– Я замечаю все, что ты делаешь, Хэлли. И готов поспорить, я мог бы управлять лодкой, если бы постарался.
Она переворачивается ко мне лицом, наши тела соприкасаются, так близко мы лежим на этой гигантской кровати.
– Ты ведь всегда говоришь, что ты хорош во всем.
– И Расс слишком ответственный, чтобы позволить кому-то не надеть спасательный жилет. А у Авроры, наверное, достаточно денег, чтобы купить береговую охрану, – говорю я. – В старших классах ребята прошли обучение на спасателей, чтобы знакомиться с девушками. Робби понравилось бы командовать людьми. Ты не утонешь, Кэп. Я тебе этого не позволю.
– Вопреки своему мнению, Генри, ты всегда говоришь правильные вещи.
– Давай спать. Можем еще обсудить, какой я замечательный, когда ты проснешься.
Хэлли наклоняется и медленно целует меня. Поцелуй легкий и нежный, совсем как она сама. После она переворачивается и отодвигается назад, пока не прижимается спиной к моей груди, и тут мы понимаем, что под атласной пижамой эрекцию не спрячешь.
Глава 22
Генри
– Мы подумываем о том, чтобы начать подкаст.
Мы все еще на севере, после того как играли здесь в эти выходные, и после нашего дневного поражения – третьего за последние две недели – мы решили бросить вызов гневу Фолкнера и использовать оставшийся до возвращения в Мейпл-Хиллс час, чтобы повидаться с Джей-Джеем. Я пытаюсь заглушить постоянный шум разговоров моих товарищей по команде, чтобы сосредоточиться на эссе, на котором мой мозг на самом деле не хочет концентрироваться, но, услышав слово «подкаст», слетающее с губ Мэтти, я опускаю экран ноутбука.
– Мы хотим назвать его «Хладнокровная тройка», – добавляет Крис. Бобби кивает. – Он будет о хоккее.
Джей-Джей трет пальцами виски.
– Джентльмены, спросите себя вот о чем: нужны ли миру еще три гетеросексуальных мужчины с микрофонами?
Нас окружают голоса других посетителей, пока Мэтти, Крис и Бобби размышляют над вопросом Джей-Джея. Как бы мне ни хотелось побыть одному дома, в темной комнате, я рад, что все они обсуждают плюсы и минусы подкаста, а не мою дерьмовую игру.
Они продолжают настаивать, что это не моя вина, и все же я не могу избавиться от чувства, что всех подвожу. Я не знаю, как это исправить. Мало того, если я не закончу это эссе и получу плохую оценку, то мои старания быть хорошим капитаном пойдут коту под хвост, потому что Фолкнер меня убьет.
Хэлли пыталась заставить меня над ним работать, но мысли о том, как я раздеваю ее, мешают сосредоточиться на каком-то скучном эссе на тему, которая мне безразлична. Я просто постоянно хочу прикасаться к ней, и это отвлекает, особенно потому, что она постоянно хочет, чтобы к ней прикасались.
Сейчас мое свободное время заполнено петтингом в одежде и мастурбацией в душе. Она не просила ни о чем большем, так что, полагаю, она все еще занимается той же умственной гимнастикой, что и на прошлой неделе.
Парни по-прежнему обсуждают подкаст, когда я возвращаюсь к своему ноутбуку, и этот мигающий курсор дразнит меня. Я не могу провалить это задание, как не могу перестать справляться с капитанскими обязанностями всего за неделю. Я просто не могу. Чем больше на себя давлю, тем меньше могу сосредоточиться на экране; парни говорят все громче и громче, и все выходит из-под контроля.
К тому времени, как мы подъезжаем к нашему дому, я морально истощен. Тренер настоял, чтобы я сидел с ним в автобусе, и говорил, и говорил, и говорил. Даже когда Робби попытался перехватить разговор, мне пришлось слушать и его. Я с нетерпением ждал возможности остаться в одиночестве, но у Вселенной на мой счет другие планы, и машина Хэлли припаркована возле моего дома.
Когда мои душевные силы на исходе, мне трудно поддерживать дружеское общение. Я понимаю, скорее всего, человек, с которым у нас взаимная симпатия, проявит заботу и терпение, да и вообще сделает все возможное, чтобы я почувствовал себя лучше. И если бы можно было выбрать того, кто сделает мне сюрприз и будет ждать моего возвращения, я отдал бы предпочтение только Хэлли.
Но в той же реальности мысль о том, что кто-то находится рядом со мной, присутствует в моем пространстве и хочет от меня элементарного человеческого общения, кажется мне самым тяжким грузом.
Хэлли подходит ко мне, крепко сжимая в руках стеклянный контейнер, когда я вылезаю из грузовика Расса. Я встречаю ее на полпути к дому, чтобы не мешать Рассу, пока он достает с заднего сиденья инвалидное кресло Робби, а также потому, что не уверен, хочу ли приглашать ее внутрь.
– Ты выглядишь очень уставшим, – тихо говорит она, протягивая мне контейнер с печеньем. – Я знаю, что ты, вероятно, сейчас ставишь перед собой непомерно высокие ожидания, и я знаю, что мое мнение по этому поводу не имеет значения, поэтому я хотела принести тебе что-нибудь вкусненькое.
Я ценю, что она не пытается, в отличие от всех остальных, толкнуть речь о том, как команды иногда проигрывают матчи.
– Спасибо.
