Никогда раньше не видела Генри больным, но быстро обнаружила, что, когда ему плохо, он превращается в большого ребенка. Взглянув на него, растянувшегося на моем диване, я вижу, что Джой счастливо мурлычет у него на коленях, а он чешет ее за ушком. Они стали лучшими друзьями, и не ревновать становится все труднее.
– Тебе что-нибудь нужно? У меня скоро видеозвонок с Джиджи, чтобы помочь ей с домашним заданием. – Последнее, что мне нужно, – чтобы он разгуливал перед моим ноутбуком с голым торсом.
– Внимание. Сочувствие. Лекарство, – отвечает он низким монотонным голосом, перечисляя свои требования. – Новая попытка обеда, где я не ел подозрительно пахнущий гамбургер.
– Сейчас я рада, что заказала куриный бургер, который ты назвал скучным. Могу предложить тебе замороженный куриный суп собственного приготовления и в лучшем случае полусочувствующее похлопывание по спине. – Он хмуро смотрит на меня. – Нет, серьезно. Мне очень жаль, что ты плохо себя чувствуешь. Обещаю уделить тебе все свое внимание и сострадание, когда закончу с делами.
– Спасибо. Ничего не надо. Я уже ел куриный суп, и твой будет не такой вкусный, как мой.
– Где ты достал куриный суп? – спрашиваю я, включая свой ноутбук, и даже не заморачиваюсь насчет репутации моего супа. Генри поднимает руки вверх; рельефные мышцы на его животе напрягаются, когда он вытягивает их над головой. Он поворачивается, взбивает подушки, затем переворачивается на бок и устраивает Джой на диване рядом со своей грудью так, что они оба смотрят на меня.
– Моя мамуля завезла мне его по дороге на работу, когда я позвонил ей в поисках внимания, сочувствия и лекарства.
– Ты такой избалованный. – Он улыбается, как будто знает об этом. – Чем занимается твоя мама? Как ее зовут?
– Ясмин. Она хирург в Седарс-Синай, но в свободное время работает волонтером в некоммерческой организации, так что по дороге в клинику завезла мне суп.
Я хочу знать о нем все до мельчайших подробностей и сомневаюсь, что он осознает, насколько сильно мое желание.
– Чем занимается ее некоммерческая организация?
– Выступает в защиту чернокожих женщин, нуждающихся в медицинской помощи. Они чаще других сталкиваются с медицинской халатностью или недостаточным уходом и с большей вероятностью останутся без диагноза из-за системного расизма.
Он уже собирается прекратить объяснения, но, полагаю, жадное до информации выражение на моем лице побуждает его продолжить.
– Она работает волонтером в клинике для людей, к которым не прислушивается их собственный врач или у которых нет возможности обратиться к врачу. И иногда она рассказывает о расовых предрассудках в медицинской отрасли на мероприятиях, которые организует больница.
– Генри, судя по всему, она замечательная. Мне нравится слушать о твоей семье, – честно признаюсь я. – Я весь день могла бы слушать твои рассказы о себе.
Он улыбается, но прячет лицо за Джой, чтобы скрыть улыбку. Подняв голову, он смахивает белую шерсть со своей переносицы и опирается на руку.
– Ты специально ждала, пока я заболею, чтобы расспрашивать меня о моей жизни?
– Чтобы тебя расспросить как следует, мне нужно сначала обездвижить тебя, чтобы ты хоть немного посидел спокойно. Последний вопрос, потому что Джиджи позвонит с минуты на минуту. Почему искусство? Я знаю, что ты талантлив, но почему ты не пошел по спортивной специальности или типа того? – Генри молчит, размышляя, и я мысленно молюсь, чтобы Джиджи не позвонила до того, как я получу ответ.
– Через искусство я всегда выражал то, что не знал, как сказать словами. Особенно когда был моложе и не таким разговорчивым, как сейчас. Не стоит удивляться: это моя версия разговорчивости. Искусство рассказывает историю; оно может изменить мнение людей или подтвердить их убеждения. Я всю жизнь переживал, что скажу что-то не то. А в искусстве я не могу ошибиться.
Из ноутбука раздается мелодия видеозвонка, и у меня никогда не возникало такого желания швырнуть его в стену, как сейчас.
– Я солгала! У меня так много вопросов, – говорю я, и в моем голосе внезапно слышится отчаяние.
– Твое время истекло, Кэп, – говорит он, откидываясь на подушки. – А я очень болен, так что собираюсь вздремнуть, пока ты не закончишь.
– Это еще не конец, – говорю я, заправляя волосы за уши и ставя ноутбук на подлокотник кресла.
– С нетерпением жду второго раунда, – отвечает он, закрывая глаза.
Я нажимаю кнопку «Принять звонок», и мой экран заполняет лицо Джиджи.
– Ты не торопилась.
– И тебе привет, – отвечаю я, наблюдая, как она расхаживает по дому. – Меня от тебя укачивает. Что происходит?
Пока она спускается по лестнице, в поле зрения попадают фотографии в рамках, развешенные на стене вдоль лестницы.
– Твоя мама хочет поговорить с тобой. Можешь уговорить ее позволить мне проколоть пупок?
– Э-э, нет. Это вообще законно?
Джиджи садится на ступеньки и наклоняется к камере ноутбука.
