– Давай быстрее проверим бога, – предложил Цубаса, заметив ее состояние.
Стремительную они оставили на окраине поселения, сами же углубились в лес. Голые ветви то и дело цеплялись за одежду и норовили выцарапать глаза или хотя бы оставить шрамы на телах, но Аямэ с Цубасой все равно упрямо двигались вперед.
– Каждый дом бога так защищен? – срезая толстую ветвь, о которую едва не ударилась лбом, спросила Аямэ и взвизгнула – густой слой паутины с дерева зацепился за хаори и остался на одежде.
– Нет, но многие. – Цубаса, уже ушедший чуть вперед, вернулся, небрежно снял с рукава налипшую паутину и отбросил в сторону, словно это ничего не значило, в то время как Аямэ боялась сделать даже шаг, пока Цубаса не помог. – Тебе нужно что-то делать со своим страхом.
– Ты говоришь так, словно это легко, – проворчала Аямэ, вздрагивая всем телом.
Цубаса неопределенно хмыкнул и небрежно произнес:
– Иди за мной, я расчищу дорогу.
Тихо поблагодарив его за помощь, Аямэ незаметно перевела дыхание. Боги, она ненавидела бояться, а столь ненормальный страх и вовсе злил ее, но бороться с ним она так и не научилась.
Аямэ задумалась слишком сильно, поэтому не заметила, как Цубаса остановился, и едва не врезалась в его спину. Лес закончился, и перед ними предстала идеально круглая прогалина с минка точно в центре. Маленькое здание, перед которым стояло небольшое каменное святилище, почти сровнялось с землей. Крыша обвалилась внутрь дома, одна стена отсутствовала, и виднелись внутренние, удивительным образом уцелевшие перегородки комнат. Все выглядело пустым и заброшенным.
– Он сбежал? – озадаченно спросила Аямэ и замерла.
Чутье, выработанное за годы обучения и практики оммёдо, проявилось как нельзя вовремя. Аямэ двигалась, ведомая внутренними ощущениями, и повалила Цубасу наземь за миг до того, как над их головами пронеслась волна заточенной, как нож, ки.
Сикигами ястреба и медведя бросились вперед, пока Аямэ пыталась встать, придавленная ветвями рухнувших от атаки деревьев. Ей повезло, что на нее не упало ничего действительно тяжелого, да и она успела защититься от удара.
Следующая волна ки стелилась по земле, и на этот раз быстрее отреагировал Цубаса. С весьма неожиданной проворностью он извернулся под Аямэ, ухватил ее за талию и взмыл в воздух. С высоты увидеть врага не составляло труда: то, что некогда было богом, теперь походило на бесформенный кусок грязи, слившийся воедино со святилищем. Первый проклятый бог, которого Аямэ встретила, хотя бы отдаленно напоминал прежнего себя, но тот, кто предстал перед ними сейчас, утратил любое сходство с живым существом.
Святилище, ставшее частью проклятого ками, превратилось в каменную пыль – она серыми пятнами сверкала на бесформенном куске болотной грязи. Вязкое, липкое месиво, бывшее когда-то богом, металось по поляне, то и дело упираясь в невидимый взору барьер, не позволяющий выбраться за пределы ограниченной деревьями территории.
– Как с таким бороться? – спросила Аямэ, приобнимая Цубасу за шею, чтобы дать ему больше маневренности и позволить свободно пользовался хотя бы одной рукой. Спустя несколько совместных полетов она уже знала, как им нужно взаимодействовать, чтобы помогать друг другу даже в столь невыгодной ситуации.
– Мы придумаем. – Цубаса сцепил зубы так крепко, что напряглись желваки. Взгляд его метался по прогалине, ища слабость бога, но так и не находил.
Аямэ выругалась и призвала еще одного сикигами. Олень бросился на помощь собратьям мгновенно, но и он ничем не мог помочь. Сколько бы ястреб ни пробовал атаковать тело бога, тот постоянно ускользал. Зубы и когти медведя утопали в вязком месиве, а тело бога водой растекалось повсюду. Копыта оленя проваливались в грязь и не наносили никакого вреда.
– Нам бы не помешал твой брат с его сикигами, которые контролируют воду или огонь, – пробормотал Цубаса, но Аямэ его все равно услышала.
– Прости, но с тобой работаю я, так что довольствуйся той, кто есть, – проворчала она в ответ, задетая, хотя и сама понимала, что он прав.
– Я и не противился подобному выбору.
Аямэ совершенно не ожидала услышать подобное, а потому даже не нашлась с ответом и предпочла сосредоточиться на происходящем. Бог бился о барьер, растекался по земле тонким слоем, словно надеялся просочиться наружу сквозь землю, но так и оставался запертым. Сикигами он игнорировал, обтекая их подобно тому, как река омывает камень.
– Дом, – совершенно неожиданно произнес Цубаса, и это отвлекло Аямэ от бога.
– Что?
– Дом все еще стоит, хотя бог уже давно мог бы его разрушить. Он не пожалел даже собственное святилище, что прежде хранило в себе его божественную суть, но почему дом остался цел?
Она могла бы поспорить относительно целостности дома, но понимала, что сейчас не время. Следуя замечанию Цубасы, Аямэ перевела взгляд на минка. Разваленное здание, в котором невозможно находиться. За исключением того, что почему-то наружная стена оказалась сломанной, а виднеющиеся в проеме внутренние перегородки комнат оставались поразительно целыми.
Цубаса и Аямэ переглянулись. Либо в доме их ждала ловушка, либо бог скрывал что-то внутри.
– Возможно, там его тело, – тихо опускаясь вниз, произнес Цубаса и осторожно поставил Аямэ на энгаву, такую же изломанную, как и все здание.
– Поэтому он выбрался наружу? Ведь бог должен быть заперт внутри дома.
– Наверное, он каким-то образом смог разделить проклятую суть своей души и тело. Это единственное объяснение тому, как он смог выбраться.
– Но что это был за бог?
– Таданори, покровитель птиц, живущих в этом лесу.
Войти в дом не составило труда – проклятая часть бога продолжала искать выход, не обращая внимания ни на что иное. Аямэ лишь на мгновение замерла, сосредоточиваясь на контроле своей энергии, чтобы отразить возможную атаку.
Сёдзи отъехали в сторону легко, словно ими пользовались постоянно. Комната оказалась пустой и маленькой, больше похожей на коридор, он уходил вправо и упирался в еще одни сёдзи, сквозь которые пробивался теплый приглушенный свет.
Вперед вышел Цубаса. Заслонив собой Аямэ, он направился к двери, держа в руках танто, но, в отличие от Аямэ, не стал медлить и сразу отворил сёдзи.
Она ожидала чего угодно, но не того, что увидела. Перед пустым столиком, прикрыв глаза, сидел в сэйдза бог в том облике, который носил до своего падения, и источал тот самый свет, что их привлек. Собранные волосы, аккуратное, пусть и простое кимоно, руки крепко сжимали на коленях тати[90] – буквально все в его облике говорило о достоинстве и сдержанности. И это никак не сочеталось с хаотично носящимся комком грязи снаружи.
– Таданори-сама. – Цубаса поклонился, и Аямэ поспешила поприветствовать бога.
Медленно, словно пробуждаясь от долгого сна, Таданори раскрыл глаза – темно-серые, почти черные, и невыразимо грустные.
– Я ждал вас. – Таданори вернул поклон, неглубокий, но полный уважения и благодарности. – Присядьте. Много времени я не займу.
С некоторой осторожностью они вошли в комнату и сели точно напротив ками. Цубаса был расслаблен или старался казаться таковым, но Аямэ осталась напряженной, как натянутая тетива. Рукоять танто привычно ощущалась под ладонью, и пусть так она показывала неуважение к собеседнику, но не могла иначе. Таданори, проследивший за рукой Аямэ, промолчал, но казалось, что он остался доволен ее осмотрительностью.
– Я бы хотел попросить у вас прощения. – Таданори вновь поклонился, но в этот раз глубоко, едва ли не сгибаясь пополам. – Мой выбор, продиктованный жадностью и завистью, привел к тому, что деревня, верившая в меня, вот-вот погибнет. Потому я молю о последнем даре, который вы можете мне дать.
– И чего вы хотите, Таданори-сама? – спросил Цубаса, нахмурившись. Аямэ его понимала – просьба бога могла оказаться как простой, так и слишком уж обременяющей. Или и вовсе привести к печальным последствиям.
Таданори поднял тати с направленным на себя лезвием двумя руками и протянул Аямэ. Она взяла клинок скорее по привычке, чем потому, что действительно хотела принимать его.
– Я прошу вас убить меня, оммёдзи-сама и Карасу-тэнгу-сама.
Аямэ едва не выронила тати, потрясенная, растерянная и ожидавшая чего угодно, но не подобного.
Таданори, игнорируя их замешательство, продолжил:
– Для моей просьбы есть две причины. Первая – расплата за совершенные прегрешения против Небес и людей. Вторая нуждается в небольшой предыстории. Около месяца назад я встретил нескольких они. Троих, если быть точнее. Ко мне они не могли пройти, как и я не мог выйти к ним, так что ничего, кроме их ки, я не ощущал, но могу сказать точно – они опытные и сильные. По их словам, ёкаи вот-вот смогут избавиться от оммёдзи, ведь заключили с одним из них договор. Условия просты: оммёдзи скармливает своих собратьев ёкаям, а те выполняют некоторые его приказы. Кто предатель, не сказали, но обмолвились, что с помощью этого человека я смогу выбраться из своей темницы. На размышления мне дали месяц, потому не исключено, что вы встретитесь с ними, если задержитесь здесь ненадолго. Так что вторая причина умереть – не поддаться соблазну еще раз.
– Вы можете поклясться, что это ваша просьба, а не какой-то план? – напряженным голосом поинтересовался Цубаса, крепко сжимая хакама на коленях.
– Чтобы вернуть себе здравый смысл, я пожертвовал собственной святыней – забрал из нее молитвы людей и поместил в нее скверну, что таилась в теле. На это ушло все предоставленное мне они время.
– Вы могли бы очиститься полностью… – нахмурившись, пробормотала Аямэ, но Таданори покачал головой:
– На это нужно время и искренние раскаяния. Но я слаб и не верю, что смогу сдержаться, если меня вновь поманят обещанием власти и могущества.
– Разве разделением своей сути вы уже не доказали, что достаточно сильны? – тут же спросил Цубаса.