Голова кружилась от потерянной крови, слабость распространялась по всему телу, но Аямэ упрямо держалась и кивнула сразу, как услышала предложение.
Его руки медленно приближались к ране, словно Такуми опасался, что Аямэ нападет на него, воспользовавшись ситуацией. Удлинившиеся когти едва заметно царапнули кожу, когда он аккуратно, не больше, чем необходимо, разрывал хакама, чтобы добраться до поврежденной ноги. Обжигающе горячая ладонь прижалась к ране, невольно вызвав смущение: никто прежде так ее не касался. Аямэ тут же захотела отдернуть ногу и прикрыться, но здравый смысл одержал верх. Она нуждалась в помощи, даже если способ ее оказания Аямэ не нравился.
Мышцы соединялись воедино так, будто их никогда не повреждали, кожа нарастала заново, и не оставалось даже шрама, хотя ногу жгло, словно к ране приложили раскаленное железо. Боль пусть и оказалась сильной, но не шла ни в какое сравнение с благословением Сусаноо-но-Микото, так что Аямэ терпела, стиснув зубы и сосредоточившись на том, чтобы ее ки не прекращая лилась в сикигами. Микоси-нюдо, которого сдерживали духи и лисий огонь, не должен приблизиться к ним сейчас.
– Вы удивительно хорошо контролируете свою энергию. Люди редко на это способны, – заканчивая лечение, пробормотал Такуми. Вставая, он пошатнулся, но устоял на ногах – исцеление явно забрало у него слишком много сил.
– У меня хороший учитель. – Ответ Аямэ прозвучал расплывчато, но Такуми не вдавался в подробности и только кивнул.
С трудом поднявшись – раненая нога неприятно тянула, мышцы на ней казались одеревеневшими, – Аямэ достала из поясного мешочка талисман с божественным пламенем. На сдерживание микоси-нюдо и призыв шести сильнейших сикигами ушло слишком много ки, да и потеря крови не способствовала благоприятному состоянию, так что Аямэ не могла с уверенностью сказать, что сможет с легкостью призвать достаточно сильное божественное пламя, способное уничтожить микоси-нюдо.
Кицунэ-би разгорелись сильнее, отгоняя микоси-нюдо дальше, пока сикигами-змея наконец не извернулась и не оплела все его тело, лишая возможности двигаться. С оглушительным рычанием медведь тут же вцепился ему в голову, пытаясь оторвать ее, но та на удивление крепко держалась.
– Да сдохни ты уже, – яростно прохрипела Аямэ и бросила в микоси-нюдо талисман.
Тонкая бумага, подхваченная не порывом ветра, а летящая на зов энергии Ёми, намертво прилипла к телу микоси-нюдо. Он завопил, пытаясь вывернуться из захвата сикигами и отодрать от себя талисман, но змея только крепче обхватывала тело, не давая ему пошевелиться.
– Сгори!
Микоси-нюдо вспыхнул как факел, и в сгущающихся сумерках яркое пламя столбом взвилось вверх, оповещая всех нерадивых ёкаев о случившемся с их собратом и о том, что может произойти с ними.
Аямэ тяжело дышала – даже через талисман призыв божественного пламени пожирал слишком много энергии. Она оперлась на подскочившего к ней волка и отпустила остальных сикигами. Усталость навалилась на нее еще сильнее, заставив лечь на духа.
Когда догорели последние останки микоси-нюдо, Аямэ позволила себе немного расслабиться, о чем тут же пожалела. Силы покинули ее мгновенно, на глаза опустилась темная пелена, и последним, что она запомнила, был бросившийся к ней Такуми и растворившийся волк.
Глава 6. Путь, омраченный кровью
Голова раскалывалась, словно вчера Аямэ напилась до беспамятства. Однажды она совершила такую глупость, выпив несколько кувшинов особо крепкого сётю[72]. День выдался особенно жарким даже для лета. Один из старших учеников решил проявить характер и оскорбил ее, за что поплатился сломанной рукой и уничтоженным сикигами. В Бюро прибыли Рёта и Рюити, и если первый привычно молчал и лишь пренебрежительно смотрел на Бюро и местных оммёдзи, то Рюити поступал, как всегда, безрассудно и грубо. Он критиковал абсолютно все, что видел: внешний вид зданий, процесс обучения, тренировки младших учеников, их стойки и ката. Ему ничего не нравилось, а Аямэ приходилось терпеть его выпады, только бы не подвести Нобуо-сенсея и Йосинори.
И это в годовщину смерти Рэн.
Измотанная, уставшая, раздраженная. Именно так себя чувствовала Аямэ, и последняя фраза Рюити, что она не более чем прилежная слуга Бюро и лучше ей здесь и оставаться, чем пытаться занять место главы клана, окончательно испортила и без того паршивое настроение. Некогда изъятое у младших учеников сётю, которое Аямэ по какой-то причине не отдала Нобуо-сенсею и спрятала в комнате, когда еще не имела собственной минка, впервые казалось столь привлекательным.
