Облизнув пересохшие губы, Назаров продолжал повествовать.
– Мужики тут выскочили, кто был на причалах, а он тащит меня и орёт на всех: «Скорую! Быстро…! Ментовку вызывайте! Быстро! Всех урою, если не спасете моего славного кореша Назара!». Очки даже мои в траве подобрал, а меня не бросил!
Вадим ещё раз вздохнул, улыбнулся и Жанке, и Глебу.
Глеб смущенно отмахнулся.
– Прямо великий и ужасный…
– Ну, и что? И великий, и ужасный. Слушай, я так тогда и не вспомнил, тебя же Гудвином ещё в школе мы начали называть, или это уже потом, в твоей мореходке?
– В мореходке. Я книжку про него наизусть знал. Чуть что – вспоминал при случае. Так и назвали. Потом уже на промысле позывной такой выбрал для переговоров со своими. Чтобы не перепутали.
С одинаково строгими лицами Эмма и Жанка молча участвовали в важном мужском разговоре.
– Послушай, когда я там у тебя на спине отдыхал, а ты орал на наших мужиков, дурная мысль почему-то пришла в меня. Ты так гладко матерился на причале – я и подумал, ведь ты же в школе-то вроде заикался же, да? Комплексовал ещё вроде, или я чего путаю, Глеб?
Вадим в полный голос расхохотался и сразу же нехорошо закашлялся.
– …Тут я у него мотаюсь под мышкой, весь такой раненый, а он речугу толкает гладко так, как депутат какой-нибудь важный: порешу, мол, всех, кто на дружбана моего коварно покушался!
Он незаметно покосился на часы, лежащие на тумбочке.
– Проголодался?
– Да нет… Людмила сейчас должна уже прийти.
– Ладно. Пойдем и мы, пока тут айболиты шприцы в тебя втыкать не начали. Сегодня вечером мы с мужиками у Панаса небольшое безобразие устраиваем, завтра с утра я улетаю. Так что, если не удастся еще раз увидеться, держи…
Капитан Глеб встал и бережно пожал высунутую из бинтов ладонь Вадима.
– Без меня ни в коем случае не участвуй ни в каких боевых действиях. Обещаешь?
– Ага, как только махаловка у меня намечается, так я тебе сразу же даю телеграмму! Приезжай, напарник Глеб, будем вместе истреблять негодяев!
– Я серьёзно.
– А вот ради неё я не буду себе ничего такого позволять… Иди ко мне, моя маленькая!
Неуклюжий в своих больничных одеждах Вадим привлёк Эмму к себе. Она послушно потянулась к отцу, одной ручонкой осторожно обнимая его за перебинтованную шею, другой придерживая падающую с колен книгу.
Жанка встала.
– Куда ты, Жан? Подожди. – Глеб шагнул ей навстречу.
Не вытирая особо слез, Жанка наклонилась и поцеловала Назарова.
– Нет, я пойду. Прощай, Вадик. Мне уже нужно идти… А вы тут ещё…, поболтайте.
– Ну, ладно… Действительно, вам вроде как пора.
Проводив взглядом медленно закрывающуюся створку двери, Назаров облегченно вздохнул, извинительно и близоруко покосился на Глеба.
– Вот это и есть настоящее божественное благолепие.… Когда вот Эмка тут, ты; тепло, светло и ничего делать не надо. Сейчас ещё Людка бульончика с потрошками принесет, жирненького! – Вадим мечтательно улыбнулся. – Хорошо, когда вы рядом.
– Всё. – Глеб, торопясь, задел халатом высокую спинку больничной кровати и решительно вышел из палаты.
Сразу же за ним дверь опять скрипнула. Высунулась мордашка Эммы.
– Дядя Гудвин, а ты к нам ещё приедешь?
Из палаты до Глеба донесся хриплый назаровский смех.
– Брысь, сопливая! Выдумала такое, обзываться она ещё тут будет на взрослых…
В коридоре Жанна уже окончательно вытирала платком покрасневшее лицо.
– Послушай, а ты что, правда, в школе заикался? Не помню, честно.… Вот говорил ты, действительно, тогда вроде как-то странно, другими словами, не как все мальчишки, это помню, а так…
Очень крепко и нежно капитан Глеб обнял её и зарылся лицом в рыжие волосы.
Воскресенье. 17.11.
Мальчишник
Обозначая серьезность своих намерений и демонстрируя замечательное расположение духа, Виталик заорал ещё с порога.
– Наливай, супруга, щей – я привел товарище́й!
– Тихо ты! Соседей не тревожь, шалопут! Проходите, проходите, пожалуйста!
Полненькая и улыбчивая Антонина вытирала руки фартуком.
Сиделось хорошо.
Ни Виталик, ни кто другой не должен был ни увидеть, ни почувствовать, что он волнуется. Поэтому капитан Глеб Никитин опять с самого начала был многословен.
– Слушай, а почему в городе нет джигитов? Сколько мне приходится ездить – везде по России они есть, всё больше и больше встречаются, а здесь их как-то и не очень заметно. Просто удивительно.
– Эти ребята сейчас прячутся. – Виталик с заботой помял соль в бумажной пачке и отсыпал немного в синюю пластмассовую баночку. – Года три назад не пройти было из-за них по городу-то, невозможно просто было, понаехало тогда их к нам сюда столько! Потом чего-то в прошлом году местные с ними серьёзно поцапались, погоняли, и всё, поуспокоились они, сильно на улицы-то и не высовываются. На рынке наших тёток с цветами торговать ставят, и с виноградом тоже местные в рядах стоят, а самих-то кавказцев и не видно практически. Только за выручкой к вечеру приезжают ненадолго. А так.… За городом они всё больше сейчас живут. В Кобостове, знаешь, какой поселок эти орлы себе отгрохали! Такие домищи! Откуда только деньги-то у таких безработных берутся?! Да ты же сам помнишь, у нас тут всегда из приезжих-то больше всего всегда цыган было. Таборы по реке постоянно шастали, и на вокзале их было допраха́. Цыгане-то у нас как родные уже, привычные. Барон вон ихний на «Лексусе» по администрациям нашим раскатывает, а пацанята его казино в поселке организовали.
