Лэстин неожиданно обнял Кей за талию и прижал к себе со словами:
— Ты мне так нравишься, Кей.
— Отпусти меня, — Кей дернулась, высвобождаясь из его рук.
— Ты просто маленькая недотрога, — в голосе Лэстина послышалась страсть, он крепко схватил девушку за руку и затянул под глубокую, темную арку.
Положив руки Кей на плечи, он прижал ее к стене и посмотрел девушке в лицо. Ярость, бешенство и похоть горели в его глазах, и его лицо стало каким-то другим, диким, злым и еще более красивым.
Кей чувствовала себя совершенно беспомощной в больших, сильных руках Лэстина, словно тряпичная кукла. И она не успела ничего сказать, только испуганно смотрела в его, ставшие такими странными глаза.
А Лэстин начал говорить, глухо и страстно, все прижимая ее к стене:
— Я так давно хочу тебя, Кей. Ты даже не представляешь, как я хочу тебя. Хочу твои губы, твои бедра, твою грудь. Когда ты ходишь в этих своих брюках и покачиваешь бедрами, ты просто сводишь меня с ума, Кей… Даже имя у тебя странное, Кей. Что оно значит, ты знаешь? И глаза у тебя странные, такие зеленые, каких просто не бывает… Ты не уловима, Кей. Но сегодня я тебя поймал. Сегодня мой день. Сегодня ты будешь моей, хочешь ты или не хочешь. А потом будь, что будет. Все равно мы все погибнем. Гзмарданум сожжет город. Но это будет потом, может завтра, а этой ночью мы будем с тобой вдвоем. Нам будет хорошо, очень хорошо, зеленоглазая Кей.
Он говорил, как пьяный, хотя вином от него вовсе не пахло. И тут Кей ощутила ярость, холодную ярость, и вместе с ней приток сил. Да как он смеет!
И она с силой и злостью врезала ему коленом в пах, а когда он от неожиданности и боли разжал руки, бросилась бежать. Сердце Кей бешено стучало, ужас и страх сковывали движения, и происшедшее казалось ей ужасным, нелепым сном. Но ей удалось выиграть время, пока Лэстин не пришел в себя и не бросился за ней.
В ушах Кей все еще звучали его жаркие слова, она все еще ощущала на своих плечах его сильные руки. Она бежала изо всех сил, но все равно слишком близко слышала за спиной шум погони. Зачем он бежит за ней? Неужели никто не придет к ней на помощь? Почему все это случилось именно с ней?
— Помогите! Помогите мне! — стала кричать Кей.
Услышит ли кто-нибудь, ведь стены домов такие толстые, окна закрыты, улицы пусты?
— Помогите! Помогите! — еще раз закричала Кей.
Как долго Лэстин будет бежать за ней? Его тяжелые военные сапоги так громко стучали за ее спиной. И так близко. Хоть бы добежать до главных улиц, где ездят экипажи и горят витрины больших магазинов.
Наконец Кей увидела помощь.
Из-за угла выбежал мужчина и, с ходу оценив ситуацию, бросился наперерез Лэстину. Кей остановилась, переводя дыхание, быстро оглянулась. То, что она увидела, заставило ее вздрогнуть и ужаснуться. Не останавливаясь, Лэстин выхватил из-за спины меч, одним движением пронзил бежавшего навстречу мужчину, рывком вытянул меч из тела и перевел взгляд безумно горящих глаз на Кей.
И Кей поняла, что он не остановится, пока не настигнет ее, и что он не пощадит ее, когда настигнет. Кей не стала смотреть, как Лэстин перешагивает через тело упавшего человека, и с криком о помощи бросилась вперед. Она не видела перед собой ничего, кроме уходящей вверх дороги, вымощенной булыжником. Голые ветки деревьев выступали из темноты, и горели окна в домах. Кто-то должен ее услышать! Кей не могла ни о чем здраво подумать, паника охватила ее.
Все произошедшее после казалось ей похожим на призрачный сон. Откуда-то навстречу ей выбежали люди — вооруженные мечами мужчины. Они преградили путь Лэстину и остановили эту жуткую погоню. Кей не могла потом вспомнить, сколько их было. Они окружили Лэстина, кто-то забрал у него меч, кто-то начал связывать руки. Остановившись и тяжело дыша, Кей без слов смотрела на происходящее, смотрела в лицо Лэстину, на его крепко сжатые губы, на темные завитки волос, падающие на крепкую, загорелую шею, на миндалевидные карие глаза, так похожие на глаза Лосанны.
Это же Лэстин, Лэстин, который пел псалмы вместе со всеми, катал на своих плечах маленького Грэга и был надежным и верным другом! Что с ним могло случиться?
Все молчали. В полной тишине мужчины стягивали Лэстину руки, Кей смотрела на него, а Лэстин не поднимал глаз. Все было понятно без слов.
Из-за спины Лэстина появился еще один человек и коротко сказал:
— Он мертв.
Кей поняла, что говорили про того человека, которого ударил мечом Лэстин.
Один из мужчин кивнул и сказал:
— Пошли.
И Лэстина повели вниз, к военным казармам, примыкавшим к городской стене, туда, где он должен был содержаться под стражей.
К Кей подошел мужчина, показавшийся ей знакомым, и представился:
— Я — Вээл, муж Эннани, той самой девушки, у которой ты и Джейк принимали ребенка. Как ты себя чувствуешь? Он не причинил тебе зла?
Слово «зло» гулким эхом ударило Кей по ушам. Она молча покачала головой.
