу от этого сна, ― это позволить себе любить. Или хотя бы попытаться.
Для него.
Для меня.
Пусть я не та, кого он потерял, но я могу подарить ему прощание, которое, по моему мнению, он не получил, но, несомненно, заслуживает. Я могу притвориться, что мое сердце мягкое, теплое и уязвимое. Что я достойна всего того, что воплощает в себе этот потрясающий мужчина, хотя камень в моем нутре подсказывает мне, что это не так. Что Каан Вейгор слишком хорош для меня во всех отношениях, формах и проявлениях.
Но сейчас я не буду об этом думать.
Нет…
Я приберегу эти мысли до того момента, когда пойду в «Изогнутое перо». Когда я передам Вруну мешок золота, а потом попрошу убрать Каана из моей головы, как колючий сорняк, когда на самом деле он ― лес.
Пышный.
Сильный.
Красивый.
Но слишком уязвим для огня, чтобы я могла это вынести.
Может, он последует моему примеру. Сотрет меня.
Возможно, этот сон позволит ему наконец попрощаться с женщиной, которую он знал раньше. Похоронить прошлое. Найти счастье с кем-то, кто достоин его большой и горячей любви.
Возможно.
Я встаю, обхожу стол, взгляд Каана все еще устремлен на мое теперь уже пустое кресло, когда я, наконец, подхожу к нему и протягиваю руку.
Его взгляд находит ее, затем поднимается к моей улыбке.
Моим глазам.
― Потанцуешь со мной? ― шепчу я.
Он сглатывает, и его глаза становятся чуть мягче. Мое сердце бьется сильнее, и эти трепещущие существа в груди множатся. Они прижимаются к моим ребрам и вызывают покалывание во всем теле.
― Пожалуйста?
Мгновение паузы, прежде чем он встает, возвышаясь надо мной, игнорируя мою протянутую руку.
― Показывай дорогу, заключенная семьдесят три.
Я все равно беру его за руку и тяну к выходу.
ГЛАВА 75
Рука Рейв, обхватившая мое запястье, такая теплая и живая. Такой контраст с холодной, колючей аурой между нами. С этим осколком горьких эмоций, застрявшим у меня между ребер, который она сжимает той же рукой, которой сейчас ведет меня сквозь пульс праздника.
Некоторые гуляющие смотрят на меня, когда мы проходим мимо, затем на захватывающую дух женщину, которая тащит меня за собой, пробираясь сквозь толпу и оставляя за собой шлейф развевающихся серебристых нитей. Она бросает на меня взгляд через плечо, ее глаза как ледники, ее мягкая улыбка ― удар сверкающего клинка, который попадает в цель, пуская кровь уязвимому органу, который так жаждет ее.
Только ее.
Единственный луч света, который мне когда-либо будет нужен в этом мире, моя любовь к ней, как луна в моей груди. Только эта луна никогда не упадет, как бы сильно она ни старалась.
Она берет хрустальный бокал у проходящего мимо официанта и выпивает его одним глотком, оставляя пустой бокал на столе, когда мы проходим мимо.
Украдкой взглянув на небо, она замирает в менее людной части танцевального пространства, обрамленного скоплениями ледяных колонн, где всего несколько пар покачиваются под музыку. Рейв поднимает мою руку над головой, и я замираю, когда она закрывает глаза и кружится, улыбаясь. Разгоняя туман и набивая мои легкие камнями.
Аврора окрашивает ее кожу в серебристый цвет, а ее улыбка такая широкая, что появляются ямочки. Ямочки, которых я не видел с тех пор, как она разразилась хохотом в особом месте Махи, оживив меня, несмотря на последовавшие за этим злобные слова. А до этого ― с последнего сна, который мы провели вместе, когда Аврора была такой же яркой.
Еще один сон, который мы провели, притворяясь.
Если бы я знал, что этот сон станет для нас последним, я бы произнес слова, которые вынашивал уже несколько циклов. Умолял бы стать моей навсегда, несмотря на мои слабости.
Мои недостатки.
Умолял ее отступить от решения Совета Трех ― ради нас. Потому что я думал, что именно этого она и хотела.
Нас.
Что Творцы благословили меня как того, кого она выбрала любить.
Очень большая часть меня все еще верит в это. Отказывается признать, что чувство, которое у нас было, оказалось настолько легким и хрупким, что его можно было смять и выбросить в мусорное ведро. И, возможно, это делает меня слабым. Мягкосердечным. Бездарным, как говорил Пах.
Он слишком часто доказывал мне свою правоту, прежде чем я лишил его головы.
И вот я снова здесь, стою неподвижно, пока Рейв танцует вокруг меня с моим беззащитным сердцем в своих гребаных руках, капая кровью на пол. Я снова здесь, смотрю на нее так, словно она сотворила мир, прошептав несколько слов, и каждый ее взгляд поворачивает острое оружие, вонзенное мне в грудь. Только на этот раз я не слеп и не полон отрицания.
На этот раз я, черт возьми, вижу.
Ей больно. Она потеряла кого-то. А может, и не одного. Она думает, что не заслуживает… этого.
Нас.
Что если она откроет свое сердце и впустит меня, то случится что-то плохое.
Наверняка так и будет, но она не видит, что ее любовь дает мне силы. Укрепляет меня. Когда она освещает мне путь,