– Аккуратно, говоришь? Это хорошо. Теперь послушай меня.
Капитан Глеб переломил о колено несколько некрупных веток и засунул их в жерло печурки. Огонь ярко и четко осветил его решительное лицо.
– Кто-то этот взрыв устроил. Нарочно. Я в этом уверен. Человек вздумал попугать наших мужиков или кого-то искалечить, машины их попортить… Всякое может быть. Но дело не смешное, криминальное. Значит, результат этого фокуса кому-то был очень нужен. Повод должен быть достаточно серьёзным, чтобы на такое решиться. Это, во-вторых.
Бизнес, личная неприязнь, скорее ненависть. Обида. Месть. И этот «кто-то» знал про наше место, прекрасно был осведомлен о порядке действий, когда мы, скорее вы, приезжали в последние годы на пикники. Кто куда ходил, где ставили машины.… Значит, свой.
Не обращая внимания на протестующий жест Серова, Глеб Никитин уверенно и методично продолжал выкладывать свои резоны.
– Кто мог подложить в наш костер снаряд? Кто из наших общих знакомых имел в последнее время серьезные конфликты по бизнесу? Кого не было в момент взрыва у костра? Кто никак не пострадал при взрыве? Кто не остановился на этом и продолжает мстить? Кто сегодня утром имел возможность стрелять в Назара? Может, это всё наш любимый Марек Азбель, а?!
Серов раскачивался на диване, обхватив опущенную голову руками.
– А что? Банка из-под кофе в костре – его любимого сорта. Факт. С Назаром он без меня уже по этим злополучным рыболовным участкам сцепился. Тоже факт. Кстати, тебе лучше и не знать, сколько этот бизнес стоит. Приехал он тогда на место раньше всех. Костер разжёг и убежал рыбачить. А?
Глеб дошёл до окна, потом вернулся к столу.
– Марк во многих местах на реке бывает, мог где-нибудь на размыве мину выкопать. Допустим, он вечером приехал на наш берег, спрятал в кострище снаряд. Ладно. Утром дождался, когда приедет Назар, разжёг дрова и ушёл в затон, наказав тому поддерживать огонь…
– Вот только не пойму – откуда в том костре взялась мелочь?! Посмотри-ка на меня, Серёга! Да не так! В глаза смотри, внимательно, как тогда, в школе. Ты случайно не видел у Марека в магазине кофейную банку с мелочью…?
Слабо держа голову на уровне наклонённого к нему лица Глеба, Серов пробовал протестовать.
– Не мог так Марек поступить, не такой он… Марек хороший. Ты вот ведь не знаешь, а он мне денег обещал! На операцию Женьке! Как я у него и просил тогда.… Сегодня-то он как раз и приезжал ко мне насчёт этих денег. «Обещаю, говорит, дружбан, вместе вылечим твоего пацана.…». Про здоровье ещё говорил, что оно для всех важная штука, да. Ещё потом дать обещал. Вот, денежки-то, считай, у меня теперь есть! И своих немного…
Серега сполз с дивана на пол и, стоя на коленях, стал копаться под одеялом.
– Вот, смотри! А ты на Марека так…! Не надо так на него! Теперь я сыну деньги отвезу, теперь он живой и здоровый будет! Я снова работать пойду, тёщу упрошу снова на зверюшник меня взять, теперь-то я справлюсь, умею же, не хуже ведь.… А ты…! Я ведь тебя так ждал, Глеб…
– Лучше этому подонку признаться во всём самому. Если нагадил что по глупости – имей мужество сказать об этом вслух, объясниться перед всеми. Улик достаточно, чтобы ему не поздоровилось. Судить гада будут, с полицией приедут!
– А Марека-то тебе зачем касаться?
– Ты для начала успокойся. Умойся как следует. Посмотрись в зеркало. Ты часто подходишь к зеркалу, Серега? Может, стоит почаще, а? Никто твоего любимого Азбеля пока трогать не собирается. Над тем, что ты сейчас мне рассказал, я подумаю. Крепко подумаю. Обещаю.
Капитан Глеб сел напротив Серова и положил руки ему на колени.
– А теперь, огородный мой Робинзон, когда я сейчас тебя покину, приводи себя окончательно в порядок, будь на месте. Кстати, завтра вечерком у Виталика Панасенко мы все вместе посидеть собираемся. Я думаю, что стоит поговорить нам по-свойски, прояснить общий горизонт, а то непорядок какой-то получается. Приезжай и ты обязательно. Будем ждать. И чтобы больше никаких соплей, никаких комплексов! Никого не слушай – тебя приглашаю я. Лично. Понял?
Продолжая глядеть на Глеба блестящими от слёз глазами, Серов покорно кивнул.
– Лады. Тогда я потопал.
– Давай провожу тебя до ворот-то… У меня же керосинка здесь есть, посвечу под ноги, тёмно ведь уже.
– Не надо, обойдусь. Собак у вас тут на ночь в свободный поиск не выпускают?
– Да не, не выпускают.… У нас на дачах-то дежурит один омоновец, с доберманом, подрабатывает иногда, но он только во вторник будет. А сегодня нет, сегодня сторож без собак. Ну, прощай…
Безразлично и невнимательно перешагивая через блестевшие лужи, капитан Глеб Никитин зябко сжимал кулаки в карманах. Вспоминалась так и не выпитая водка на грязном столе.
«Так и есть! Ты промедлил, светло-серый…».
