– Да, – кивнул Ясуси, безуспешно пытаясь избежать рук Аямэ, и в итоге смиренно замер, позволяя ей окончательно испортить высоко собранный короткий хвост.
– Тогда пойдем выберемся на рынок.
– Рынок? – Ясуси нахмурился. – Зачем?
– Думаю, ты заслужил немного сладостей.
– Но… – Растерянность на его лице была столь очаровательной, что Аямэ усмехнулась, чувствуя, как медленно затихают остатки злости. – Тетя, вы ведь не любите сладости…
– Но их обожает твоя мать. Так что просто представь, что я выполняю ее волю.
– Тетя, вы ведь недолюбливаете матушку…
Аямэ ощутила возвращение раздражения и постаралась взять себя в руки.
– Ты хочешь сладостей? – строго спросила Аямэ и, дождавшись кивка, продолжила: – Тогда просто пойдем на рынок. Без твоих вопросов и замечаний. Матушку я твою недолюбливаю… да за что ее вообще любить?
Ухватив Ясуси за плечо и мысленно проклиная Генко, потому что злиться на нее было проще, чем на кого-либо другого, Аямэ повела Ясуси за собой. Пожалуй, сегодня она побалует и себя ёканами. Может, не так и не права Генко, поглощая сладкое в невиданных количествах. Но ей Аямэ об этом, конечно, не скажет.
Глава 8. Опасность в глубинах вод
Пронизывающий ветер забирался под кожу, когда Аямэ продиралась сквозь снежные завалы. Зима пришла неожиданно – еще вчера в Бюро устанавливали жаровни на тренировочных площадках, а утром перед отъездом Аямэ видела, как их вновь прячут из-за слишком большого количества снега. В Хэйане он почти никогда не выпадал в таких количествах, а потому никто в Бюро не сомневался, что в появившихся за ночь сугробах виновны либо боги, либо пара особо разозленных юки-онн.
Аямэ негромко выругалась, когда за ворот утепленного хаори свалился снег с дерева, под которым она проезжала. Ворона на ветке пронзительно каркнула, и Аямэ могла поклясться, что птица над ней смеялась.
Абсолютно все складывалось не в ее пользу. Огненные талисманы закончились, и утром Аямэ пришлось умываться в ледяной воде. Выданное ей задание выглядело как насмешка – разобраться с каппа[87], который даже не топил деревенских, запросивших помощь, а подсматривал за тем, как люди купаются в реке. Кто-то из только что выпустившихся оммёдзи впервые отправился на задание и по ошибке взял ее Стремительную, так что пришлось довольствоваться медленным Тофу.
Такие дни никогда не заканчивались ничем хорошим, только усугублялись с течением времени.
– Что он сделал? – устало спросила Аямэ у деревенского старосты, когда прибыла на место.
– Трогал их за щиколотки! – важно произнес тот, указывая себе за спину, где стояли семь женщин и кивали в подтверждение его слов.
– Еще что-то?
– Больше ничего, но разве этого мало?
Аямэ с трудом подавила тяжелый вздох. На людей нападал не каппа – наверняка в деревню проник сатори[88] и теперь пытался узнать, насколько безнаказанными останутся его действия. Конечно, немного странно, что он решил начать с того, что просто трогал женщин за ноги, да еще и в воде, но ёкаев в принципе сложно понять даже в лучшие дни.
– Где он обычно нападает? – бегло осмотрев не особо пострадавших женщин, поинтересовалась Аямэ, на что ей наперебой принялись отвечать все семеро.
– В заводи!
– У моста!
– Возле рисовых полей.
Они совершенно не помогали, а только еще больше путали. Прервав бессмысленные подсказки и заверив, что разберется сама, Аямэ передала Тофу старосте с просьбой напоить и накормить вечно голодное животное, а сама направилась в сторону реки.
Деревня Куцуки оказалась куда больше, чем Аямэ предполагала, когда ехала сюда. Протекающая рядом река Або впадала в озеро Оми, полюбившееся многим чиновникам и богачам, поэтому ей не стоило удивляться, что люди здесь выглядели более зажиточными, а сама деревня так разрослась, – проезжая мимо, люди нередко меняли лошадей или останавливались переночевать в деревне, а потому деньги оседали в Куцуки, что и поспособствовало разрастанию деревни.
– И где искать этого ёкая? – проворчала Аямэ, приближаясь к Або; уже слышался шум катящихся волн, но присутствия ёкаев она не ощущала.
«Ниже».
«Ниже».
«Еще чуть ниже по течению».
Тонкие голоса, прозвучавшие совсем рядом совершенно неожиданно, заставили Аямэ вздрогнуть и сбиться с шага. Рядом никого не было – ни человека, ни ёкая, но кто-то совершенно точно говорил с ней.
Она осмотрелась, напрягла все свои чувства, но никого не ощутила. Все, что ее окружало, – это голые деревья, пожухлая трава под слоем снега, которого здесь оказалось куда меньше, чем в Хэйане, да несколько мелких птиц, что внимательно следили за ней с ветвей. Аямэ моргнула, но взгляд от птиц не отвела. Что-то билось в ее памяти, стараясь выбраться на поверхность, но она никак не могла уловить смысл. Что-то связанное с дзинко…
– Кикимими, – прошептала она потрясенно, и птицы зачирикали в ответ, тут же принявшись перелетать с ветки на ветку.
