Капитан Глеб тяжело, но всё равно вдохновенно врал, с болью в сердце наблюдая, как Виталик молча темнеет лицом и как всё ниже и ниже опускается над тарелками его голова.
– …Я и говорю, тогда-то ведь многое было непонятно, а сейчас всё прояснилось – сейчас можно и правду. С выстрелом дело ясное, старые обиды несчастного инженерного алкаша на Назара, полиция доведёт свои допросы до конца, суд и всё прочее – это их дела, точно. Страшному покушению на Марека Азбеля тоже внезапно нашлось объяснение – хитрый еврейский мальчик умудрился сам себе колесом по физиономии наездить, вот молодец-то какой!
– А Серый…?
Глядя на серьёзное лицо Вадима, Глеб немного притормозил.
– Думаю, что и с Серёгой органы тоже в конце концов разберутся. Может, действительно, бомжи к нему из-за денег пожаловали, подглядели, как Герман ему доллары вручал или сам Серёга по пьянке похвастался дружкам, а потом спохватился и не стал им показывать, где спрятал свои заветные деньги….
В том, что он себя полностью контролирует, Глеб был уверен.
Мужики и не догадывались, как за эти годы он научился говорить, как он умеет убеждать, какое это искусство – нажимать в разговоре на второстепенное, чтобы сделать незаметным и скрыть важное, как на интонации взбурлить плавное течение беседы и на больших волнах изумления или волнения собеседников проскочить опасные рифы ненужной тайны или острые камни нежелательных вопросов. Он точно знал, что самое страшное было уже позади. Оставалось благополучно привести их общий корабль в тихую лагуну, солнечную и радостную.
– Так что со взрывом-то я очень погорячился… Понимаете, только приехал, первый день в городе и сразу же такая серьёзная новость. Ну и вот, не удержался, начал странности разные во всём искать, причины разные придумывать. Виталик меня постоянно осаживал, а я его в сыскном-то азарте и не слушал. Каюсь…
– Ну, и что? Все твои фантазии насчет нас вроде как снимаются теперь?
– Конечно! – Одним щедрым товарищеским движением капитан Глеб обнял по-над столом и спрашивающего Германа, и неподвижного Назара. – Я всё уже прекрасно понял, нисколько теперь не сомневаюсь, что это был случайный снаряд, пролежавший в земле много-много лет! Как говорит Панас, далёкое эхо войны!
– Да я уже тысячу раз перемолол все эти свои сомнения, и так, и эдак всё обмозговывал! И пришел к твёрдому выводу, что ни один из присутствующих, никто из вас, мои уважаемые кореша, ни ваши любезные родственники никаким образом не причастны к этому злосчастному взрыву. Я действительно погорячился. Полиция в этот раз грамотней меня сработала. Так что вот так…. Не обижайтесь на приезжего придумщика особо-то…
– Вадик же говорил, что мы тут все козлы. Я его полностью поддерживаю. Наливайте!
– А вы без меня тут не безобразничали? Тогда хорошо…
Плавно появившаяся над столом помятая мордочка Марека заставила всех улыбнуться.
Ничто другое не смогло бы так долгожданно разрядить обстановку. Мужики дружно грохнули смехом и зашевелились.
– Глянь, флагманский нарколог очнулся!
– Наливай, действительно, чего уж…!
– Заговорились мы тут, как на партсобрании!
Герман протянул над столом волосатую руку.
– А давайте поедем на нашу с Вадимом яхту! Покуролесим там на природе, а?
– Э-э, корешок, не забывай, что «Стюардесса» моя собственность!
– Зато я на ней сплю!
Мельком несколько раз взглянув на хмурого Виталика, капитан Глеб Никитин загадочно усмехнулся.
Воскресенье. После 20.00.
Мальчишник
Закусывали с внезапно жадным аппетитом, как счастливые лесорубы, перевыполнившие план на триста восемнадцать процентов. Продолжали посмеиваться, понемногу начали посматривать друг другу в глаза. Марек шумно требовал к столу прохладительных напитков.
Глеб был оживлён и приятен.
– А вы тоже, все хороши! Стоило мне что-то брякнуть, не подумав, вы уже и перегрызлись! Как будто на поводках вас долго держали, пена изо рта у каждого шла, а я вот, приехал, и спустил вас всех в драку! Гавкали-то вы друг на друга в эти дни до хрипоты!
– Да ладно, Глеб, замнём для ясности! С кем не бывает, не парься, проехали! Мы теперь тут сами всё внутри себя организуем, перетрём помалу, не сомневайся.
– Слова не мальчика! Тогда мне пора. Поеду.
Молчавший Вадим словно встряхнулся от неожиданных слов Глеба.
– Куда это ты? Время-то детское, успеешь ещё.
Время вынужденных улыбок на сегодня уже миновало.
Глеб опять был собран и твёрд.
– Людей неохота своими поздними визитами беспокоить. У вас-то возможность ещё будет, а мне нужно обязательно сейчас заскочить к Серовым. Ненадолго. Поговорить хочу с Маргаритой, попрощаться по-человечески. Завтра с утра никак не успеваю.
Никто Глебу ничего не ответил.
– Марек, давай я и тебя заодно до дома подкину? По пути ведь, а?
– Только я тебя умоляю, Глеб! Не надо меня сейчас никуда подкидывать…
– С этим мы тоже решим. – Допивая из кружки, Герман звучно прополоскал рот компотом. – Я Азбеляна попозже домой сам довезу. Не волнуйся, всё равно мне мотор вызывать. Ты едь, а мы тут ещё немного между собой побазарим. В свете последних событий.