Аямэ развесила печати подавления звука и ки по всем четырем стенам и даже прикрепила на потолок и пол, чтобы никто не обнаружил, чем занимается одна из лучших учениц Бюро. А после откупорила один из кувшинов и приложилась к тонкому горлышку. Раньше она уже пила – сложно найти хоть кого-то в Бюро, не считая детей, кто хотя бы раз не попробовал алкоголь, – и все же сётю оказался куда крепче, чем ожидала Аямэ. Но обжигал только первый глоток. К моменту, как кувшин опустел, горло и вовсе перестало гореть, зато в мыслях появились приятная пустота и легкая дымка. Ушли тревоги, раздражение и усталость, сменившись вялостью и истомой. Скованное тело расслабилось впервые за долгое время, на волю вырвались сдерживаемые годами слезы, а Аямэ продолжала пить.
За первым кувшином последовал второй, после – третий… На следующее утро она проснулась в окружении пяти пустых кувшинов, с ужасной головной болью и такой сухостью во рту и глазах, словно спала лицом в песке, а не на циновке. Как ее не нашли и не отругали при всем Бюро, хотя она пропустила и завтрак, и утренние тренировки, Аямэ так и не поняла, но тогда впервые искренне поблагодарила богов за свое везение.
Самочувствие утром после сражения с микоси-нюдо очень напоминало тот день, и Аямэ болезненно застонала, чувствуя, что даже это причиняет ей неудобство. Проклиная ёкая и пытаясь понять, почему так болит голова, хотя ранили ногу, Аямэ с трудом села и приоткрыла глаза.
Она находилась в доме Такуми. Лежала на циновке, а в углу стоял кувшин с водой для умывания и лежала чистая ткань. На столике в центре комнаты ее ждала приготовленная еда, над пиалой с рисом все еще поднимался пар.
С трудом встав и едва не завалившись обратно, Аямэ прошла к кувшину и смочила в теплой воде ткань. Стереть с себя пыль и кровь хотелось больше всего. «Удивительно вежливый ёкай», – подумала Аямэ, когда пришло запоздалое осознание, что ее принесли в дом и уложили спать, не сняв с плеч даже хаори. Любой на месте Такуми наверняка бы воспользовался ситуацией – Рюити уж точно, – а вот дзинко, от природы считавшийся искусителем и соблазнителем, не позволил себе никаких вольностей.
Приведя себя в порядок, Аямэ похромала к столику. Нога отказывалась слушаться, а новая кожа неприятно натягивалась при каждом шаге, но это явно были лишь временные неудобства – чем больше она двигалась, тем легче становилось, и даже тупая приглушенная головная боль не особо беспокоила.
Аямэ почти закончила завтрак, когда сёдзи отворились и в дом вошел Такуми. Сняв обувь, он проследовал в комнату, вежливо поклонился и сразу спросил:
– Как вы себя чувствуете?
– Словно едва избежала смерти, – ответила Аямэ и поморщилась: голос звучал как скрип иссохшего дерева, а в голове вновь раздался глухой звон.
– Я приготовлю нам чай, – склонив голову, предложил Такуми, и Аямэ медленно и аккуратно поклонилась. Дзинко оказался вторым ёкаем, в компании которого она чувствовала себя спокойно и расслабленно. Узнай об этом Сайто – половина стариков свалилась бы замертво от переизбытка эмоций.
Эта мысль заставила Аямэ усмехнуться, что вызвало заинтересованный взгляд Такуми, но он не стал задавать вопросов. Поразительно нелюбопытный ёкай.
– У вас много духов, – произнесла Аямэ, когда каса-обакэ, покачиваясь из стороны в сторону на призрачных коротких ножках, что росли из деревянного каркаса, поставил на столик сладости к чаю. Стоило избавиться от груза, как зонтик поспешил скрыться из виду, уступив место стелющемуся по полу дзятаю. На поношенном поясе стояли тарелки с легкими закусками, которые проворно расставил рядом со сладостями бакэ-дзори[73], используя такие же призрачные руки, как были и у каса-обакэ.
– Люди не жалуют цукумогами[74], – погладив бакэ-дзори как кошку, ответил Такуми. – Они боятся духов и стараются избавиться от них как можно скорее, даже не предполагая, что эти малыши часто оберегают их дома. Поэтому я забираю их к себе. Так и они остаются в безопасности, и у меня есть компания.
Аямэ склонила голову набок, пытаясь вспомнить, видела ли когда-нибудь цукумогами в Бюро. В родном клане они точно не жили – привыкшие к роскоши Сайто старые вещи безжалостно сжигали и покупали взамен новые. И если когда-то они обосновывали подобные траты опасностью появления даже столь незначительных духов, то сейчас не искали оправданий, бессмысленно разбрасываясь деньгами из казны. Аямэ хорошо помнила, как мать однажды избавилась от добротного стола только потому, что на нем появилась царапина, которую матушка сама же и оставила, в гневе бросая посуду в служанок.
В Бюро… Кажется, она видела пару духов на конюшне, но не могла с уверенностью сказать, так ли это было на самом деле.
– Хоть я и пообещал себе и Тисато защищать эту деревню, в итоге не справился. И поэтому хотел бы поблагодарить вас за помощь. – Такуми поклонился, почти касаясь лбом пола, и Аямэ неловко отвела взгляд. Что делать с такой благодарностью, она не знала.
– Меня прислали сюда из Бюро оммёдо, – в итоге произнесла Аямэ, отпивая чай и старательно делая вид, что ее заслуги в произошедшем немного. Голова прояснялась с каждым мгновением, и поддерживать вежливую беседу становилось легче. – Я не выбирала, куда мне отправиться.