[56] завораживала, а движения очаровывали уже в десятилетнем возрасте, и если бы она выжила, то ее таланту позавидовали бы лучшие музыканты и танцоры.
Аямэ на удивление хорошо давались каллиграфия и литература. Обычно неусидчивая и слишком подвижная, она успокаивалась, стоило ей дать кисть или книгу в руки. Просто переписывать скучные и часто непонятные тексты Аямэ не нравилось, но она любила записывать собственные фразы и зарисовывать все, что видела. Пионы, вышитые на кимоно матери. Бамбуковые рощи, которые она видела во время путешествия в столицу с отцом. Птиц на крышах домов. Люди же у нее не получались. Сколько бы раз Аямэ ни пыталась нарисовать Рэн, у нее никогда не выходило изобразить сестру. Лицо получалось либо вытянутым, либо круглым, как луна. Лоб выходил то слишком высоким, то низким. Нос – или длинным, или широким. Рэн это всегда забавляло, Аямэ же злилась, но не прекращала рисовать пейзажи и посвящать наспех набросанные строки сестре, втайне радуясь, что она находит их прекрасными.
Поэтому и после смерти Рэн Аямэ не бросила поэзию и рисование. Эти занятия остались последней ниточкой, что связывала их с сестрой.
Воспоминания надежно оседали в голове, водоворотом утягивая в глубины памяти, откуда Аямэ порой выбиралась с большим трудом. Ей следовало отвлечься, найти хоть что-то, что помогло бы избавиться от тяжелых мыслей, и она спросила у Цубасы первое, за что зацепился разум:
– Всем оммёдзи уже выбрали партнеров из ёкаев-помощников?
Черные крылья, теперь уже полностью восстановившиеся, завладели ее вниманием, когда на них попал солнечный свет. Синий оттенок, мелькавший на оперении, отвлекал, заставляя сосредоточиться на нем.
– Да. Сорьо[57] Генко-сан очень заинтересовались возможностью поработать с оммёдзи. Поэтому, как только Аматэрасу-ками-сама спросила, кто готов помочь людям, они быстро согласились.
Лицо Аямэ превратилось в делано равнодушную маску. Наверное, стоило ожидать чего-то подобного от кицунэ, которых она видела лишь однажды, но которых все равно запомнила. Шумные, яркие и красивые. Болтливые. Конечно, еще они хорошо сражались, но все же именно их гомон, когда они окружили Генко, сильнее всего врезался в память Аямэ.
– Брату тоже приставили ёкая? – Она прикрепила к поясу мешочек с сикигами и ножны, забросила дорожную сумку на плечо и направилась к выходу. Шорох за спиной подсказал, что Цубаса пошел следом за ней.
– Конечно.
– Генко? – В голос проскользнула смесь раздражения и смирения, из-за чего Цубаса негромко ухмыльнулся, подтверждая тем самым догадку Аямэ. – Ну разумеется. Неразлучная парочка.
Этого стоило ожидать, но все равно какая-то наивная часть полагала, что они хотя бы здесь разойдутся. Разве Йосинори уже не доказал, что способен убить бога? А Генко? Разве она не уничтожила бога, переполненного скверной из Ёми? Зачем им нужны партнеры, если они сами вполне способны противостоять чудовищам?
– Это мера предосторожности. – Судя по всему, последний вопрос Аямэ задала вслух, потому что Цубаса любезно на него ответил.
Она не смогла сдержать раздраженный стон, из-за которого Цубаса тихо рассмеялся. Хотелось высказать ему все, что сейчас крутилось в голове: оставшуюся злость после истории о бросившей ее матери, раздражение из-за кицунэ, досаду, вызванную Йосинори и Генко, хотя они уж точно ни в чем не виноваты.
– Почему именно с тобой я все время сталкиваюсь? – пробурчала себе под нос Аямэ. – Словно у богов нет других ёкаев в подчинении.
– Хотел бы я знать.
То, насколько искренне Цубаса произнес эти слова, почти заставило Аямэ замереть и посмотреть на него, только бы убедиться, что эта искренность ей не показалась, но она продолжила идти дальше. И без того потрачено слишком много времени. Без работы Аямэ ощущала себя высыхающим на жаре цветком: не польешь его – и он завянет.
До конюшен они дошли в молчании. Мальчишка, работающий там, уже ожидал Аямэ, поэтому Стремительную привели быстро. Цубаса в лошади не нуждался. На молчаливый вопрос Аямэ он только покачал головой и растворился во вмиг появившемся тумане, даже не попрощавшись.
– Это было грубо, – проворчала она себе под нос, но конюх ее услышал.
– Мне не стоило готовить седло? Вы хотели сами позаботиться о лошади? – Он нервно переминался с ноги на ногу и боялся поднять взгляд от земли.
Аямэ поджала губы, думая, что ответить, но в итоге выдохнула раздраженное: «Не обращай внимания». Быстро прикрепив к седлу сумку с вещами, она заскочила на Стремительную и, кивком поблагодарив конюха, выдвинулась из Бюро.
Глава 5. Лис, стерегущий людской покой
Деревня, куда прибыла Аямэ, столь крохотная, что даже не имела имени, возникла посреди дороги неожиданно, как торчащий из-под земли корень, скрытый травой. Три десятка домов образовывали почти идеальный круг, в центре которого пролегала единственная дорога. Впрочем, дорогой протоптанную тропинку шириной не больше телеги назвать было сложно. И все равно она тянулась в две стороны: одна вела в лес, откуда стоило ожидать ёкая, а другая направлялась точно в сторону столицы.