Пусть Такуми и дал ей способность понимать животных, за все время она еще ни разу не воспользовалась даром. И совершенно не ожидала, что он напомнит о себе столь неожиданно. Такуми говорил, что, лишь когда она сама захочет понять речь животных, кикимими проявит себя, но, кажется, это было не единственным условием.
Может, ее сосредоточенность позволила птицам проникнуть в разум, может, использование ки для поиска ёкая – что-то из этого дало кикимими проявиться. И Аямэ совершенно не знала, как к этому относиться.
Неловко поблагодарив птиц, из-за чего те принялись еще более оживленно галдеть на ветвях, но в этот раз разносился лишь щебет, Аямэ спустилась к реке и пошла в указанном направлении. Ки ёкая здесь ощущалась лучше, но все еще казалась слабой – тонкой лентой тянулась по земле, порой прерываясь на пару шагов, но вновь возвращалась, постепенно расширяясь.
Аямэ поджала губы и осторожно, бесшумно достала танто. Энергия в этой части реки ощущалась особенно сильно, поглощала пространство, как если бы здесь жил не один ёкай, а несколько. Что, возможно, было недалеко от истины.
Волк и тигр появились тихо и настороженно заозирались, тоже чувствуя ёкаев. Аямэ сосредоточилась, пытаясь ощутить, откуда доносится ки, но та постоянно ускользала, пока не стало ясно: энергия действительно принадлежала двум существам, и, пока Аямэ пыталась отследить одну, вторая вмешивалась и перетягивала внимание на себя. Потому и не выходило понять, куда следует двигаться, чтобы разыскать ёкаев.
Вероятно, они уже какое-то время делили одну территорию, удивительно хорошо уживаясь вместе, и именно поэтому не сразу стало ясно, что ёкай не один, – так плотно переплелись их энергии. В одной ки Аямэ с трудом, но все же узнала сатори, а вот вторую прежде не ощущала. Она липла к телу, оставляя желание стряхнуть с себя приставшую мерзость и окунуться в воду с головой, только бы смыть неприятное чувство.
Первым противника заметил тигр. Он припал к земле и зарычал, яростно размахивая хвостом и глядя вперед. Аямэ проследила за его взглядом и ухмыльнулась – за деревьями, трусливо дрожа, стоял сатори. Похожий на обезьяну размером с человека, он смотрел на Аямэ одновременно и со страхом, и с любопытством.
Отлично! Враг сам вышел к ней.
– Ты трогал женщин за ноги выше по реке?
Сатори задумчиво склонил голову, размышляя или же не понимая вопроса, и Аямэ фыркнула.
– Повторяешь человеческую речь, но не можешь ответить на вопрос? Хватит притворяться более глупым, чем есть.
– Глупая тут ты. – Сатори все еще дрожал – он боялся Аямэ, но при этом выглядел победителем, что читалось в его взгляде.
Обезьянье лицо расплылось в жуткой и довольной улыбке. Вытянутые пальцы на прижатых к груди руках принялись двигаться, словно сатори перебирал нанизанные на веревку бусины, и отчего-то это простое действие заставило Аямэ вздрогнуть. Она не понимала причин своей неожиданной настороженности и охватившего тело напряжения, но все ее естество кричало о грядущей опасности.
Волк зарычал, глядя в сторону реки, и это привело Аямэ в чувство. Она чуть ослабила руку, которой впилась в танто, обернулась к реке, оставив сатори на тигра, и едва не завизжала от ужаса.
На крепких и длинных лапах их воды вылезал паук. Толстое, раздутое тело, казалось, никогда не выберется из реки окончательно – ёкай двигался медленно, неохотно, явно чувствуя запах страха, который Аямэ не могла сдержать.
– Оммёдзи с благословением великого бога. – Голос паука, в отличие от его внешности, был прекрасен – низкий и насыщенный, полный силы и уверенности, которой сейчас так не хватало Аямэ.
Она вновь ощутила себя беспомощной, совсем как когда впервые столкнулась с дзёрогумо[89]. Тело окоченело, рука вновь вцепилась в танто как в единственное спасение, но даже затуманенный ужасом разум понимал, что оружием Аямэ не воспользуется, – страх поглотил ее без остатка.
– Как же сладко пахнет человек, когда боится, – продолжил паук, полностью выбравшись из реки, – но оммёдзи!.. Вы благоухаете! Если боится оммёдзи, то ты заполучил себе лакомство, которого не пробовали даже на Небесах! Ах, этот чарующий аромат источаемого ужаса, подобный лучшему саке…
На негнущихся ногах Аямэ заставила себя сделать сперва один шаг назад, потом второй. Тигр и волк выступили вперед, готовые защищать свою хозяйку, и ей следовало призвать еще своих сикигами, но она не могла. Энергия Аямэ бурлила, извивалась, не давая сосредоточиться, а неторопливо надвигающийся на нее паук только еще больше вгонял в панику.
– Глупая. Глупая. Глупая оммёдзи, – хихикал в стороне сатори, но не рисковал приблизиться.
«Дура, – согласилась с ним Аямэ. – Почему отказалась взять хотя бы ученика? Знала же, что в любой момент можешь попасть на такого ёкая».
Мысли, пойманные в сети разума и одеревеневшего тела, метались, но все равно оставались поразительно прозрачными: Аямэ понимала, что ее заманили в ловушку. Ёкаи объединялись в группы, об этом говорил Нобуо-сенсей, она сама видела подобное, но самоуверенно полагала, что справится с любой опасностью, и теперь расплачивалась за это.