В любом случае будущим оммёдзи рассказывали о духах только лет в восемь-девять, так что неудивительно, что Ясуси не знал подробностей.
– Сикигами – это духовные сущности: мелкие, незначительные ками, ёкаи, которые по какой-то причине не исчезли в Ёми, сильные души давно умерших людей. Их объединяет одно – в прошлом они творили зло. И чтобы хоть как-то загладить свою вину и покинуть мир людей, промежуточный для них, чтобы исчезнуть или переродиться, эти сущности могут стать сикигами. При условии, что их призовет оммёдзи.
Ясуси сосредоточенно кивнул, что выглядело несколько забавно, так как его все еще придавливал к земле волк, продолжая обнюхивать. Для своего возраста Ясуси был слишком умен. Во благо себе или во зло – неясно.
– Тетя, получается, эта кошка…
Аямэ улыбнулась, и Ясуси снова кивнул.
Волосы, и без того спутанные, теперь окончательно извозились в пыли, и Аямэ постаралась не рассмеяться. Обычно Ясуси представлял собой образцового ученика – ни единого пятнышка на одежде, ни одного замечания к поведению. Сейчас же он больше напоминал Аямэ… ее саму после смерти Рэн. Запыленный, растрепанный и нахмуренный, потому что волк продолжал к нему ластиться. Аямэ в детстве так выглядела в большинстве случаев потому, что хотела позлить мать.
Кику никогда не показывала, что по-настоящему горевала. Аямэ и вовсе считала, что мать не испытывала боли от потери старшей дочери. Сожаления, что истинная наследница клана не принесет ей ожидаемого почета, у нее наверняка были. Огорчение из-за того, что в живых осталась обещанная богам дочь, тоже. Аямэ могли забрать в любой момент, и тогда уже не Кику бы заправляла всем в клане, влияя на дочь, а Хитоси – странный и не особо любимый племянник, которого матушка отдала на воспитание бывшей супруге отца, а не растила сама, как полагалось.
Кику всегда думала только о себе. Дети для нее были не более чем средством удержать в своих руках власть.
Покачав головой, чтобы отогнать ненужные мысли, Аямэ сосредоточилась на Ясуси. Он наконец выбрался из-под волка и теперь отряхивал одежду, приводя себя в порядок, пытаясь стать тем самым образцовым учеником.
– Ясуси-тян, ты ведь понял, почему я спросила тебя о сикигами?
Он прекратил отряхивать свое хаори и неловко выпрямился, нервно теребя пальцами штанину. Бросив настороженный взгляд на кошку, Ясуси кивнул.
– Это… мой сикигами. – Он сглотнул, а после неожиданно решительно посмотрел на Аямэ и с жаром забормотал: – Но как я мог призвать сикигами? Тетя, я же…
Он неопределенно взмахнул руками, словно это могло все объяснить, и посмотрел на своего духа. Кошка, следуя неосознанной команде мальца, подошла ближе и ткнулась Ясуси в ногу, потерлась и уселась на землю, обвив хвостом его ноги.
Аямэ нахмурилась, понимая, что сикигами до сих пор не развеялся. Сонный разум отказывался думать быстро, и именно поэтому она сперва не обратила внимание на, казалось бы, очевидное.
– Ясуси-тян. – Он повернулся к ней, как цветок, следующий за солнцем, – мгновенно и с неким предвкушением. – Ты все еще не устал?
– Нет, – последовал почти незамедлительный ответ. – Это плохо?
Она проигнорировала вопрос и вместо этого взяла руку Ясуси в свою. Легко найдя точку сердца, чтобы проверить потоки жизненной энергии, Аямэ стала прислушиваться к ощущениям. Энергия Ясуси оказалась в норме – лилась ровным, спокойным потоком, который ничто не нарушало. Ки казалась чуть слабее, что объяснялось наличием сикигами, но в остальном он был в полном порядке. Слишком в порядке, если задуматься, потому что для шестилетнего мальца ки протекала настолько стабильно, что наводило на определенные мысли.
– Думаю, твой отец будет рад узнать, что ты стал самым молодым оммёдзи, призвавшим сикигами. – Аямэ подавила зевок и неловко похлопала расцветшего от похвалы Ясуси по плечу.
– Уже призвал сикигами? – Голос Йосинори, как всегда спокойный и расслабленный, дарящий чувство покоя и безопасности, не должен был стать настолько неожиданным, но Аямэ все равно невольно дернулась.
Йосинори посмотрел на нее несколько встревоженно и взволнованно, одним взглядом спрашивая, все ли хорошо, пока Ясуси с радостным вскриком вцепился ему в ногу. Аямэ повела плечом, тем самым говоря, что в порядке, после все объяснит, и направилась в дом, оставив брата с племянником. Если раньше отдельным домом владел только Йосинори, то теперь и она обзавелась собственным небольшим жильем на территории Бюро. Единственное хорошее, что сделали для нее Сайто, – достаточно громко возмущались, чтобы их единственной наследнице, благословенной самим Сусаноо-но-Микото, выделили небольшую минка.
Не то чтобы она собиралась их когда-нибудь за это благодарить.
Как всегда, чистый, прибранный дом встретил ее прохладой и тишиной. Ей даже подготовили завтрак, но последнее, чего сейчас хотела Аямэ, – это есть. Она лениво размышляла, можно ли считать связь Йосинори с Ясуси такой же, как связь бога с его благословенным. Каким-то образом – и Аямэ подозревала Генко в помощи – Йосинори смог установить с сыном весьма схожую связь. Чем ближе он находился к Ясуси, тем стабильнее и сильнее была ки мальца. Ей стоило раньше додуматься до этого. И в другое время она бы обвинила себя в оплошности, но сейчас размышляла лишь о том, что хочет смыть с себя дорожную пыль и усталость, лечь на футон, с головой укрыться одеялом и проспать до завтрашнего утра.
