Я чуть не смеюсь.
Конечно, отправил.
Все знают, что этот мужчина на протяжении многих фаз висит над Кизари, как липкая тень, отчаянно пытаясь добиться ее расположения. Только Тирот мог использовать это как предлог, чтобы найти свою драгоценную дочь, которая никак не перестает ускользать из клетки, в которой он держал ее слишком долго.
― Что ж, ― бормочу я, глядя на него исподлобья, ― утешайся тем, что если бы она была моей дочерью, я бы сделал все, что в моих силах, чтобы держать ее как можно дальше от тебя.
Он недовольно фыркает и делает еще одну шипящую затяжку, прежде чем стряхнуть пепел.
― Я устал от разговоров. Как насчет того, чтобы прогуляться в свои покои и смыть с члена шлюху, которую ты натягивал последней, пока я прочесываю город, а?
Я размышляю о последствиях выкалывания одного глазного яблока.
Возможно, политически я смогу обойти это, но Рейв ― совсем другое дело… Думаю, она разочаруется во мне, а это последнее, чего я хочу.
― Ищи сколько хочешь, но Кизари ты здесь не найдешь. И ты не будешь рыскать по моему городу без железных наручников и сопровождения охраны, ― говорю я, жестом указывая на своих стражников, выстроившихся у входа в Имперскую Цитадель, каждый из которых может похвастаться красными, прозрачными или коричневыми бусинами в бороде или волосах. ― Я тоже буду сопровождать тебя. Уверен, ты понимаешь.
― Конечно, ― выдавливает он из себя, бросая окурок на землю, и угольки шипят, как умирающая змея, пока я не раздавливаю их каблуком. ― А мои седельные сумки?
― Их доставят в твои временные покои, где ты будешь находиться под наблюдением каждую секунду на протяжении всего времени, пока остаешься осквернять мое королевство своим мерзким присутствием.
Он протягивает руки, садистская улыбка кривит его губы, когда Колет подходит с наручниками и защелкивает их на его запястьях, фиксируя их на месте.
― Ты оказываешь такую честь всем, кто посещает твою Цитадель?
Я возвращаю ему улыбку, оскалившись во всю длину своих клыков.
― Только тем, кого я чертовски ненавижу.
ГЛАВА 84
Я наматываю круги вокруг тюфяка, сжимаю руки в кулаки, разжимаю их. Сжимаю снова. Энергия хлещет по коже, как хлыст с металлическим наконечником, разрушая мою решимость с каждым ударом.
Я разминаю шею из стороны в сторону. Тру лицо. Провожу руками по волосам.
Белый флаг.
Белый флаг.
Гребаный белый флаг.
Еще один болезненный вопль пронзает мое сердце, сменяясь вспышкой. Видение поражает меня, как удар.
Бледная, покрытая волдырями кожа. Сгоревшие крылья. Молочнобелые, невидящие глаза…
Глубокий стон вырывается из моего горла.
Я оказываюсь в джунглях прежде, чем успеваю обдумать это болезненное воспоминание. Перепрыгиваю через каменную стену, прежде чем замечаю, что на моем горле затягивается удушающая петля. Пока бегу вверх по эспланаде, я остро ощущаю тяжесть, навалившуюся на грудь и сдавливающую ребра.
Город спит, и это заставляет меня задуматься о времени, пока я поднимаюсь по дорожке, петляющей между терракотовыми домами, увитыми бронзовыми лианами, их чернильные цветы покачиваются на ветру, встречая солнечные лучи, которые согревают мою спину.
Райган кружит в воздухе, нарезая большие круги, которые постоянно возвращаются к далекому уступу, куда, как я видела, упал раненый мунплюм.
Никогда раньше я не видела, чтобы он так себя вел…
Земля под моими ботинками становится все более неровной по мере того, как я поднимаюсь на большую высоту, глубоко вдыхая душный, сладко пахнущий воздух, и направляюсь к отвесной скале впереди.
Тупик.
Я расшнуровываю ботинки, прячу их за кустом, прижавшимся к одному из сложенных из валунов домов, упираюсь руками в камень, и смотрю вверх. Райган снова проносится над изолированной посадочной площадкой далеко вверху, как будто охраняет ее.
Нахмурившись, я держусь пальцами за выступы, нахожу надежную опору для ног и подтягиваюсь, поднимаясь по склону утеса, стиснув зубы. Ветер треплет мои волосы и развевает плащ, пока я карабкаюсь, двигаясь быстро и ловко.
С самообладанием и целеустремленностью.
Еще один жалобный стон, полный боли затихает в небытии, сменяясь очередной ослепительной вспышкой:
Я сижу на спине яркого пернатого зверя, летящего по небу, гнетущая жара давит на меня, а крики разрывают горло.
Позади меня в воздухе покачивается окровавленный, покрытый волдырями мунплюм, привязанный к хвосту, лучи золотого света отражаются в ее больших блестящих глазах, которые не приспособлены для того, чтобы смотреть на солнце. Они потеряли свой блеск, а затем потускнели до темно-серого цвета.
Светло-серого.
Становятся все бледнее.
Видение вспарывает мою грудь прямо посередине, берет в руку мое сердце и сжимает его в кулак.
Я соскальзываю, взмахиваю рукой и хватаюсь за корень дерева, торчащий из скалы.