Глеб строго осмотрел рыжик на своей вилке и перевёл печальный взгляд на Виталика. Тот встрепенулся.
– Ну, чего хоть ты опять-то грустишь?
– Детство уходит.
Круглое лицо Панасенко, сбрившего наконец-то свою несуразную бороду, было настолько добродушным и милым, что Глеб не удержался, подмигнул понимающе.
– Это чтоб хулиганы не узнали, а, Виталик?
– Да что ты, Глебка, в самом то деле…
Виталик чуть не прослезился от несправедливых слов друга.
– Ладно, ладно, не обижайся – я же знаю, что ты не трусишка.
Виталик всё же немного поморгал и пробормотал чуть в сторону.
– Просто борода щекочется сильно, непривычно ещё так мне.
И, смущенно улыбнувшись, добавил.
– … и пачкается сильно, когда кушаю.
Немного поскрежетав по сковородке с жареной картошкой, Виталик поднёс ко рту вкусную ложку и в задумчивости стал её облизывать.
– Послушай, Глебка, а может это всё-таки Герман мстит Назару за Жанку, или, может, он думает, что Вадик тот взрыв для него устроил из-за Жанки тоже, а получилось-то с его девчонкой, вот он спсиху-то и стрелял в него, а? Ты-то как думаешь?
– Никак я не думаю. Я ем твой холодец и мне хорошо.
– А-а.… Ну, тогда ладно.
Когда прозвенел дверной звонок, Панасенко с радостью резво прыгнул со стула и выбежал в коридор. Послышался добрый разговор, смех и в комнату в сопровождении довольного Виталика важно вошёл Данилов. В спортивном костюме, с простецки отвисшим брюшком, Герман уже не казался таким монументальным и замечательным, как всегда.
И сразу же, виновато ухмыляясь, он развёл руками перед Глебом.
– Прости – не вытерпел. Скучно стало. Вызвал, вот, по мобильнику такси и к вам.
Протискиваясь от дверей, Виталик деликатно тронул его за бок.
– Давай, давай, Гера, за стол. Присаживайся… Супчику будешь? Куриного, с вермишелькой, а? И водочки?
Большой гость загоготал.
– И водочки хочу, и супчика, и всего того, что есть у тебя в холодильнике! Тащи! У меня сегодня на эти дела аппетит просто страшенный!
Виталик строго, пытаясь быть похожим на капитана Глеба, подступился к Герману.
– Ты в курсе, что Марек в аварию попал?
– Да ты чо?! В самом деле? Марчелло кого-то на своей развалюхе цапанул? Или его бортанули?! Он же ездит, как примерный пионер, под всеми знаками останавливается. Не, первый раз об этом слышу.
– Вот, холодца ещё тебе немного положу, ладно? Хрен в баночке, вот, бери. Марека-то самого сбили. Он пешком был тогда, выходил уже из своей машины, кто-то промчался рядом, около самого его дома, ну, и вот…. Не совсем, правда, не очень страшно с ним получилось-то, не переехали ведь, а так, немного, весь в синяках дома лежит. Галина около него в истерике.
Не особенно стараясь прожевывать, Данилов хлебал суп, одновременно подцепляя на вилку куски холодца и торопливо отправляя их в рот. Показав рукой Виталику, чтобы тот продолжал рассказывать и налил бы ему вторую, он немного отдышался.
– А с чего это Мареку так значительно нюх-то начистили? Назаровским парням он опять не понравился или это Галькины кобельки его потихоньку рихтуют?
Схватив рюмку, Данилов повернулся к хозяину.
– Витёк, ты будешь?
– Не, я до тебя уже пару раз хорошо глынул.
Не заходя окончательно в кухню с балкона, Глеб с весёлым изумлением оглядел Германа.
– Скажи, пожалуйста, мон шер, а тебе случайно вчера вечером скучно не было?
– А чего такое-то?
– Ты ведь в городе вечером появлялся? Так? Я угадал? В хвойный лес, небось, опять захотелось?
– Да брось ты такие вещи вспоминать.… Ну да, правильно, до́ма собрался, потом съездил к Серому, ну, дельце у меня там было к нему небольшое, а потом на яхту уже окончательно завалился. Спать там так неудобно, в натуре, бока все отлежал!
– Точно?
– Зуб даю.
– Во сколько ты был у Серого?
– Да около десяти, в темноте еле к нему на фазенду по грязище-то проехал.
– А с семи до десяти что в городе делал?
– Послушай, чего-то я тебя не догоняю! Ты следил за мной, что ли? Откуда знаешь, что я в городе-то вечером был?
Глеб Никитин с состраданием посмотрел на Данилова.
– …Или паяльник? Твои кореша этим старинным инструментом всё ещё продолжают баловаться?
Данилов крутил на столе перед собой вилку и тщательно пытался сердито нахмуриться.
– Ну да, правильно.… Ещё кое-куда заехал.… Ненадолго. Твоё-то какое дело?! Ты вот на самолет сейчас прыгнешь и через два часа уже в другом государстве, а мне тут целую неделю без бабы в этом баркасе корячиться… Вот я и заехал напоследок, к этой, из паспортного стола, вроде как за допингом… А чо, нельзя, что ли! Нет, ну, правда, мужики, а?!