Я никогда не испытывала такого сильного страха.
Он сказал, что если я уеду на следующем восходе, чтобы подготовиться к церемонии связывания, то он обеспечит Слатре безопасный путь обратно в Аритию. В противном случае он оставит ее вольер открытым, пока меня будут тащить через равнины, и я буду вынуждена наблюдать, как она убивает себя, пытаясь следовать за мной домой.
Затем он подошел совсем близко и посмотрел на меня так, словно мог видеть насквозь. Сказал, что ему сообщили о моей задержке, о чем я не задумывалась до этого самого момента.
Даже не подозревала.
Он сказал, что это единственный способ дать моему малышу шанс на жизнь. Если Тирот поверит, что это он зачал ребенка, который, по-видимому, растет у меня в животе, все будет хорошо. В противном случае нам с Кааном негде будет спрятаться, чтобы нас не нашли. Они будут преследовать нас за это грязное бесчестие, которым мы опозорили наши семьи.
Я решила, что это плата за то, что мы нашли такую великую любовь, как у Махи и Паха. Что моя жизнь тоже должна закончиться трагедией, неся на себе проклятие моей фамилии.
ГЛАВА 82
По животу расплывается еще один огненный след ― он просачивается сквозь плоть, мышцы и кости, наполняя легкие едким запахом горелого мяса.
Я падаю на холодную каменную скамью, мышцы сводит спазмом.
Кандалы впиваются в кожу.
Еще один крик грозит вырваться сквозь стиснутые зубы, но я отказываюсь издавать его, снова и снова качая головой, пока он рисует… рисует… рисует на мне пузырящиеся, вздувающиеся рубцы.
― Я знаю, что это больно… ― Оранжевое пламя, привязанное к кончику пальца Короля-падальщика, отражается в его черных глазах. ― Но боль закаляет тебя, Огненный жаворонок. Благодаря ей за тобой так интересно наблюдать в ямах, и моя казна это любит. ― Он движется вокруг меня, кутаясь в потрепанную ткань, очертания его костлявой короны торчат из головы, как искалеченные пальцы. ― Просто помни ― без этого ты не стала бы такой чудесной. Без меня.
Я слышала одни и те же слова столько раз, что и не сосчитать. Но что делает его таким особенным, что он может причинять мне боль, а я не могу сделать то же самое с ним?
Фэллон учит меня многим вещам ― громким словам и вещам из большого мира, которые трудно понять, ― и чем больше я узнаю, тем меньше в этом смысла. Тем больше мне хочется обхватить его шею руками и сломать. Думаю, мне бы это понравилось. Тогда мы с Фэллон сможем сбежать. Она наконец-то покажет мне луны ― настоящие. А не те, что мы рисуем на потолке.
А еще она могла бы показать мне разноцветные облака, о которых всегда говорит.
Король-падальщик превращает свое пламя в шар, который он запускает по моей ноге, обжигая меня до самых кончиков пальцев. Мышцы сводит спазмом, и я захлебываюсь криком, глядя сквозь расщелину в потолке туда, где из тени выглядывает его зверь — всегда наблюдает.
Всегда рычит.
Я представляю, как моя боль проникает в ту же расщелину и исчезает. Улетучивается, не успев укорениться, пока я напеваю в голове мелодию. Медленную, спокойную песню, которая была со мной с самого начала.
― Когда-нибудь скоро я надену свою бронзовую корону, и тебе больше никогда не придется страдать. Я взойду на свой законный трон, а ты будешь рядом со мной, наслаждаясь трофеями своих сражений.
Еще больше огня стекает по моей голени, и я абсолютно уверена в одном ― я не хочу сидеть рядом с ним. Ни сейчас. Ни когда-либо еще.
― Посмотри на меня, ― рычит он, хватая меня за челюсть и поворачивая голову.
Я смотрю в эбеновые глаза, из-за жгучей боли мне трудно сосредоточиться, зрение расплывается.
Снова становится четким.
Расплывается.
Скоро ему придется остановиться. Я вот-вот потеряю сознание.
Он хмурится, изучая меня, его рука пахнет дымом и обожженной кожей.
― Почему ты никогда не отвечаешь? Я знаю, что эта маленькая сучка, которую я запихнул в твою камеру, учит тебя. Может, мне стоит сжечь и ее? Чтобы тебе было о чем кричать?
― Тронь ее, и я разорву тебя посередине, а потом выверну наизнанку, ― хриплю я, мои слова холодные и лишенные эмоций.
Настоящие.
Его глаза расширяются, прежде чем низкий смешок вырывается из его груди, набирая силу, пока его голова не откидывается назад.
Глубокий, раскатистый смех эхом отражается от стен.
― А вот и она, ― говорит он, переводя взгляд на меня, и я осознаю свою ошибку, мое сердце замирает, когда я замечаю жестокий блеск в его глазах.
Он вызывает еще один шар пламени, который распространяется по моему бедру. Медленный, испепеляющий мазок, прожигающий слои мышц, которые целитель плоти не успеет залечить до того, как я снова окажусь в яме.
Но не это является причиной очередного крика, грозящего разорвать мое горло ― даже близко нет.
― У моего Огненного жаворонка действительно есть голос, ― мурлычет он, вызывая в руке еще одну вспышку пламени. Еще одно обещание боли, которое меркнет по сравнению со страхом, охватившим меня. ― Просто нужна правильная мотивация.
