В итоге Ясуси позволили остаться, и он уселся на татами, почти спрятавшись за Аямэ и вежливо отказавшись от предложенного служанкой дзабутона[86].
– О чем вы хотели сообщить, Нобуо-сенсей? – Худощавый парень, в котором Аямэ с трудом узнала Ивао, хотя в Бюро они попали вместе, первым задал вопрос. За последние три года он почти не появлялся в Хэйане, потому Аямэ не сразу поняла, кто говорит. Сидящий рядом с Ивао Наоки – еще один оммёдзи, с которым в одно время училась Аямэ, – согласно кивнул, тоже заинтересованный в причине собрания.
– Не столько сообщить, сколько обсудить произошедшее. – Нобуо-сенсей тяжело вздохнул и неожиданно стал казаться более старым, чем выглядел обычно. Противостояние богов, теперь предательство кого-то из оммёдзи – на его жизнь выпало слишком много потрясений. Аямэ невольно задумалась, не слишком ли это для Нобуо-сенсея? Как долго он еще сможет отправлять молодых оммёдзи в битвы, из которых те могут не вернуться?
– Теперь уже все знают, что происходит, – оммёдзи умирают на заданиях. И мы столкнулись с тем, что объединение ёкаев в группы пугает большинство, но и прекратить помогать людям мы не можем. Потому я и пригласил вас – наиболее опытных оммёдзи нашего Бюро, чтобы спросить и попросить: не могли бы вы и дальше показывать пример младшим, наставляя их и указывая путь? Что, даже если нам грозит опасность, мы, оммёдзи, все равно отправимся на защиту?
Аямэ охнула, как и еще половина присутствующих, когда Нобуо-сенсей не просто поклонился, а уперся руками в пол, коснулся лбом татами и замер.
– Сенсей…
– Поднимитесь!..
– Нобуо-сенсей!
Голоса – мужские и женские, постарше и помоложе – слились в нестройный гул, наперебой прося Нобуо-сенсея встать с колен. Ивао и Наоки подскочили со своих мест и поспешили к нему, пытаясь поднять на ноги, но тот оставался упрям и все так же кланялся ученикам.
– Мы будем с гордостью и честью нести имя оммёдзи и не откажемся от своего предназначения. – Казухиро, один из старейших оммёдзи, уверенным грохотом водопада прозвучал над головами всех собравшихся.
Ему вторили остальные. Громкие голоса могли разноситься за пределы зала собраний, и Аямэ понадеялась, что их не слышат, – неожиданный воодушевленный многоголосый крик мог не успокоить, а только больше встревожить младших учеников.
– Тетя, – неуверенно позвал Ясуси, и Аямэ вздрогнула. Снова эта «тетя», от которой она только отвыкла.
– Что? – Она перевела взгляд с поднимающегося Нобуо-сенсея на племянника. Тот жался к ней и настороженно, словно звереныш, смотрел на остальных.
– Я тоже отправлюсь уничтожать ёкаев, ведь у меня есть сикигами?
Для своего возраста Ясуси был довольно смышленым, но порой в нем проявлялось то самое детское любопытство и непонимание, свойственное только шестилетним.
– Конечно, нет. Ты слишком мал. Даже твой отец впервые сам отправился за ёкаем только в тринадцать лет.
– Ох, хорошо!
Ясуси улыбнулся, на что Аямэ фыркнула и потрепала его по голове – он тут же насупился и прикрыл голову руками. Точно ребенок, каким бы взрослым и рассудительным порой не казался.
– Есть ли еще что-то, что нам следует знать и обсудить? – спросила Аямэ, стоило всем немного успокоиться.
– Незадолго до собрания ко мне приходил Карасу-тэнгу. Сорьо Инари-сама, с которыми часть из вас будут проверять проклятых богов и в случае необходимости уничтожать их, готовы отправляться в любой момент. Поэтому сообщите мне, в какой части страны вы бы хотели работать и когда будете готовы, – я передам сведения Карасу-тэнгу, а он в свою очередь передаст ваши слова кицунэ.
Аямэ невольно замерла. Улыбка, что появилась из-за Ясуси, стекла подобно горным весенним водам. Кицунэ, не он. Лисицы готовы отправиться в бой с богами, но не этот проклятый ворон?
Дальнейшие незначительные обсуждения Аямэ пропустила. Кажется, говорили, как следует формировать отряды оммёдзи, кто будет и дальше уничтожать ёкаев, но ее это мало интересовало. Аямэ попросту смотрела на Нобуо-сенсея, пытаясь не поддаваться вспыхнувшей внутри злости. Она очень надеялась, что Цубаса не забыл о ней.
Когда собрание завершилось, в зале остались Аямэ, Ясуси и Нобуо-сенсей. И последний точно знал, что от него хотела Аямэ.
– Ясуси-тян, ступай в учебную комнату, – мягко произнес Нобуо-сенсей. Ясуси бросил любопытный взгляд на Аямэ и, только дождавшись ее кивка, покинул зал, почтительно поклонившись напоследок.
– Я готова выдвинуться хоть завтра – мне нужно пополнить запасы и проверить оружие, да и отдохнуть не мешало бы, признаю. Но почему-то мне кажется, что Карасу-тэнгу не готов отправиться выслеживать проклятых богов вместе со мной, верно? – Вопрос прозвучал как вызов, как упрек, и Аямэ устыдилась – сенсей не виновен. Выслушивать ее негодование должен Цубаса, но он словно избегал ее.
– Аямэ-тян… – Вздох Нобуо-сенсея был длинным, тяжелым, будто он не знал, какие слова следует произнести, чтобы не вызвать еще большую злость Аямэ.
