Было без пятнадцати четыре. Время пролетало незаметно.
— Но я так по тебе скучаю.
— Ба! — поддразнила я ее. — Да ты будешь слишком занята, чтобы скучать по мне. К тому же ты сможешь звонить мне в любое время, когда захочешь. Вы оба можете звонить мне и днем и ночью. — Я огляделась вокруг в поисках Джонни, но нигде его не обнаружила.
Я посмотрела на Дэниса. Он указал рукой в сторону холла. В ярости от того, что он позволил сыну уйти, я передала ему Кикит со словами: «Держись, детка», — и мой голос звучал гораздо нежнее, чем взгляд, которым я наградила Дэниса.
Джонни сидел в своей комнате, прислонившись к спинке кровати. Взгляд, которым он посмотрел на меня, когда я вошла, поразил меня в самое сердце. Я села рядом и прижала его голову к себе. Он медленно отстранился. Я начала гладить его по руке, стараясь успокоить.
— Я этого не хотела, Джонни. Если бы у меня был выбор, все сложилось бы иначе. Но у меня выбора нет. От меня ничего не зависит.
— Матери остаются с детьми.
— Обычно. Но не всегда. Особенно в наше время, когда большинство мам работают.
— То есть для тебя удобнее, чтобы нас воспитывал папа, а ты бы работала?
— Нет. Вы для меня гораздо важнее работы. Папа остается с вами, потому что так решил судья.
— С каких это пор судьи указывают родителям, что им можно делать, а что нет?
И он был прав.
— Это длинная история, дорогой. И сложная.
Джонни сложил руки на груди и посмотрел на меня таким взглядом, каким, подозреваю, обычно смотрела на него я, когда чувствовала неладное и ждала от сына объяснений.
— Судья подумал, — я попробовала прояснить ситуацию, — что сейчас, когда бабушка так больна, а я так обеспокоена ее болезнью, папа сможет уделить вам гораздо больше внимания. Но это только сейчас.
— И до каких пор?
— Недолго.
— Но насколько?
— Я не знаю. Может, на несколько дней, может, недель, а может, и месяцев.
— Пока что?
— Ну, пока мы не решим, что лучше для вас с Кикит.
Я услышала шорох и, оглянувшись, увидела Дэниса в дверях. Он все еще держал Кикит на руках.
— У вас все в порядке? — спросил он.
Джонни не ответил.
— Все прекрасно, — солгала я. По лицу Кикит катились слезы. Джонни выглядел так, как будто душа его плакала. А у меня самой сердце просто обливалось кровью.
Без десяти четыре.
Джонни положил руки на колени, продолжая внимательно нас разглядывать. Я снова начала нежно поглаживать его ладошку, старательно подыскивая нужные слова:
— Тебе нужно запомнить главное, о чем я уже говорила Кикит. Мы будет общаться по телефону постоянно. Я пойду в среду с Кикит в библиотеку и заберу тебя после тренировки, и мы вместе где-нибудь пообедаем. Эй! В субботу предстоит важная игра, да?
Пожав плечами, Джонни промолчал.
— Можно мне прийти?
Мальчик снова ничего не сказал, опять пожав плечами. Его рука безвольно лежала под моей. Я ее ободряюще пожала.
— Когда мы сможем посмотреть на твой новый дом? — спросила Кикит.
— Сразу, как я найду подходящий.
— И у нас теперь будет два дома?
— Да, два дома.
Ее глазки засияли.
— А мы сможем построить дом на дереве? Ну, помнишь, на том, куда я всегда лазила?
— Нет, не сможем.
— Ну, тогда у Броди, — при мысли об этом Кикит сразу оживилась. — Это самая лучшая идея, мамочка. Ты можешь жить у Броди.
Я даже не взглянула на Дэниса.
— Мне жаль, детка, но это невозможно.
— Почему?
— Потому что в доме Броди живет сам Броди. А мне нужен свой собственный дом.
— Но он не станет возражать, если ты поживешь у него. Он так радуется, когда мы приезжаем. — Кикит даже задохнулась от восторга, когда новая мысль пришла ей в голову, погладила ладошкой щеку Дэниса и сказала: — Я знаю, что нам делать с обедом. Давайте попросим Броди приготовить нам суп.
Дэнис начал поглядывать на часы. А когда он отпустил Кикит и подошел ко мне, — на мгновение я даже подумала, что он сейчас схватит меня за руку и рывком поднимет с постели, если я не сделаю этого сама, — я почувствовала закипающую ярость.
— А теперь скажите маме до свидания, — обратился он к детям.
Борясь со слезами, я приникла к Джонни, но он не пошевельнулся.
— Пожалуйста, Джон, — прошептала я ему на ухо, — мне нужна твоя помощь.
Он позволил мне обнять себя. Я уткнулась губами ему в макушку и проговорила дрожащим голосом:
— Я поговорю с тобой позже, хорошо?
— И меня обними, мамочка, — заплакала Кикит. — И меня.
Я отстранилась от Джонни, поцеловала его в лоб, прошептав: «Я люблю тебя, милый», и повернулась к Кикит. В то же мгновение она оказалась в моих объятиях и крепкокрепко прижалась ко мне. Все ее маленькое тельце дрожало. Или это я дрожала? Уже не важно. Мы сидели все вместе на постели Джонни, обнимали друг друга и не говорили ни слова.
— Клер… — раздался голос Дэниса.