Встретили Аямэ все жители деревни. Уже наслышанные от соседей о демоне, перегрызающем глотки своих жертв, они ринулись к ней, как одичавшие от голода дворовые псы. Женщины, наплевав на приличия, хватали Аямэ за штанины, мужчины пытались вырвать поводья из ее рук, боясь, что она развернется и ускачет назад, старики перекрывали дорогу, мешая проехать дальше. Охватившее людей безумие возымело противоположный от ожидаемого эффект – Аямэ разозлилась настолько, что призвала сразу двух сикигами, мгновенно разогнавших толпу.
Староста деревни – поразительно молодой и крупный – с опаской смотрел на волка, который вился вокруг ног Аямэ и скалился на каждого, кто подходил к ним слишком близко.
– Да осветит Аматэрасу-сама ваш день, почтенная оммёдзи-сама. – Староста покосился на волка, перевел взгляд на лениво разлегшегося возле лошади тигра и только потом нерешительно поклонился.
Аямэ спешилась и вернула поклон, осмотрела присутствующих, каждый из которых явно хотел вновь броситься на нее, только бы наверняка удержать в деревне.
С трудом подавив желание презрительно поджать губы и уехать, только бы не видеть эти подобострастные лица, Аямэ вскинула подбородок и спросила:
– Где я могу остаться на ночь?
Люди, наконец встретившие ее взгляд прямо, зароптали, попятились, кто-то поспешно скрылся в ближайших домах, и Аямэ захотелось зарычать – совсем как ее тигр.
Испуганное бормотание о проклятом цвете глаз заставило ее еще больше разозлиться. В последнее время она отвыкла от подобного отношения. Месяцы, когда к ней относились с должным уважением и почитанием, стерло мгновение опасений, что она притащит демонов в дом, в котором остановится.
– Может, у монаха? – Хриплый, непривычно низкий женский голос раздался за спиной старосты, и Аямэ пришлось склонить голову набок, чтобы увидеть, кто спрятался за ним.
Говорившей оказалась женщина в том возрасте, когда ее еще нельзя назвать старухой, но и «тетушка» уже не подходило. Сгорбленная от долгой и частой работы в поле спина, потемневшая от солнца кожа, сощуренные глаза на покрытом морщинами лице – таких женщин Аямэ видела неоднократно в каждой деревне, где оказывалась, и почти все они стали для нее на одно лицо – невыразительное, незапоминающееся, простое.
– Что за монах? – Аямэ перевела взгляд на старосту, который недовольно поморщился.
– Есть тут у нас один отшельник. Может, помер уже, кто знает? Давно его не видел. Домишко его в лесу стоит, подальше от всех. – Староста неопределенно махнул рукой в восточном направлении и пожал плечами. – В общем, там ищите. Должен приютить, если что; никогда в помощи не отказывал.
Аямэ вскинула бровь и с трудом подавила желание фыркнуть, как необъезженная лошадь. Как человек, столь нуждающийся в защите своей деревни, может не знать, что происходит с ее жителями? К тому же монах-отшельник? Как Сора – один из немногих ёкаев, которых знала Аямэ и которым не хотела снести голову при встрече? Она сомневалась, что здесь поселился еще один ямабуси-тэнгу[58], защищающий людей, иначе бы ее помощь не понадобилась. В любом случае проверить стоило, да и ей нужно было где-то остановиться.
Крепче сжав поводья, Аямэ потянула Стремительную в указанном направлении. Тигр и волк медленно шли за ней, хищными взглядами осматривая всех, кто попадался им на пути.
Жалкие трусы. Так отчаянно цеплялись за нее, чтобы теперь боязливо скрываться в своих домах? Смешно!
Из деревни в лес вела узкая, почти неразличимая в сумерках тропинка. Ею давно не пользовались – трава разрослась так, что дорога порой и вовсе исчезала, но в итоге появлялась вновь спустя три-четыре шага.
Пришлось пройти почти четверть ри, прежде чем Аямэ увидела дом – небольшой, аккуратный, почти слившийся с деревьями, среди которых стоял. Аямэ нахмурилась – изнутри отчетливо разносилась ки ёкая, но она никак не могла понять, кому именно принадлежала энергия. Ощущения казались знакомыми, но в то же время отличались, из-за чего не выходило уловить связь, что упорно билась на границе сознания.
– Давно у меня не было гостей. – Сёдзи дома открылись почти бесшумно, являя мужчину – весьма высокого, утонченного и слишком красивого для столь захудалой деревни, где все живут за счет ручного труда.
– Ёкай. – Аямэ нахмурилась, не зная, как реагировать. Тот смотрел на нее спокойно, не выказывая ни капли враждебности, и это… не настораживало, но заставляло чувствовать неловкость.
– Оммёдзи, – в тон ей ответил мужчина и улыбнулся. – Вы пришли сюда убить меня или остаться на ночлег? Местные раньше часто отправляли путников ко мне.
– Ночлег. – Аямэ нахмурилась еще сильнее, из-за чего складка между бровями углубилась, но в итоге заставила себя выдохнуть и спокойно подойти к ёкаю. – Сайто Аямэ, оммёдзи из Бюро оммёдо Хэйана. Да осветит Аматэрасу-сама ваш день.