Скинув пропахшую потом, грязью и кровью одежду, Аямэ блаженно выдохнула. Подготовленная служанками вода в кувшине оказалась теплой, и умывание принесло долгожданную свежесть. Чистое одеяние, уже ожидающее ее, приятно скользнуло по телу, и Аямэ наконец ощутила, что окончательно расслабилась. Она лениво прошла в спальню, довольная, что постель уже подготовлена, но замерла в проходе, когда взгляд безошибочно наткнулся на растерянного Цубасу, который стоял у окна.
– Ты что здесь делаешь? – Она не собиралась отправляться на бой с еще одним проклятым богом, если Цубаса прибыл к ней за этим.
Мгновение он выглядел нерешительным, словно не знал, что сказать, но после все же произнес, старательно отводя взгляд:
– Пришел убедиться, что ты в порядке.
– Я в порядке.
Молчания, повисшего между ними, казалось, можно коснуться. Аямэ не желала говорить – все ее внимание сосредоточилось на футоне, который призывал ее мягкостью и долгожданным теплом.
– Можешь стоять тут хоть весь день, но я собираюсь спать, – в итоге сказала она, упрямо и даже по-детски игнорируя гостя, и забралась под одеяло с головой. Хриплый возмущенный звук, который издал Цубаса в ответ, стал последним, что она услышала, перед тем как быстро и легко провалилась в сон без сновидений.
Очнулась она резко, словно от толчка, и рывком села, встревоженно оглядываясь и скидывая с себя толстое одеяло, чтобы оно не мешало в случае опасности. Сердце колотилось, как у загнанной лошади, каждый вдох давался с трудом, а глаза выискивали опасность, которой не было. Аямэ покрутила головой, пытаясь понять, что могло ее разбудить, но так ничего и не увидела, если не считать привалившегося к окну Цубасу, который нечитаемым взглядом смотрел куда-то вдаль.
Она думала, что он ей привиделся. Искренне полагала, что уставший разум, в котором по кругу с небольшими перерывами на что-то более спокойное вращались мысли о проклятых богах, подсунул ей видение того, кто помог ей справиться с одним из них. Но Цубаса действительно стоял в ее комнате. И она не понимала, что он здесь забыл.
– Выспалась? – Он не отрывал взгляд от того, что происходило на улице, и это заставило Аямэ вспылить.
– Раз уж решил поговорить, то хотя бы смотри на меня, когда обращаешься!
– Конечно, но только после того, как на тебе будет больше одежды, а не только тонкий нагадзюбан.
Аямэ, готовая продолжить спор, застыла и, покраснев, торопливо натянула на себя одеяло. Боги, никогда в жизни она не чувствовала себя настолько опозоренной. Лишь однажды она испытала подобную неловкость – когда вломилась в дом к Йосинори, не учтя, что там находилась Генко. Очень обнаженная и довольная Генко, которая расхаживала в съехавшей с одного плеча нижней рубахе, не скрывающей россыпь синих меток на белоснежной коже.
Тогда Аямэ хотелось выколоть себе глаза, но даже это не спасло бы ее от того, что отпечаталось в памяти.
– Отвернись, – приглушенно проворчала она. Раздался шум, после которого Аямэ позволила себе выглянуть из укрытия и убедиться – Цубаса благоразумно отвернулся.
Торопливо выбравшись из-под одеяла, Аямэ метнулась в соседнюю комнату, где прислуга оставила ей чистую одежду, как делала это каждый раз. Оделась тут же. Сменила исподнее, про которое попросту забыла в прошлый раз, торопливо натянула на плечи короткое косодэ, затянула пояс и, буквально запрыгнув в хакама, быстро надела белые таби. Хаори она набросила на плечи уже не спеша, спокойно идя обратно в спальню и теперь чувствуя себя готовой к встрече. Она все еще испытывала неловкость, но одежда вернула ей контроль над разумом, и Аямэ могла сделать вид, что ее не задело собственное недопустимое поведение.
– Итак, – вместо приветствия начала она, войдя в комнату, – что тебя привело ко мне?
– Как я уже говорил, но ты это проигнорировала, нужно убедиться, что ты никак не пострадала после встречи с проклятым богом, – тут же ответил Цубаса, осматривая Аямэ с ног до головы. Взгляд его ничего не выражал, но, кажется, одетой она нравилась ему чуть больше. По крайней мере, он смотрел на нее, а не мимо.
– И это нужно делать сейчас? – Аямэ выгнула бровь и скрестила руки на груди. Она не припоминала, чтобы после сражения у Сиракавы хоть кто-то из божественных посланников проверял оммёдзи, участвовавших в битве. Ни разу.
– Аматэрасу-омиками решила, что чем раньше, тем лучше. – Судя по поджатым губам, Цубаса остался доволен этим решением примерно так же, как и сама Аямэ. Нисколько.
Она подавила желание фыркнуть – никто не мог гарантировать, что богиня, очевидно наблюдавшая за ней, не воспримет столь пренебрежительный жест в свою сторону. Так что Аямэ предпочла сделать вид, что ранее не произошло ничего необычного, внимание Аматэрасу-сама – закономерная реакция на произошедшее, и принялась рассматривать Цубасу.