— Разреши, я провожу тебя домой?
Кей передернуло, она отвела взгляд от удаляющихся фигур Лэстина и воинов и твердо сказала:
— Нет. Не надо. Я сама. Я пойду сама.
— Ты уверенна, что с тобой все в порядке?
— Да, все хорошо. Я смогу сама дойти.
В этот момент Кей почувствовала легкое прикосновение к своей руке и, опустив глаза, увидела темную, мохнатую голову Папоротника. Но у нее уже не было сил удивляться. Она только сказала:
— Со мной моя собака. Мой пес нашел меня. Теперь я спокойно дойду до дома.
Вээл, заметив пса, согласился:
— Ну, что ж, хорошо. Раз с тобой твоя собака, я отпущу тебя одну. Да сохранит тебя Создатель.
И Кей стала подниматься вверх, к Желтому Дому. Ей хотелось плакать, но слез не было. Было сухо и пусто.
Горе и беда пришли в ее безопасный и такой любимый Такнаас. Она понимала, что только что потеряла близкого друга, и все случившиеся было таким отвратительным, и, может, это она виновата во всем.
Над головой Кей в высоком черном небе не было видно ни одной звезды, и даже маленький Аниес был скрыт чернильной мглой.
Глава 16Прощальная песня
А в Желтом Доме было тихо, тепло и уютно. Жаркий огонь потрескивал в печи на кухне и в камине гостиной. На крашеном деревянном полу — ни пылинки. Приятно пахло ванильным печеньем и кофе.
Маленький Грэг встретил Кей в коридоре. Такими милыми и теплыми показались Кей его глазенки, так нежно и трогательно обнял он ее за шею. Взяв мальчика на руки, Кей прижала его к себе и поцеловала мягкие щечки.
Из лаборатории вышел Джейк и привычно спросил:
— Как дела?
Кей почувствовала ком в голе и спрятала лицо за малышом. Что ей сказать, как объяснить? Как вообще о таком можно говорить?
— Что-то случилось?
Случилось. Кей слабо кивнула головой, всхлипнув, произнесла:
— Я не могу говорить, — и ушла в свою комнату с малышом на руках.
Жаркий огонь добро подмигивал сквозь круглые маленькие отверстия в печной дверце — заботливая Мит-Итен затопила и здесь. Кей села прямо на пол, покрытый ковром, спустила с рук Грэга.
В глазах стояла горячая влага. Ей надо побыть одной — говорить с Джейком о том, что произошло, слишком тяжело и больно. Она не могла отвечать сейчас на вопросы, не хотела, чтобы кто-то видел ее слезы.
Как тяжело выговорить слова: «Лэстин стал баймом. Он хотел меня изнасиловать». Потому что это звучало неправдоподобно, жестоко, безнадежно, страшно. Почему это случилось? Почему именно с Лэстином? Это она, Кей виновата? Из-за того, что Лэстин был влюблен в нее? Или из-за того, что она носила брюки? А если бы она ходила только в платье, ничего бы этого не произошло? Может быть, ей надо было ответить на ухаживания Лэстина, может, надо было согласиться стать его женой? Что она должна была делать, и что она делала не так? А, может, и она скоро станет бегать за людьми по городу с ножом в руках? Ведь жила же бестолково ее мать, и отец, и отчим — по сути, отвратительной была жизнь всех ее родных, кроме нее и Тома.
Да, верно это ее вина. На ее руках кровь убитого человека, из-за нее погиб Риверс. Вспомнив об отчиме, Кей почувствовала, как мертвенный холод охватил душу. И глухая тоска заскребла, затерлась внутри, вызывая боль. Она не должна была убивать его. Она совершила страшную ошибку…
Вот и Джейк всегда увещевал не делать ничего такого, что могло бы привлечь в город зло.
Кей понимала, что надо спускаться вниз, надо покормить Грэга, поговорить с Джейком. Но где найти сил для этого? Время словно остановилось, и все заботы, такие привычные и простые, отступили на второй план.
А ведь Джейк ничего не знает. Не знает, что Лэстин никогда уже не будет петь песен вместе с ними, и никогда не будет молиться. Баймы не способны делать что-либо доброе, они не меняются. Обратного пути для них нет. И теперь Лэстин будет воевать против Такнааса, теперь он их враг? Как тяжело даже думать об этом, а принять и смириться — так и вовсе невозможно…
В доме стояла такая тишина, что слышно было, как тикают часы в коридоре. Почему все-таки Джейк не поднимается к ней, чтобы спросить, что случилось?
В тишине Кей хорошо услышала, как хлопнула входная дверь. Марк О'Мэлли — а это был он — громко позвал:
— Джейк! Это я, Джейк, ты дома?
Джейк отозвался, и Марк резко сказал:
— Лэстин переродился, Джейк.
— Я знаю.
— Рассказала Кей?
— Нет, Создатель открыл мне. С Кей пока не стоит говорить — она сильно переживает. Нам всем тяжело, а ей особенно.
— С ней ничего не случилось, Лэстин ее не тронул?
— Нет, не ходи к ней. Пойдем, я должен закончить перевязки, а потом поговорим и помолимся.
Значит, Джейк все знает. Кей вздохнула. Откуда он мог знать? Что значит: «Создатель открыл мне»? С Джейком всегда так, он частенько что-то знает и молчит.
Маленький Грэг, до этого игравший на коврике, подошел к Кей, заботливо и удивленно посмотрел ей в лицо. Потом обнял за шею и, картавя, сказал: