Огонь уже горел, он разливался внутри груди, и кожу нестерпимо жгло, я нуждалась в прикосновениях Игната, я нуждалась в ощущении его голой кожи… тело к телу. Только так.
Начала расстегивать рубашку Романова, чертовы запонки не хотели мне подчиняться. Достала ткань из-под штанов и принялась стягивать по плечам… наконец-то я могла ощущать его гладкую кожу, литые мышцы груди, рельефные кубики живота.
Его большие и крепкие ладони подхватили меня под ягодицы, усаживая на коридорную тумбу, сметая с нее ключи и всю прочую мелочь.
Мне пришлось схватиться за его широкие, манящие взгляд плечи.
Он в один момент избавил меня от футболки, когда успел пропасть плащ, я и не поняла.
Следом за футболкой я лишилась и лифчика, и тогда на меня свалился шквал небывалых ощущений. Грудь, ставшая чересчур чувствительной, сейчас пульсировала под его языком, он играл им с горошинами соска, а затем полностью их всасывал, и я готова была улететь далеко-далеко за грань реального.
Игнат спускался поцелуями к животу, затем снял меня с тумбы и, расстегнув на мне джинсы, стянул их, опускаясь на колени. Я, находясь словно в бреду, переступила через них и наблюдала за тем, как он, взяв мою ногу, целует изгиб снопы, затем плавно ведет языком до щиколотки и вдоль голени, дальше прокладывает свой путь поцелуями. Когда Романов подобрался к моему самому сокровенному местечку, я уже была на грани. Чувствовала, как лоно пульсировало от жажды, оно хотело быть заполненным.
— О боже…
Это я! Я хотела быть заполнена.
Игнат проводил языком по моим складкам, ненадолго погружаясь кончиком внутрь, и отстранился. И вот он уже стоит.
Что за черт? Я хочу еще! Сама не заметила, как начала тереться о него, словно мартовская кошка, требуя ласки.
— Прости, малышка, но я уже больше не могу сдерживаться. Я обязательно поласкаю тебя, подольше смакуя твой потрясающий вкус.
— Он выдохнул эти слова мне в губы и принялся меня целовать.
Я чувствовала собственный вкус, и это еще сильнее туманило разум. Он опять посадил меня на тумбу, на этот раз широко расставив ноги, и, плотно притиснувшись ко мне, стал водить членом по моей промежности.
Такой твердый и одновременно мягкий, он был таким аппетитным на вид, что именно сейчас я впервые задумалась о минете. Ведь я никогда прежде не занималась чем-то подобным, а в эту минуту мне нестерпимо захотелось взять его подрагивающее великолепие в рот.
Пока я смотрела вниз, откровенно пуская слюнки, он пристроил головку к самому входу и только тогда начал плавно входить, что совсем не соответствовало прежде заданному темпу.
Когда он вошел в меня полностью, я почему-то вспомнила, что не заметила, как он снимал свои джинсы. Но эта мысль мгновенно улетучилась, стоило ему только начать двигаться.
Первые толчки Игната были спокойными и размеренными.
Оторвав взгляд от места, где соединялись наши тела, посмотрела на его лицо и окончательно потерялась: его глаза были прикрыты, голова приподнята вверх, а челюсть сжималась настолько плотно, что все лицо его исказилось в гримасе боли.
Я схватила ладонями его за щеки и, притянув к себе как можно ближе, на грани слышимости прошептала:
— Пожалуйста, не сдерживай себя, я хочу сильнее.
Игнат приоткрыл бездонные черные глаза, в которых хотелось потеряться, и пристально посмотрел на меня. Не знаю, чего он ожидал увидеть, но, громко выпустив воздух, он отпустил себя.
Входил в меня на всю длину и полностью выходил. Движения его были мощными, грубыми, резкими.
Его руки, вцепившиеся в мои бедра и оставившие там не один синяк, казалось, хотели сжимать меня еще теснее, еще крепче. Словно он пытался ими достать до моих костей.
По спине стекала струйка пота, а я, по-прежнему сжимая пальцы, держала его за лицо, мне хотелось, чтобы он был еще ближе. Только разве возможно ближе?
Я сама не слышала своих стонов, но вот периодическое рычание моего волка было музыкой для ушей.
Удар! Еще удар! Еще один.
Ритмичные дикие толчки выбивали из меня душу, я откинула голову к стене и боковым зрение уловила движение.
Повернула голову и чуть не сошла с ума от охватившего меня наслаждения: мы отражались в зеркале. Мои длинные худые ноги, плотно обнимающие туловище Романова, и его идеальная задница, вдалбливающаяся в меня движение за движением. Это было так порочно и вместе с тем безумно красиво.
— Яна, еще чуть-чуть. Я на пределе, — сквозь зубы процедил он, — слишком долго ждал.
Я притянула его голову для поцелуя и полностью растворилась в ощущениях.
Оргазм пришел неожиданно. В самые последние секунды мои мышцы начали сжиматься раз за разом… раз за разом, пока сознание на пару секунд не отделилось от тела. В этот момент Игнат, прикусив меня за плечо, кончил.
Муж, не выходя из меня, передохнул с минуту и, подхватив под попу, понес наверх, в нашу спальню, где, повалив на кровать, сразу же продолжил неистово вколачиваться в мое тело.
Кончив еще раз, он наконец-то исполнил задуманное и добрался до моего лона со своими поцелуями, это было божественно. Я рождалась и умирала, чтобы через миг воскреснуть вновь…и так бесконечное число раз.
Эта ночь стала сумасшедшей.
Сумасшедшей отправной точкой в нашу новую жизнь.
Глава 41. Игнат
— Слушаю, милая, — убавил громкость работавшего радио в машине, ответив на телефонный звонок.
— Игнат, обещай не ругаться.
— Яна, ты же знаешь, мне не нравятся такие разговоры.
— Ничего страшного не случилось, — поспешила она меня успокоить, — просто… я тебе сейчас отошлю фотку, а ты мне скажешь, может ли она быть как-то связана с моей мамой.
Тяжело вздохнул и постучал пальцами по рулю. Не любил вспоминать о Маше, до сих пор считал случившееся с ней своим личным упущением.
— Малышка, ты же понимаешь, что ее…
— Игнат, — перебила она меня с металлом в голосе.
— Хорошо, кидай.
На телефон пришло сообщение с фотографией женского кулона, похожего на обычную деревяшку, но отлично выглядящую деревяшку.
Изображение действительно мне было знакомо. Машка всю свою жизнь не снимала этот кулон, который был подарком Назимова на ее десятилетие.
Только вот когда узнал причину, из-за которой Яна послала мне это фото, злость оказалась намного сильнее удивления. Это надо же было до такого додуматься и пойти к чокнутой убийце.
Татьяна до сих пор находилась в психиатрической клинике, и Назимов не знал, что с ней делать. За это время он так ни разу ее и не навестил, отпустить ее он не мог, так же, как и убить. Потому и не навещал, боялся совершить неправильный поступок под влиянием чувств и эмоций.
Домой я приехал раньше обычного и прождал Яну добрых полчаса. Она очень удивилась, увидев меня. Еще бы, дома я практически не появлялся. Было очень тяжело находиться рядом с Яной, в то же время не приближаясь к ней. Я чертовски от этого устал и не понимал, почему она не замечала, насколько голодным взглядом я на нее смотрел.
— Ты сегодня рано.
Просто констатация факта, в ее голосе не было ни претензии, ни радости, ни удивления. Наверное, это, а может, и сегодняшняя встряска с клиникой и Татьяной в придачу, но что-то определенно стало последней каплей. Я набросился на свою кошку прямо на пороге.
Не знаю, как поступил бы, не ответь она мне взаимностью, смог бы я вообще остановится? Пожалуй, ответы на эти вопросы я никогда не узнаю, да и не хочу. Зачем? Сейчас, лежа в кровати, теперь уже действительно на нашем супружеском ложе, Яна не переставала гладить мое лицо, перебирать волосы и сладко-сладко целовать. Я чувствовал настоящую эйфорию. Всплеск адреналина прошел, так же, как и космический экстаз, и сейчас в ночной тишине комнаты мне было уютно и легко. Может быть, это и есть настоящее счастье, когда не хочется лишних слов, когда достаточно нежных прикосновений и лишающих разума поцелуев.
— Давай просто начнем с начала, — подцепил подбородок своей жены, как любил это делать. — Вот просто с самого начала, как будто мы только-только познакомились.
— Какой ты, однако, шустрый, только познакомились, и уже затащил меня в койку, — хихикнула она мне в плечо и продолжила подначивать: — Я уже молчу про то, что заделал мне детишек.
Приподняла голову, подперев ее ладонью и вырисовывая пальцами другой руки одной ей понятные узоры на моей груди, она все же сказала:
— А давай! Если честно, я думала, что мы начнем нормальную жизнь еще сразу после выписки. — Я только открыл рот, как она замахала рукой, оторвав ее от меня. — Молчи, молчи! Давай правда все отпустим и просто будем жить. Ведь нам действительно хорошо вместе, зачем тогда отдаляться?
Я поцеловал ее и повалил обратно на кровать, не мог ничего с собой поделать и хотел еще раз установить на нее свои права. Не прикасался к ней как мужчина больше месяца, и сегодняшние несколько раз не утолили мой голод, напротив, раззадорили еще сильнее.
Яна права, даже просто погружаться в те воспоминания было неприятно. После объявления о двойне Мари выгнала нас за дверь, оказала Яне первую помощь и направила в город. И уже когда ей наложили гипс и пару швов на ладони, я пришел в палату и еле сдержался, чтобы не придушить.
К тому моменту я окончательно пришел в себя и был готов убить любого проходившего мимо. Самка беременна от меня, а я ничего не знал, еще и под угрозу ее поставил, понимал, что в сложившейся ситуации виноват сам, но и на Яне вину видел не меньшую. Я не понимал, как она посмела, как она могла не сказать о таком? А если бы я не приехал? Так бы и продолжала сидеть в клане отца?
В общем, накрутил себя, не дай луна, тронешь — и вот-вот взорвался бы. Но когда увидел ее виноватый взгляд, руки, хаотично сжимающие покрывало, и услышал:
— Прости. Я бы сказала, просто потом. Просто я не знала, зачем ты приехал… а потом обиделась… а потом свадьба, и опять ты ушел. Я хотела сказать. Игнат? — подняла на меня полные слез глаза, и я спасовал.