Болтаясь в воздухе, я не могу стереть остатки видения из своего сознания, петля на моем горле затягивается все туже.
Кажется, что весь свет уходит из моего окружения, а удушающие нити видения пронизывают мой разум, словно пылающие ленты обжигающего солнечного света.
Огромная ревущая тень проносится мимо меня, обдавая лицо порывом ветра.
Я судорожно вздыхаю, и мой взгляд, наконец, отрывается от моих болтающихся ног, останавливаясь на городе, окруженном скалами далеко внизу. Я моргаю, чтобы отогнать дымку, и сердце замирает, когда я оцениваю потенциальное падение, которое только и ждет, чтобы утащить меня в свою гибельную пустоту.
Черт.
Снова мимо проносится Райган, шипастый кончик его огромного крыла рассекает воздух так близко от меня, что я уверена ― это не случайность.
― Хватит суетиться! ― кричу я ему, запрокидывая голову и неуверенно хватаясь за непрочный корень, затем бормочу себе под нос. ― Я в порядке…
Я протягиваю руку вперед и хватаюсь за выступ, нахожу точку опоры и переношу свой вес обратно на камень, сбрасывая болезненное воспоминание на берег моего ледяного озера, где я смогу разобраться с ним позже.
Когда я не буду подниматься по скале.
Я цепляюсь за камень, затем ослабляю хватку на корне и продолжаю подъем, перекидывая руку через край, когда достигаю вершины. Я хлопаю ладонью по площадке и подтягиваюсь, устремив взгляд влево, в мрачную темноту вольера. Выбравшись на ровную землю, я оглядываюсь через плечо и вижу, что Райган все еще кружит в небе позади меня, наблюдая за происходящим издалека.
Все еще суетится на расстоянии.
Вздохнув, я крадусь к норе и останавливаюсь у куска черной сетчатой ткани, достаточно большого, чтобы в него мог поместиться дракон, ― он выглядит так, будто его рвали когтями.
Я приседаю и провожу пальцами по прозрачной ткани, похожей на ту, которой Каан велел мне закрыть лицо, пока я летела на спине Райгана.
Дрожь пробегает по моей спине, что-то внутри меня сжимается.
Привлекает внимание.
Я замираю.
Поворачиваюсь.
У меня кровь стынет при виде свернувшегося мунплюма, дрожащего в тени на другой стороне посадочной площадки и излучающего тусклый свет.
Леденящий душу скорбный вопль угрожает вырваться откуда-то из-под ребер, пока я осматриваю покрытую рубцами шкуру дракона, клочья обгоревшей плоти свисают с загривка. Огромные дыры прожгли изящный размах его переливающихся крыльев.
Сквозь одну из этих рваных ран на меня смотрит блестящий шар, от которого у меня перехватывает дыхание и трепещут истертые сердечные струны.
Трещина в груди расширяется, в горле набухает ком, который трудно проглотить, пока я изучаю раненое существо ― размером с четверть луны Слатры. Я разглядываю шрамы под стременами. Следы крови, вытекающие из глубоких, открытых ран.
Мои колени слабеют, моя кипящая, брызжущая слюной ярость уступает место лентам ледяной печали, которые обвиваются вокруг моих хрупких ребер и пробирают меня до глубины души.
Кто-то подкатил к дракону тележку с кусками мяса, но, похоже, она не тронута. То же самое можно сказать и о медном корыте с водой, которое до сих пор наполнено до краев, а его поверхность покрывается рябью от каждого гулкого вздоха существа.
В небе раздается грохот, и я вдыхаю сладкий аромат приближающегося дождя, одинокая капля проносится мимо моего уха. Разбивается о землю.
Небо плачет по тебе…
― У меня они тоже есть, ― шепчу я, и мунплюм моргает.
Я сглатываю набухающий комок в горле и изучаю ее рубцы, продвигаясь на шаг вперед.
Еще один.
― Ты не видишь моих, ― говорю я, переступая через паутину тонких трещин в земле. ― Больше нет.
Я обнажаю свою правду, как обугленный скелет, который вытащила на берег своего ледяного озера, и бросила на камень рядом с этим прекрасным, сломанным существом.
Я делаю еще один шаг к дрожащему зверю.
Еще один.
― Боль… она никогда не проходит. Неважно, как хорошо ты притворяешься.
Мой голос срывается на последнем слове, от воспоминаний о собственной горящей плоти перехватывает дыхание, словно легкие наполнились сажей.
Внутри все сжимается, мышцы под языком покалывает от прилива тошноты. ― Раньше я верила, что Творцы за что-то наказывают меня.
Я придвигаюсь ближе, капли дождя падают на мои плечи и стекают по коже, напоминая о вспышке прошлого, которое настигло меня на скале и едва не привело к смерти. Зазубренное лезвие вонзается мне в грудь, когда я погружаюсь внутрь себя, поднимаю воспоминание с обсидианового берега и помещаю его туда, где оно должно быть.
В моей груди, где я смогу чувствовать его всегда.
Вечность.
― Думаю, это может быть правдой, ― всхлипываю я, чувствуя, что комок в горле становится все больше с каждым неуверенным шагом к зверю, который все еще смотрит на меня. Она словно изучает меня, взвешивает мои слова, мои действия. Она нюхает воздух, возможно, втягивая в свои легкие мой запах.