– Ну ты прямо настоящий джентльмен, – поддразниваю я.
– Это из-за костюма. – Он переплетает свои пальцы с моими, как делал это раньше. – Приходится соответствовать.
Когда мы подходим к входу, он достает два билета и сканирует их.
– Я всегда хотела здесь побывать, – признаюсь я. – Спасибо, что пригласил меня.
– Я уже давно хотел это сделать. Просто надеялся, что смогу показать тебе что-то особенное.
Мы проходимся по первому этажу; он обнимает меня за талию, чтобы осторожно увести в сторону и не дать столкнуться с человеком, который направляется к нам, разглядывая брошюру. Генри проводит пальцем по моему предплечью.
– У тебя мурашки. Тебе холодно?
– Немного прохладно из-за кондиционера, – откровенно лгу я. Лгать, может, и нехорошо, но признаться, что в его присутствии мое тело реагирует странным, неконтролируемым образом, тоже некрасиво. – Сама виновата, что надела это платье.
– Платье замечательное, и ты в нем потрясающе выглядишь, – говорит он, снимая пиджак. Не успеваю я возразить, как он накидывает его мне на плечи. – Не хочу, чтобы ты мерзла.
– Спасибо, – шепчу я.
– Почему ты шепчешь?
– Не знаю.
Генри бросает на меня какой-то странный взгляд и снова берет за руку.
– Должно быть за этим углом.
Мы проходим мимо таблички с надписью о выставке работ местных начинающих художников, которая продлится весь декабрь. Он останавливается перед большой картиной.
Она настолько детально прорисована, что могла бы быть фотографией. Родители сидят за столиком на улице; за ними виднеется светло-голубое море и маленькие белые здания. У женщины на картине очень светлая кожа и темно-русые волосы, доходящие до ключиц. Ее бело-голубая рубашка с воротником расстегнута. То, как художник изобразил ее смеющейся, завораживает.
Даже будучи человеком, не разбирающимся в искусстве, я могу сказать, сколько времени и заботы было вложено в это произведение.
Под названием картины находится прямоугольная табличка гораздо меньшего размера с черными буквами на белом фоне.
«Влюбленные», Генри Тернер
– Это ты нарисовал? – Я стараюсь не показывать, насколько шокирована, потому что, похоже, очень часто оказываюсь с открытым ртом перед этим человеком. – Генри, она восхитительна. Это твои родители?
Он кивает.
– Я рад, что тебе понравилось. Ладно, можем идти дальше, – говорит он, кладя руку мне на талию.
– Подожди! – шепчу я, разворачиваясь к нему. – Генри, ты показываешь мне свое искусство?
– Почему ты говоришь это так, будто не я это организовал?
– Потому что для меня это очень важно. Тебе не нравится, когда люди смотрят на твои работы, а сейчас ты добровольно показываешь мне картину, на которой изображена не я. Ты вообще понимаешь, насколько особенной я себя чувствую?
– Хэлли, ты особенная, – говорит он и наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб.
– Генри, пожалуйста, расскажи мне о картине. Когда ты ее нарисовал? На это, должно быть, ушло много времени. Что это за место?
– Я нарисовал ее во время летних каникул. Расс работал в летнем лагере; Нейт, Джей-Джей и Джо уехали; Робби с Лолой гостили у его родителей. У меня было много свободного времени. Я нашел фотографию, когда искал что-то для вдохновения, и решил, что хочу это нарисовать.
– А они что думают о картине?
– Ого, сегодня вечером ты задаешь очень много вопросов. Они ее еще не видели. Я забыл сказать им, что отправил ее на выставку. У них будет небольшой отпуск на Рождество, так что, когда в следующий раз буду дома, спрошу, захотят ли они посмотреть.
– Они захотят это увидеть, Генри. Они определенно захотят. Я так горжусь тобой, и для меня большая честь, что ты поделился со мной. Хочешь, я сфотографирую тебя с ней? Это невероятно. Мне кажется, нам нужно как-то отметить это событие.
Генри смотрит на меня, как будто у меня выросло три головы.
– Не нужно.
– Разве ты не хочешь сфотографироваться, чтобы показывать людям? Или на память?
Если бы я могла, то взяла бы его и поставила рядом с картиной. Но я все равно его уговорю.
– Если люди хотят ее увидеть, они могут прийти сюда. Это художественная галерея, – спокойно отвечает он. Посетители проходят мимо нас, не останавливаясь и не обращая внимания на двух спорящих людей, стоящих лицом к лицу. – Меня не волнуют эти гипотетические люди. Я хотел показать тебе, и я это сделал.
– Но я хочу сфотографировать тебя рядом с твоей прекрасной работой и получить новый опыт, – говорю я, определенно надувшись. По-детски, но, надеюсь, эффектно.
Он качает головой, уголок его рта приподнимается в ухмылке.
– Я слишком занят, чтобы фотографироваться. – Он пожимает плечами и наклоняет голову, как бы говоря своим видом: «Что поделать?»
– Ты слишком занят? – повторяю я.
– Первое правило в списке правил Генри и Хэлли: мы должны честно говорить о том, насколько заняты.
– Ты… – Боже, теперь он широко улыбается. – Невыносим.