– Договорились. Виталь, ты мне откроешь?
Панасенко невнимательно угукнул в сторону друга.
Уже стоя в проеме двери и, словно что-то важное только что вспомнив, капитан Глеб снова шагнул в кухню.
– Если я вас всех правильно расслышал, ни у кого к Серому претензий по деньгам нет?
– Глеб, ты же умный мужик, а такие гнилые темы! Дерьмо вопрос, всё решено, мы же понятливые!
– Эй ты, особо понятливый, выскочи-ка сюда на секунду. – Глеб пальцем поманил Данилова в прихожую.
– Слушай, Жанка твоя никуда от тебя не уедет. Я уверен. Ты её только сейчас поддержи, остынь от своего тупого бизнеса, а то ведь потеряешь… Всё, не тарахти тут лишнего. Топай, давай, к мужикам.
Крохотное коридорное пространство без Данилова стало вполне нормальной жилплощадью.
По-свойски приобняв сзади за плечи копошившегося у замка Виталика капитан Глеб развернул его к себе.
– Чего тебе? – Виталик нехотя поднял голову.
Лампочка в коридоре была хорошая, сотка, новая.
Ему было бы очень больно увидеть извиняющиеся или лживые глаза Глеба, но Виталик всё-таки пересилил себя, взглянул, и сразу же охнул.
Весёлые, бесшабашные, васильковые.
Только вот что-то такое холодное ещё поблескивало в них…. Не понять.
Капитан Глеб наклонился к уху Панаса.
– Ты с утра не завтракай без меня, договорились?! Я заскочу к тебе на полчасика.
Он никого не встретил ни на булыжной подъездной дороге, ни на череде тёмных асфальтовых тропок. Пахло тёплым дневным дождём и ещё какими-то густыми цветами. Розовое здание тихо дремало в тени высоких берез, в сумраке медленного пространства слабо мерцали два жёлтых окна, открытая дверь над каменным крыльцом тоже нерешительно блестела каким-то особенным внутренним светом.
Ни одного голоса.
Глеб Никитин поднялся по ступеням и вошёл в церковь.
Прямо за дверью невысокая, пожилая, как показалось Глебу на первый взгляд, женщина подметала пол.
Он осторожно остановился, чтобы невзначай не испугать её и потихоньку кашлянул.
Поправив глухой платок на голове, худенькая женщина спокойно взглянула на вошедшего. Не выпуская из рук веника и жестяного совка спросила:
– Вы что-то хотели?
– Да. Я знаю, что здесь можно поставить свечки за упокой, так ведь, правильно?
– Правильно. А за кого вы хотите ставить? Имена-то, говорю, какие у вас?
– Мария и Сергей.
– Проходите.
Уборщица прислонила свои принадлежности к краю конторки, заглянула за неё, наклонилась к каким-то ящичкам, подала Глебу две тоненькие, почти невесомые свечечки. На пороге внутренних дверей перекрестилась и привычно опустила голову.
– Вот здесь, так. Зажечь можно от других, а ставить лучше вот так.
И сразу же незаметно отошла за спину Глеба. Через некоторое время от входа послышался слабые ведёрные звуки и тихие размеренные шлепки мокрой тряпки.
…Не выходя на крыльцо Глеб остановился.
Огляделся.
Тёмные стены, календари, рукописные объявления. Плоскость конторки была заставлена церковными книгами, крохотными иконками и бумажными цветами. Большая латунная кружка блестела какими-то сложными узорами, заклеенными бумажкой с прямым компьютерным текстом. «На устройство и благоденствие приходского кладбища». Маленький прозрачный пакетик с варёными яйцами, карамельками и печеньем стоял на конторке рядом со старенькой хозяйственной сумкой.
Глубоко засунув руку во внутренний карман куртки и подробно пошарив там, капитан Глеб высыпал на ладонь изогнутые, обожжённые и перекрученные монетки. Внимательно посмотрел на них, качнул в ладони, перекинул костровые деньги из руки в руку.
«Этим самое место на кладбище».
Подошел к конторке и тщательно, одну за одной, опустил в кружку.
Быстро, почти бегом, Глеб вышел на крыльцо, жадно вдохнул свободного, живого воздуха. Почти сразу же вернулся.
– Это вам. У меня есть личная просьба.
Женщина удивленно взглянула на пачку протянутых ей денег и в изумлении прикрыла рот краем платка.
Перевела взгляд на Глеба.
– Это же очень много.
Чтобы успокоить её и правильно всё объяснить Глеб взял уборщицу за руку. И пошатнулся.
…Его руки держали горячую и сильную, всё ещё молодую ладонь.
Глаза женщины внезапно сверкнули, она молча, красиво поклонилась Глебу.
– Прошу Вас, поправьте тот памятник, на аллее, чёрный, «Младенец Лизанька». Хорошо?
Ужас
Как приятно идти по солнечной улице, не спеша, не ожидая ничего плохого…. Праздничные люди вокруг улыбаются, знакомые здороваются, дети грызут большие румяные яблоки, женщины шуршат воздушными одеждами….
Что-то заставляет меня тревожно обернуться.…
Из первомайской толпы вдруг высовывается низкое страшное лицо, плюет на мою чистую белую одежду, громко выкрикивает очень грубые, ужасные слова и скалит при этом кривые грязные зубы.