– Ничего хорошего, но я рад, что они тебе понравились.
Каким-то образом я умудрилась превратить самый милый жест в неловкость, признавшись, что встречалась с парнем, который был явно не заинтересован в наших отношениях. Жестоко ли это? Предполагать, что кто-то не заинтересован в тебе, только потому, что не водит тебя на свидания и не дарит цветы? Возможно.
– Мне они правда нравятся. И я горжусь тобой за то, что ты расположил Торнтона к себе.
– Пока что. Он уже выдал следующее задание.
Я не могу сдержать смех, видя лишенное восторга выражение на его лице.
– Ты уже выглядишь увлеченным. – Он хмыкает и откидывается на спинку стула, протягивая руку, чтобы придвинуть соседний стул к себе. Затем жестом предлагает мне сесть. – Хочешь, чтобы я снова тебе помогла? Цветы необязательно покупать, если успешно сдашь.
Я сажусь и кладу букет на колени, пока он обдумывает мое предложение.
– А у тебя есть свободное время?
Честный ответ – «нет, скорее всего, нет», но я не собираюсь ему это говорить. Тем более что он, возможно, первый человек, который поинтересовался, есть ли у меня время. Все остальные просто полагают, что есть. Моя бабушка любила говорить, что эта история стара как мир. Она меня понимала, потому что сама была самой старшей дочкой. Она понимала, каково это, когда окружающие считают, будто ты всегда и во всем рада им помочь.
Надежной. Третьим родителем. Именно по этой причине она единственная, кто поставил Грейсона на место за то, что тот перестал помогать.
Но здесь совсем другое дело. Генри – мой друг, и я хочу ему помочь, просто мне нужно передвинуть кое-какие свои дела. Сейчас он выглядит таким беззаботно счастливым. За то время, которое мы провели вместе, я ни разу не видела, чтобы он вел себя подобным образом. И, возможно, это войдет в разряд моих любимых вещей о нем.
– Разумеется, у меня есть время тебе помочь. Когда ты хочешь начать?
– Мой внутренний голос подсказывает отложить все на последний момент, но, судя по очень осуждающему выражению на твоем лице в данный момент, это неправильно.
– На моем лице нет осуждающего выражения. Я никогда никого не осуждаю.
– Как скажешь. Сегодня вечером?
– Э-э…
– Хэлли, ты можешь сказать «нет», – настаивает Генри. – Тебе необязательно менять свои планы, если ты занята.
– Дело не в этом. Просто мне нужно испечь торт. У одной из девушек с моей работы завтра день рождения, и она забыла взять отгул. По графику у меня смена сегодня вечером, но они убедили меня поменяться на завтра, чтобы мы могли устроить небольшую вечеринку в комнате отдыха в честь ее праздника. Я пообещала испечь торт.
Посетители мероприятия начинают появляться на лестнице позади Генри. Я узнаю в них членов книжного клуба. Что бы они ни думали о том, что мы с Генри сидим рядом и разговариваем, они ничего не говорят, а просто слегка машут мне рукой в знак приветствия и занимают места в первом ряду.
– Значит, сегодня в пролете, а завтра ты работаешь. Что насчет субботы?
– Уверена, что у капитана хоккейной команды субботним вечером есть занятия поинтереснее, чем учеба? – поддразниваю его. Я знаю, что их первая игра сезона состоится только на следующей неделе, так что это последние выходные вроде как свободного, но не совсем, времени.
– Уверен, что будет какое-нибудь громкое и многолюдное мероприятие. Но оно состоится независимо от того, буду я там или нет. Откровенно говоря, временами я ненавижу вечеринки. Мне требуется много времени, чтобы прийти в себя после всего этого шума и общения.
– Тогда суббота. Хочешь прийти ко мне домой? Там будет тихо, и обещаю, что не заставлю тебя делать стойку на пивном бочонке. Ты даже не обязан со мной разговаривать, если не хочешь.
– Мне нравится разговаривать с тобой больше, чем с кем-либо. Да, это было бы здорово. Я напишу тебе, когда закончу в спортзале? Могу заехать за ужином.
Проходит слишком много времени, а я все не отвечаю. Еще больше людей начинают подходить и занимать свои места, и я больше чем уверена, что мои щеки покраснели. Я молча киваю Генри и с трудом сглатываю.
– Отличная идея. Думаю, мне, наверное, стоит поприветствовать собравшихся вместо того, чтобы уделять все внимание тебе. Хочешь остаться и понаблюдать за дискуссией? Это очень интересная книга о серийном убийце.
– Заманчивое предложение, но ты единственный человек, чьи рассказы о книгах мне нравится слушать. И у меня тренировка по хоккею через пятнадцать минут.
– Вот блин, иди! – взвизгиваю я. – Тебе нельзя опаздывать!
Он медленно встает, явно никуда не торопясь.
– Да, капитан. Поговорим позже.
Я шепчу «пока» и наблюдаю, как он стаскивает напоследок еще одно печенье и уходит как раз в тот момент, когда наверху лестницы появляется Аврора со своими подругами, Эмилией и Поппи. Я вижу, как она прищуривается, когда Генри проходит мимо нее, и понимаю, что она не знала о его визите сюда. Затем она переводит взгляд на меня и, заметив цветы у меня в руках, расплывается в широчайшей улыбке.
У меня такое чувство, что сегодня она не захочет обсуждать серийных убийц.