– Как насчет компромисса? – Он обхватывает руками мою талию, медленно подталкивая назад, и мой пульс учащается. Не слышно ни звука, кроме моих шагов по полу и нашего дыхания. Когда я чувствую позади себя стену, он останавливается, отпускает меня и сам отступает на несколько шагов. Затем достает из кармана свой мобильный телефон и поднимает его. – Я сфотографирую тебя с ней.
– Ты шутишь.
– Если хочешь, чтобы фотография получилась приличной, рекомендую тебе перестать болтать и улыбнуться, потому что на последней ты выглядишь слегка одержимой.
– Ты сме…
– Ой, еще одна.
– Ладно! – рявкаю я и улыбаюсь рядом с его картиной.
Через десять секунд он наконец опускает телефон.
– Прекрасно.
– Я могу посмотреть? – Он кивает и подходит, протягивая мне свой телефон. – Я удалю плохие.
– Но они мои любимые, – стонет он, когда я открываю его галерею.
Он не шутил – я действительно выгляжу одержимой. Я трачу больше времени на удаление ужасных фотографий, чем на просмотр хороших, но, по крайней мере, знаю, что память о том, что его картина была на выставке, останется.
– Ты закончила свою работу фотокритика? У меня заказан столик на ужин, и я ужасно проголодался.
– Я еще не закончила любоваться твоей работой, – возражаю я. Мы молча стоим бок о бок, соприкасаясь локтями, и смотрим на двух людей, которые сделали Генри Тернера таким, какой он есть. – Что ты чувствуешь, когда смотришь на нее?
Какое-то время он обдумывает мой вопрос, но я не против подождать.
– Что мне повезло. А ты?
– Благодарность.
Глава 28
Генри
Обычно я не в восторге от нашей рождественской вечеринки, но в этом году все по-другому.
После поступления в аспирантуру Робби немного снизил обороты с организацией вечеринок. Я знаю, что у него много работы, и он пытается доказать Фолкнеру и совету колледжа, что является достаточно ответственным человеком, чтобы в конце года получить постоянную работу. Мы по-прежнему устраиваем нашу обычную костюмированную вечеринку, но он уже не так изощряется, как в предыдущие годы.
Он говорит, что это свидетельствует о зрелости, и ему не понравилось мое замечание о плохой самоорганизации, поскольку он забыл заказать украшения к назначенному сроку.
Тем не менее наш дом все равно выглядит так, словно самого Майкла Бубле вырвало здесь. Песни Майкла – и я могу называть его по имени, поскольку был вынужден слушать его очень много, – играли всю прошлую неделю. В перерывах между экзаменами мы потихоньку украшали дом, чтобы соответствовать стандартам Робби. Лола пыталась помочь, но она легко отвлекается и не очень любит, когда ей дают указания. Занятно для того, кто хочет сделать карьеру на сцене. Я сразу же исключил Аврору и Поппи из-за схожих черт характера, но Хэлли, Ками и Эмилия очень помогли.
Я уже пьян, когда начинают появляться гости, и могу потерпеть, когда все одобрительно хлопают меня по спине за наши недавние победы. Люди продолжают останавливаться, чтобы поздороваться со мной и поболтать, пока я пытаюсь приготовить пунш для Хэлли. Несколько женщин, с которыми я когда-то переспал, продолжают пытаться заговорить со мной. Я вежливо говорю им, что у меня есть пара, отчего их лица вытягиваются, и они уходят.
Конечно, формально у меня нет девушки, но я определенно недоступен, а девушке, которая якобы моя пара, действительно нравится этот пунш, на котором я пытаюсь сосредоточиться.
После того как пару месяцев назад нашим друзьям подсыпали в напитки что-то наркотическое, мы перестали готовить общие напитки, но сегодняшний вечер – исключение, потому что я собираюсь защищать эту чашу ценой своей жизни.
Ками собирается прийти, и это ее первая вечеринка с октября, поэтому мы придумали, как защитить свои напитки от всех остальных присутствующих на вечеринке, чтобы она чувствовала себя комфортно. Поппи вообще перестала употреблять алкоголь после того, как, по ее словам, запаниковала, почувствовав легкое опьянение.
Расс облокачивается на столешницу рядом со мной.
– Как-то не по-рождественски разбивать женские сердца.
Единственное, что я сегодня разбил – это композицию с омелой над входной дверью. Она отправилась прямиком в мусорное ведро. Я не собирался позволять ни одному из парней воспользоваться возможностью поцеловать Хэлли при ее появлении.
– О чем ты говоришь?
– Там, снаружи, три девушки строят теории о том, почему ты не обращаешь на них внимания. – Он отхлебывает пиво, чтобы удержаться от смеха. – Возможно, им понадобится группа поддержки, когда они увидят этот пост.
– Почему все вокруг такие назойливые?
Сегодня утром я проснулся от миллиона сообщений в нашем групповом чате, потому что кто-то разместил фотографию, как я целовался с Хэлли после ее вчерашнего экзамена, на этой дурацкой странице сплетен Калифорнийского университета. Я не стал особо ее рассматривать, потому что мне все равно, но Хэлли была очень смущена, пока я не напомнил, что ей не позволено смущаться при мне.