– С согласия законного опекуна. Пожалуйста, Хэлли. Я очень хочу пирсинг. У всех моих друзей есть, это несправедливо.
– Скорее ад замерзнет, чем она согласится на это. Попроси свою маму отвезти тебя, когда она вернется домой.
Джи драматично вздыхает, чтобы вызвать у меня чувство вины за то, что я не помогла с ее последней махинацией.
– Я уже спрашивала ее, когда она звонила, и она сказала «нет».
Ох уж этот ребенок.
– И с чего ты решила, что моя мама пойдет против твоей?
– Потому что ты обладаешь даром убеждения, Хэлли-медвежонок. Если бы ты действительно хотела, ты бы помогла мне! – Как же Грейсону повезло, что я никогда не подвергала его такому. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Я никогда больше ни о чем тебя не попрошу.
– Разве ты не должна была отнести ноутбук моей маме, чтобы она поговорила со мной о чем-то?
Джиджи закатывает глаза, поднимаясь на ноги, и даже через простецкий динамик ноутбука я слышу, как сильно она топает. До меня долетают звуки включенного телевизора и разговора Мэйси со своим отцом, пока Джиджи проходит по дому, прежде чем она пихает ноутбук моей ничего не подозревающей матери, которая, кажется, находится на кухне.
– Уф, – произносит она. – Я принесу его тебе обратно, когда закончу разговор, Джи.
Меня не удостаивают даже банальным «Поговорим позже», когда Джиджи, как я полагаю, рассерженно топает прочь.
– Привет, мам.
Мама ставит ноутбук Джиджи на кухонный стол, и меня охватывает тоска, когда я понимаю, что какое-то время не вернусь домой.
– Привет, дорогая. Ты можешь поверить, что эта девчонка хочет, чтобы я пошла против Люсии и позволила ей сделать пирсинг пупка?
– Да, могу. Как дела? У меня сегодня вечером много дел, а я еще не просмотрела ее домашнее задание.
Мама начинает рассказывать о танцевальном выступлении Мэйси, и, скорее всего, не об этом она хотела поговорить со мной, затем переходит к тому, как было бы здорово, если бы Грейсона продали в команду с Западного побережья. Она продолжает болтать без умолку и даже не слышит, как Генри громко зевает.
– В любом случае Джианна решила, что будет поступать в колледж, и хочет отправиться на несколько студенческих экскурсий со своими друзьями. Ты можешь найти время, чтобы поехать с ней? Она сказала, что хочет поступить в колледж в Калифорнии, потому что именно там собирается устроиться ее мама, когда вернется домой. Поездка с девочками – это здорово! Верно?
Когда мы с Грейсоном оба поступили в колледж, Джианна всегда говорила, что не хочет учиться в колледже, даже когда была маленькой. Она сказала, что хочет научиться ухаживать за растениями, поэтому наши разговоры переключались на профессиональные учебные заведения всякий раз, когда она спрашивала. Все было хорошо, пока мы не поняли, что она ненавидит школу, потому что у нее нет поддержки, в которой она нуждается, и она ошибочно полагала, что работа с растениями не потребует особого образования.
– Мам, ей еще слишком рано ездить на экскурсии по колледжам. Она только в десятом классе. Почему она не может подождать до следующего года? – возражаю я.
– Я знаю, милая. Но я не хочу отбивать у нее охоту. Ее новые друзья говорят о колледже, и это ее воодушевляет, и, если она этого действительно хочет, я не хочу, чтобы она думала, что мы ее не поддерживаем. – Я сочувствую своей маме, потому что она изо всех сил старается быть хорошей мачехой. Я знаю, она очень переживает, что может сделать что-то не так. К тому же боится, что Люсия может подумать, что она относится к Джиджи не так, как к своим собственным детям, или меньше поддерживает ее цели.
– Я могу поехать с ней, но давай мы продолжим этот разговор после весенних каникул? Я могла бы поговорить с ней на каникулах, а там посмотрим.
– Конечно! Спасибо, Хэлли-медвежонок. Сейчас отнесу ноутбук, чтобы вы могли вернуться к занятиям.
Когда я возвращаюсь в знакомую обстановку спальни Джиджи, она, кажется, справилась со своей недавней истерикой.
– Ну что? Тебе удалось переубедить ее?
Почему она так упорно настаивает на пирсинге своего тела, мне никогда не понять.
– Я над этим работаю, малая.
– Ты совершенно не умеешь врать, – заявляет она, закатывая глаза.
Когда я наконец закрываю ноутбук, завершив работу и проверку домашнего задания Джиджи, у меня такое чувство, что мои мозги плавятся. Генри по-прежнему утверждает, что ему нездоровится, но в то же время заявляет, что он проголодался, поэтому диктует мне длинный список того, что он хочет, когда я заказываю доставку еды на дом.
– Тебе нужны внимание, сочувствие и лекарство? – спрашивает Генри, поглядывая на меня из-под руки, которой прикрывает глаза.
Потирая уставшие глаза, я киваю.
– Да.
– Присоединяйся к нашей вечеринке жалости к себе, – говорит он, прижимая Джой к груди и отодвигаясь к краю, чтобы создать пространство между собой и подушками задней стенки дивана.
Я не могу грациозно лечь в оставленное для меня пространство, и, когда пытаюсь, Генри притягивает м