– Я поеду, потому что тебе явно нужен отдых. Я изо всех сил сопротивляюсь своим естественным позывам помочь тебе найти решение твоей проблемы, потому что знаю, что, когда ты плохо себя чувствуешь, тебе не нравится излишнее внимание, – говорит она, слегка улыбаясь. – Позвони, если тебе что-нибудь понадобится, хорошо? Я постараюсь не загружать тебя.
Она не обнимает меня и не пытается поцеловать. Просто машет рукой на прощание, разворачивается и садится в свою машину. С одной стороны, я испытываю огромное облегчение; не хочу, чтобы ко мне прикасались и просили поделиться своими чувствами, даже она. Хотя на данный момент Хэлли – единственный человек, чьи прикосновения мне нравятся. И, наблюдая, как она уезжает, я начинаю скучать по ней.
Робби прожил со мной достаточно долго и знает, что я нуждаюсь в личном пространстве, когда себя так чувствую. У Расса шестое чувство на любую негативную обстановку, и, приготовив мне чашку чая, он оставляет меня в покое.
Поначалу я осуждал Аврору, когда она говорила, что чашка хорошего чая может решить множество проблем, но, как бы мне ни было неприятно это признавать, он действительно успокаивает. Как только она купила нам чайник, чтобы мы не кипятили воду в микроволновке, все изменилось к лучшему.
Глядя на экран ноутбука, по-прежнему думаю, что мой документ Word смеется надо мной и моими четырьмя сотнями слов. Обычно, когда приближается срок сдачи работы, внутри у меня все переворачивается от желания поскорее что-то состряпать, но, видимо, даже осознание того, что Торнтон чего-то от меня завтра ждет, не является достаточным стимулом. Я так зол на себя за то, что не смог сосредоточиться в начале недели, когда Хэлли приезжала ко мне, чтобы помочь. Она предупреждала, что, если я не закончу эссе вместе с ней, мне будет трудно сделать это одному, потому что была уверена, что в поездке с командой я вообще не смогу ничего сделать.
Не понимаю, почему я такой, и от этого мне хочется рвать на себе волосы.
Мысленно я составляю идеальный план того, как все должно сложиться. Будь то мои действия, или вообще сам день, или что я ем, – все складывается гармонично, и я во всем преуспеваю. Окружающие не раздражают меня, и в то же время я не теряю связь с действительностью. Мне не нужно внимательно следить за привычками, поведением и пристрастиями других людей, чтобы подражать им. Я делаю все дела заранее, чтобы не пришлось беспокоиться об этом позже. Я хороший друг, которому нетрудно поддерживать отношения с теми, кого он любит.
В моем воображении я просто мирно существую, и этого достаточно. У меня есть заведенный порядок, и он полностью меня устраивает.
Я говорю себе, что буду изо всех сил стараться стать той версией себя, какую я придумал, и меня настолько пугает эта перспектива, что из-за этого я не делаю даже то, что сделал бы раньше, и в итоге только все порчу.
Достав из кармана мобильный, я игнорирую сотни сообщений в различных групповых чатах, на которые у меня просто нет сил, и набираю номер Хэлли.
– Привет, – говорит она, отвечая на звонок через несколько секунд.
– Я не могу написать эссе. Мне никак не сосредоточиться.
Я ожидаю ответа «я же тебе говорила» или «ты сам виноват», и в сложившихся обстоятельствах я этого заслуживаю. Помимо других проблем, из-за которых я постоянно испытываю сексуальное неудовлетворение, в прошлый раз, когда мы были вместе, я рисовал на ее бедре картину, о которой должен был писать эссе.
Но это же Хэлли, так что мои ожидания не оправдываются.
– Чем я могу помочь?
– Ты занята? – спрашиваю я, улавливая какой-то шум на заднем плане, так что, похоже, она не дома.
– Я первая спросила. Генри, чем я могу помочь?
Я понимаю, что она чем-то занята вне дома, но эгоист внутри меня отчаянно хочет, чтобы она дала мне почувствовать, что это не такая уж невыполнимая задача.
– А ты можешь приехать и помочь? Если не занята.
– Буду через двадцать минут, – говорит она. – Ты что-нибудь ел?
– Выпил чашку чая, который Аврора привозит из Англии, и протеиновый коктейль.
Она смеется, и даже когда я слышу ее смех по телефону, у меня повышается уровень серотонина, как будто она сейчас рядом со мной.
– Значит, нет. Что-то полезное или вредное?
– Хочу что-нибудь хрустящее, например огурцы и чипсы. Ничего вязкого.
– Будет сделано. Я скоро приеду, так что постарайся пока расслабиться. Мы все сделаем, Генри. До сих пор у нас все получалось, и мне жаль, что на этот раз тебе тяжелее, чем обычно.
– Ты лучшая.
Я пялюсь в потолок в течение тридцати пяти минут, которые уходят у нее, чтобы добраться до моего дома, и как только вижу ее на пороге своей комнаты, все сразу кажется более выполнимым.
Она с трудом удерживает пакеты с продуктами, так как они переполнены, но все равно пытается показать мне.
– Я купила все, что выглядело хрустящим.
Я наклоняюсь вперед, чтобы взять их у нее из рук, и нежно целую в щеку. Я хочу сказать ей, что рядом с ней жизнь становится счастливее, но тут из рабочего кабинета появляются Расс и Робби. Они похожи на двух собак, которые откликнулись на шуршание пакета с лакомствами. Робби останавливается рядом с кухонным островком.