Звонок мобильника застал Глеба уже за воротами дачного общества, на остановке, где он минут пятнадцать с поднятой рукой жмурился на яркий свет фар и уворачивался от брызг пролетавших мимо него по окружной дороге грузовиков.
– Алло… Кто? Галина? А, ну да, узнал, конечно. Что? Какая машина? Сбила машина? Кого? Марека?! Где? Нет, где он сейчас? Дома? Хорошо. Нормально, говорю. Давайте завтра, в гостинице. Да, у меня в гостинице. Часов в одиннадцать вам удобно будет? До завтра. До свидания.
Капитан Глеб невольно отшатнулся, когда около него притормозила фиолетовая «девятка».
– Куда тебе, парень?
Ожидание
…Долгожданная громкая музыка, одновременно грохочут медные трубы и пищат маленькие скрипки…, много света вверху и вокруг, скрип паркета под шагами крупных мужчин, тонкий стук каблучков изящных женщин, разноцветные блики бриллиантовых украшений переливаются по близким блестящим колоннам… Странные почтительные слова, медленные поклоны и твёрдые руки.
Пробел. Промежуток без слов и событий. Мокрая улица, сильный дождь, глухие, чужие выстрелы. Кто-то пробежал рядом, визг машины на повороте… Всё это вдали, смутно и ненужно… Потом подробности – кожаная сумка в кустах – деньги, много денег, ровные пачки долларов. Сколько же в такой сумке может быть денег?! Миллион долларов? Нет, лучше два! Пусть будет ровно два миллиона четыреста тысяч… А сколько это всё весит? Килограммов двадцать, тридцать… Ничего, пусть так… Не очень тяжело… Как унести, где спрятать…? Лучше в лесу…, дома не надо. Хорошо, что под руками есть большой прочный пакет, – часть денег переложить в него, никто из прохожих не запомнит – без сумки ведь, вроде как с цветным пакетом, за продуктами…, за остальными деньгами нужно будет приехать потом… Нет, потом их брать опасно – могут выставить засаду. Унести сразу… Ничего, и не очень-то и тяжело, вроде бы и не тридцать, а всего двадцать, от силы двадцать два килограмма… Да и пакет должен выдержать, с ручками… Вы-ы-держит! Так, а сколько пачек-то всего?! Если конкретно пересчитывать…, нет, не здесь, здесь могут заметить, быстрее унести домой, никто не должен…, там пересчитать…, потом упаковать плотно – и в лес. Не всё, конечно, часть оставить, менять понемногу на рубли в мелких уличных конторках… Опасно – могут быть меченые или переписанные номера. Выследят… Изредка ездить в Москву, там обменивать… Какой размер пачек-то? Сантиметров двенадцать? За один раз можно будет безопасно взять…
И утром опять снились деньги. Если бы это всё получилось – можно было бы сделать такое…! Деньги, большие деньги, настоящие деньги, а не эти медяки…
Внизу, глубоко, блестит золото… Тяжело, много не поднять, не хватает воздуха, сзади, из-за плеча подплывает страшная черная рыба…
Суббота. Поздний вечер.
Улица Фурманова, дом 11а
– Борщ будешь? Я поставлю, подогреется быстро… Майонез-то, представляешь, как подорожал в последнее время, масло растительное тоже вон куда попёрло?!
Маленькая кудрявая старушка мягко и неслышно протопала мягкими вязаными тапочками по чистеньким половичкам в кухню, почти сразу же выглянула из-за неприкрытой двери весёлым личиком.
– Откуда ты, милый мой, такой изгвазданный-то появился?
Действительно, кроссовки Глеба, все в подсохших кляксах садоводческой грязи и городских луж, уж очень сильно и заметно нарушали аккуратное пространство крохотной прихожей.
– С задания. С боевого подвига.
– Вона чего! Когда приехал, говорил ведь, что на диване нынче все дни лежать будешь, да за пескарями поедешь на Бузянку, а сам-то по ночам не пойми чем занимаешься. Подвиги он двигает…
Старушка иронически удивилась.
– Мам, ты только не переживай.
– А чего переживать-то! Живой, не выпивши, – и то ведь хорошо. Давай ванну наберу, погреешься, или как? Рубашку снимай, простирну тоже, чтобы второй-то день не носить…
– Мам, брось! Не надо ничего мне стирать! Я в гостинице отдам в прачечную, так удобней.
– Ну вот, удумал ещё! Удобней! Нешто там чужие-то люди хорошо сделают?! Рукава-то все растреплют, а ворот таким же грязным, непростиранным и останется! И носки снимай, давай, быстро…
Силу и волю у человека отнимают в большей степени не холод, не голод и не страшные лишения, а то, когда вокруг него всё долгожданно становится мягким, тёплым и чистым.
Капитан Глеб, посмеиваясь, сдался без особых встречных условий, быстренько нырнул в старый спортивный костюм, который матушка сохраняла к его приездам чистым и глаженым уже долгие годы, и босиком прошлёпал в ванную.
Через дверь донеслось опять ласково:
– Коврик положи под ноги-то, чтобы не холодно было на пол мокрому вставать… Селёдочки-то тебе почистить? У меня картошка ещё с обеда осталась.
– Согласен.
Горячая вода была действительно хороша. Но ванна, их чудесная домашняя ванна, когда-то в детстве просторная, как океан, опять оказалась маленькой… Пришлось в истоме плавно согнуть ноги в коленках.
Стукоток ножей и вилок на кухне был мил и неспешен. Там же ещё бормотало местным негромким голосом радио.
Зная, что нет рядом никаких забот и неприятностей, Глеб уснул.