Я проигрываю третью схватку с кусочками яичной скорлупы в миске, когда загорается мой мобильный на кухонном столе. С экрана на меня смотрит Генри, потому что, записывая свой номер в мои контакты, он сделал селфи, а также изменил мой фон. Вытерев руки о фартук, я нажимаю на уведомление, чтобы открыть сообщение.
Я пялюсь на экран телефона как минимум секунд сорок пять, прежде чем набираю свой адрес. Как только нажимаю кнопку «Отправить», сразу же начинаю паниковать, осматривая бардак, который навела на кухне, и мысленно вспоминаю беспорядок в остальном доме. Я была не против его визита в субботу, потому что у меня было два дня на наведение порядка, а теперь что? Максимум пятнадцать минут?
Конечно, все не так страшно, но я не совсем уверена, что мой бюстгальтер или трусики лежат там, где им не положено быть. У меня уходит семь минут, чтобы обежать весь дом в поисках разбросанных вещей, и еще четыре на то, чтобы убрать пластиковую посуду, которой завален кухонный стол. Я бы успела быстрее, но Джой следовала за мной по пятам в каждую комнату.
И я ее не виню; она, наверное, никогда не видела, чтобы я носилась так быстро. Минуту спустя Генри стучит в дверь, а я все еще гадаю, все ли сделала. Когда я открываю дверь, он неспешно осматривает меня с головы до ног.
– Ты вспотела, – все, что он говорит.
Мне хочется ответить: это потому, что я бегала по дому как одержимая, стараясь не споткнуться о кошку и пытаясь убедиться, что, когда он войдет в комнату, на него случайно не свалится какой-нибудь предмет женского белья. Но вместо этого говорю:
– На кухне жарко из-за включенной духовки. Проходи.
Я замечаю альбом для эскизов, зажатый у него под мышкой, раньше серых спортивных штанов, и за это заслуживаю похвалы. Я следую за ним на кухню, и он садится за барной стойкой напротив кухонного стола, где я разложила все ингредиенты. Джой выглядывает из своей лежанки на кухне и сразу же бежит к Генри.
– У тебя ведь нет аллергии на кошек? – спрашиваю я и незамедлительно чувствую облегчение, когда он мотает головой. – Хорошо, потому что она любит ластиться.
Моя кошка выглядит такой крошечной, когда он берет ее на руки, и она вжимается мордочкой ему в грудь. Я наблюдаю, как он осматривает кухню, обводя взглядом полки и шкафчики, пока гладит Джой.
– Я рад, что знал о том, что раньше здесь жила твоя бабушка, иначе усомнился бы в твоих дизайнерских способностях, – беззаботно говорит он, снова переводя внимание на меня.
– А.
Я не собиралась произносить это вслух, просто его тон застал меня врасплох. Я всегда знала, что этот дом старый, поэтому не должна была удивляться, но, видимо, просто не привыкла к новым гостям. Мама поднимает этот вопрос каждый раз, когда навещает меня, но я не хочу избавляться от бабушкиного выбора.
– Это было грубо, – быстро добавляет Генри, потирая ладонью подбородок, и прочищает горло. – Прости. Мне не стоило так говорить.
– Все в полном порядке, – тут же отвечаю я, снова натягиваю фартук через голову, дважды оборачиваю его вокруг талии и завязываю потуже, как будто это поможет мне избавится от кома в горле при мысли о том, что этот дом больше не кажется мне ее домом. – Ты прав. Мне действительно нужно сделать ремонт.
– Хэлли, тебе не нужно говорить мне, что все в порядке. – Он встает и обходит стол с моей стороны. Протянув руку, он тянет за свободный конец банта, завязанного сбоку на моей талии, и завязки фартука падают по бокам. – Я стараюсь изо всех сил не говорить того, чего не следует, но иногда, например, когда устаю, мне становится сложнее думать о том, что я должен сказать, а не о том, что мой мозг выдает на автомате.
Генри затягивает завязки фартука на моей пояснице, не слишком свободно и не слишком туго, и завязывает их бантом.
– Тебе не обязательно сдерживаться ради меня. Я знаю, что это не из вредности, ты просто говоришь то, что думаешь.
– Это так утомляет, – признается он и встает передо мной. – Но также мучительно видеть выражение… лиц моих друзей, когда мои слова их обижают.
– Они меня не обидели, я просто… ты прав насчет дома. Это довольно странная и запутанная ситуация.
Он возвращается на свое место, и Джой пытается залезть к нему на плечо.
– Расскажи вкратце.
Я снова начинаю смешивать ингредиенты, сосредотачиваясь на своих руках.
– Хм-м. Вкратце, ладно. Я мечтала поступить в колледж в Нью-Йорке. В выпускном классе средней школы бабушка упала, что до чертиков напугало маму. Бабуля была старой и упрямой, не хотела переезжать к нам или принять помощь сиделки. Мама каждый день была в ужасе, и я хотела помочь, поэтому предложила переехать сюда, чтобы присматривать за ней и учиться в Калифорнийском университете. Я все равно уже подала заявление на прием, на всякий случай. Меня приняли. Бабушка купила Джой – я киваю на спящую на нем кошку, затем перевожу взгляд на свои руки, – чтобы отпраздновать наше совместное проживание и составить ей компанию до моего приезда. Она очень сильно заболела и умерла как раз перед тем, как я окончила среднюю школу.