Р е й в…
Р е й в…
Р е й в…
― РЕЙВ!
Мои глаза распахиваются, грудь наполняется криком, который я отказываюсь выпускать.
Я с шипением выдыхаю сквозь оскаленные зубы, наполняя легкие вдохами, которые никак не помогают мне очнуться от обжигающего сна ― ужас все еще стелется по моей коже, запах дыма и сожженной плоти застревает в горле.
Мое зрение обретает четкость, когда я встречаюсь со взглядом суровых глаз, затененных густыми черными ресницами, и замечаю озабоченную складку между бровями Каана, которая заставляет что-то внутри меня дрогнуть.
Мне хочется поежиться.
Я толкаю его в обнаженную грудь, пытаясь заставить его отодвинуться от меня. Когда он даже не шевелится, я толкаю его снова, на этот раз выплескивая всю свою сдерживаемую энергию в одном вулканическом слове.
― Двигайся!
Наконец он отстраняется, давая мне возможность скатиться с тюфяка и встать, запрокинув лицо к отверстию в потоке, запустив пальцы в мои мокрые от пота волосы и отбросив их с лица.
Просто сон…
Это был всего лишь сон.
― Что такое «Огненный жаворонок», Рейв?
Черт.
Я бросаюсь к дверному проему и уже наполовину спускаюсь по лестнице, когда сзади меня атакует его гневный голос.
― Что это за гребаный «Огненный жаворонок»?
― Не твое собачье дело, ― огрызаюсь я, устремляясь к выходу, мне нужно погрузиться в себя и стереть это чувство со своей кожи.
Тяжелые шаги Каана преследуют меня по джунглям, пока я иду к Лоффу, ветер развевает мои волосы, превращая их в черные ленты. Я вырываюсь из джунглей и выскакиваю на берег, небо затянуто темными тучами, сквозь которые пробиваются толстые лезвия солнца.
Еще через несколько шагов я уже по пояс в воде и, согнув ноги, опускаюсь под воду. Я тру лицо, руки, ноги и впервые в жизни… выпускаю на волю крик огненной бури, который прокладывает путь по моему горлу, и поднимается к поверхности пузырьками воздуха.
Крепкие руки хватают меня за плечи и тащат вверх.
Меня крутит, затягивает в бурлящую атмосферу Каана, его лицо со сжатыми губами являет собой скульптурное сочетание разрушения и ярости.
Волны бьются о мою спину, пока он крепко держит меня.
― С кем ты разговаривала, Рейв?
― Мы не будем об этом говорить, ― выдавливаю я сквозь прилипшие к лицу пряди мокрых волос, пытаясь вырваться из его крепкой хватки.
Он притягивает меня к себе так близко, что я едва могу дышать, не прижимаясь грудью к его твердой, вздымающейся груди, а он смотрит на меня сверху вниз, его расплавленный взгляд прожигает меня насквозь.
― Похоже, ты питаешь иллюзии, что я побегу за любой костью, которую ты случайно бросишь в мою сторону, только потому, что ты так приказала, но это было до того, как я увидел, как все твое тело сжалось, словно тебя пытали во сне, ― рычит он с такой силой, что у меня перехватывает дыхание. ― А теперь, мой прекрасный, эффектный, возмущенный Лунный свет, давай попробуем еще раз. С. Кем. Ты. Говорила…
Болезненный, раздирающий уши вопль сотрясает воздух.
Мы оба поворачиваем головы к югу. Навстречу трепещущему движению, появляющемуся из брюха низкого облака, цепляющегося за округлую вершину горы.
Гудят горны ― десять коротких, резких звуков, рассекающих воздух.
Я хмурюсь.
― Что это зна…
Два больших сверкающих молтенмау проносятся сквозь облако, на кончиках их хвостов, украшенных перьями, развеваются белые флаги, а их всадники облачены в серебряные доспехи, соответствующие их серым седлам.
Сердце замирает.
― Эмиссары Сумрака?
Каан остается неподвижным.
Молчит.
Еще один душераздирающий крик пронзает небо, за ним следует глубокий сигнальный звук, который потрясает меня до глубины души.
Жемчужный мунплюм ныряет сквозь тяжелые облака, белый флаг, привязанный к его лапе, развевается на ветру ― его обожженные крылья пытаются поймать потоки воздуха и удержать существо от падения.
Вулканическая ярость вскипает в моей крови, когда зверь поднимает голову. Он широко разевает пасть и издает еще один пронзительный вопль.
Мой взгляд прикован к его прекрасной, блестящей плоти, покрытой волдырями.
Внутри меня наступает мертвая тишина, легкие сжимаются, клин боли, о котором я и не подозревала, что он застрял в моей груди, становится все шире…
Шире.
Зверь падает в сторону городского вольера, и у меня сводит живот, когда я вижу седло, прикрепленное к нему. Белокурого всадника, прижавшегося к спине бедного дракона.
Рекк Жарос…
Каан заводит руку мне за голову и прижимает мое лицо к своей мокрой груди, закрывая от меня вид на истерзанного мунплюма. Словно он хочет защитить меня от этого ужасного зрелища. Но оно уже отпечаталось в моем мозгу, как нарыв, который вздувается… вздувается… И обречен на то, чтобы