– Я права, да? – Она ухмыльнулась криво и зло. – Тогда у меня только один вопрос: это его решение или ваше?
Нобуо-сенсей поднял прежде опущенные веки и посмотрел Аямэ в глаза. Она хмыкнула, прочтя все в одном взгляде.
– Могли бы перекинуть вину на Карасу-тэнгу.
– Ты не готова сражаться против богов.
– Почему? – И прежде чем Нобуо-сенсей успел ей ответить, Аямэ продолжила, повышая голос с каждой новой фразой: – Я уже сражалась с богами. Я выходила победителем из этих схваток, так почему сейчас меня держат в Бюро, словно заключенную в темнице?!
– Потому что ты безрассудна! – Нобуо-сенсей впервые повысил голос в ответ, и это настолько поразило Аямэ, что она замолчала, невольно отшатнувшись. – Никогда не беспокоишься о себе, словно твоя жизнь не имеет веса. Я прочел отчет о битве против микоси-нюдо, и знаешь, что мне бросилось в глаза в первую очередь? Что даже после ранения – опасного, между прочим, – ты предпочла сражаться дальше, вместо того чтобы отступить и залечить рану! Никто бы не пострадал: микоси-нюдо знал, что в деревне ты, и он бы не рискнул подвергать себя опасности, но ты!..
– А если бы во время моего отступления кто-то все же пострадал? – вскипела Аямэ, стискивая кулаки.
– Тогда вспомни правило Бюро! «Жизнь одного человека равна жизни другого человека, но не равна жизни оммёдзи»! Пусть умрет один, но ты после спасешь десятки или сотни других людей.
– Это омерзительное правило! Какой смысл в нашей работе, если мы не дорожим каждым человеком? Не вы ли только что кланялись, умоляя нас не оставлять свое предназначение, хотя именно на оммёдзи сейчас ведется охота?
– Одно дело – погибать на задании, выполняя долг, и действительно не иметь возможности противостоять врагу, но все равно выкладываться в надежде одержать победу. И совсем другое – безрассудно жертвовать собой. Я умолял о первом, ты же проповедуешь второе.
– Но в итоге я здесь. Жива и здорова.
– Благодаря дзинко, а не собственным заслугам. Аямэ, что бы ты делала, если бы его не оказалось рядом?
Она открыла рот, готовая ответить, но поняла, что не может. Слова не шли, как бы Аямэ ни старалась их подобрать. Что бы она делала? Что?
Аямэ позволила злости бурлить в теле: яростно сжимала руки, так что чувствовала на ладонях легкую боль от впившихся ногтей, стискивала зубы настолько, что болели челюсти, хмурилась, из-за чего меж бровей пролегла глубокая морщина. И пока злость вскипала под кожей, Аямэ заставила себя рассуждать здраво.
Не приди Такуми ей на помощь, что бы она делала? Судя по состоянию, попросту умерла бы от кровопотери. Возможно, благословение Сусаноо-но-Микото и спасло бы ее в итоге, но никто не мог этого обещать, а проверять она не намеревалась. Но лишь теперь, когда ей больше ничто не угрожало и она была в безопасности, Аямэ могла рассуждать здраво. Тогда она не думала о себе, все внимание сосредоточила на микоси-нюдо и победе над ним.
Аямэ и сама знала, что часто поступает безрассудно. Что сперва действует и лишь потом размышляет, правильно ли сделала. Вот только искоренять привычки, полученные за годы жизни и среди Сайто, и в Бюро, не было ни желания, ни сил – они так крепко вросли в нее, что стали неотделимой частью.
Молчание затянулось, и Аямэ оставалось смириться с тем, что и этот словесный поединок с Нобуо-сенсеем она проиграла. Как и многие другие.
– Я все равно ненавижу это правило, – упрямо проворчала Аямэ, расслабляя руки. Пальцы болели от напряжения, ладони жгло, но приходилось терпеть – она сама это сделала.
– Пусть я и следовал ему ранее, когда практиковал оммёдо, и сейчас, когда обучаю вас следовать этому правилу, вовсе не значит, что я с ним согласен. Пусть разумом я и понимаю его верность, душа все равно каждый раз противится, – согласился с ней Нобуо-сенсей. – Мы часто делаем то, что нам не нравится. И к сожалению, порой мы не в состоянии ничего изменить, так что приходится с этим мириться. Даже если все наше естество против.
На какое-то время они вновь погрузились в тишину, которую нарушила Аямэ:
– Прошу прощения за недостойное поведение, Нобуо-сенсей.
– Я так долго знаю тебя, Аямэ-тян, что больше удивился бы, отнесись ты к сказанному спокойно, – усмехнулся Нобуо-сенсей. – Мне жаль расстраивать тебя и держать в Бюро – ты одна из лучших моих учениц и сильнейшая оммёдзи после Йосинори, но, пока не успокоишься окончательно и не усвоишь этот урок, я не могу позволить тебе сражаться против проклятых богов. А теперь ступай. Что-то подсказывает мне, что малыш Ясуси ждет тебя.
Аямэ кивнула, принимая слова сенсея, но все еще не соглашаясь с ними, поклонилась и вышла из зала. Ясуси действительно ее ждал. Неуверенно переминался с ноги на ногу у колонны, бросал любопытные взгляды на снующих по Бюро оммёдзи и прислуг и поджимал губы, словно на что-то решался.
– Ждал меня? – Аямэ тихо подошла к Ясуси и вновь растрепала его волосы, которые тот успел собрать в аккуратную прическу.