Я поцеловала Кикит и прошептала:
— Мне пора идти, малышка.
Но она сжала ручонки еще сильнее:
— Нет, мамочка, не уходи.
Дэнис схватил ее сзади и вырвал из моих объятий. Когда я увидела, как девочка тянется ко мне, стараясь вырваться из его крепких рук и отпихиваясь от него маленькими кулачками и ножками, я почувствовала, что у меня разрывается сердце.
— Я вернусь в среду, — только и смогла произнести я, да и то с огромным трудом, и выбежала из комнаты, не оглядываясь. Слезы душили меня. Я знала, что эта ужасная боль, которая изорвала мою душу на куски, была самой сильной из всего, что мне доводилось пережить. Я сбежала вниз по ступенькам, схватила ключи и сумочку и вылетела из дома к машине.
Видимо, Кикит удалось вырваться из рук Дэниса, потому что не успела я еще выехать за ворота, как она показалась в дверях и побежала к машине. Дэнис поймал ее уже на середине двора, взял на руки и понес обратно домой.
Я чуть было не остановилась. Но вовремя одумалась. Частично из-за угрозы Дэниса, а частично потому, что не хотела продлевать минуту расставания и причинять еще большие страдания себе и детям.
Дела и так обстояли хуже некуда. Я даже и представить себе не могла, насколько жуткой окажется боль от расставания с детьми и с домом, поэтому не смогла себя к ней подготовить заранее. Этот момент настал, и удар обрушился с такой силой, что уничтожил меня, и мир вокруг утратил все краски.
Я оглянулась в последний раз, и увиденная мною картина навсегда врезалась в мою память: прямая спина Дэниса, разъяренная Кикит, пинающая отца ногами, а в стороне — одинокая фигурка моего первенца Джона и его полный тоски взгляд.
Я сразу же поехала в офис: я была слишком расстроена, чтобы отправиться куда-то еще. Кармен посоветовала мне не жить у Броди, я и не планировала. Но этот запрет не распространялся на работу. Особенно сейчас, когда мне приходилось избегать некоторых не слишком важных деловых поездок, я собиралась проводить здесь еще больше времени, чем раньше. Ни суд, ни Дэнис, ни Кармен не могли мне этого запретить.
В любом случае в данный момент Броди на месте не оказалось. Он уехал в Вайнярд договариваться с подрядчиками о реставрационных работах в нашем магазине. Сильный тропический ливень повредил там потолок и наружную обшивку стен, которые пришлось менять. Броди хотел отложить эту поездку — до результатов судебного слушания, но я его переубедила. О чем сейчас очень жалела. Я снова и снова перебирала в памяти последние минуты расставания с детьми. Последняя сцена вновь и вновь возникала у меня перед глазами, и только присутствие Броди могло меня успокоить.
Офис был пуст. Я оставила машину перед входом и побрела сквозь мрачные сумерки к морю. Мягкие волны набегали на скалы и песок у меня под ногами и тихо откатывались обратно. Если бы подул ветер, океан взорвался бы миллиардами брызг, но в эту спокойную ночь ветер спал, даря отдых и покой океану.
Я стояла на обрыве и слушала шум прибоя. Та пустота внутри, которую я почувствовала, покинув дом, все росла и росла. Кикит, бьющая ногами по отцовским рукам, и Джонни, одиноко стоящий на крыльце, не давали мне покоя. Толстый свитер, джинсы и габардиновое пальто, надежно защищающие меня от ночной сырости, не помогали унять внутреннюю дрожь. Вглядываясь в бескрайние просторы океана, я чувствовала себя жалкой маленькой соринкой.
Вернувшись назад в офис, я зажгла мягкий ночной свет — слабо мерцающий фонарик на двери и бледно светящиеся бра внутри, вошла в приемную, сняла пальто и, бросив его на диван рядом с конторкой, тупо стала посередине, озираясь вокруг.
Сколько раз до сегодняшнего дня я делала то же самое, чувствуя огромную гордость за то, какой стала моя компания. Но сейчас эта гордость испарилась, как будто ее и не было. Я начала воспринимать «Викер Вайз» как источник всех моих неприятностей, как повод для Дэниса обвинить меня во всех своих неудачах, как оправдание для решения судьи отобрать у меня детей.
Не включая света, я подошла к раскладной лестнице, прислоненной к стене, и полезла вверх. Чердак, где я хранила старинные антикварные вещи, простирался над половиной мастерской и над всем офисом и имел стеклянную крышу, через которую были видны многочисленные огоньки от лодок, домов, раскинувшихся по всему побережью, и даже от маяков в нескольких милях от берега. Луна, наполовину скрытая за облаками, озаряла темно-синее небо вокруг себя нежным серебристым светом. Барашки на воде то появлялись, то исчезали.
Я осторожно шагнула внутрь и, медленно разгребая наваленные вещи, начала пробираться к длинной плетеной софе. Я приобрела ее несколько лет назад на одной из распродаж, куда меня потащил наш партнер из Канзас-Сити. Подушки от нее давным-давно потерялись, но без них ее плавные изгибы смотрелись даже более изящно.
Удобное сиденье, широкие подлокотники, слегка изгибающаяся и нежно поддерживающая шею спинка софы привлекли меня.
Она заскрипела, когда я села — мягкий отголосок времени. Заскрипела еще сильнее, когда я забилась в угол и сбросила туфли, и еще сильнее, когда я по