Часть пути они шли наугад, лишь предполагая, где именно ёкаи столкнулись с людьми, а после Цубаса призвал воронов. Оглушительно хлопая крыльями, птицы разлетелись во все стороны, и на какое-то время Аямэ с Цубасой замерли посреди леса, переводя дыхание и собираясь с силами.
Короткий отдых позволил успокоить разум. Аямэ осматривала деревья, вслушивалась в звуки леса и недовольно отмечала, что не слышит ничего. Ни щебета птиц, ни копошения животных, ни гула насекомых. Лишь свист ветра в вышине и шелест молодой листвы. Так происходило каждый раз, когда рядом появлялись ёкаи.
– Севернее, – коротко бросил Цубаса, и Аямэ помчалась за ним, с трудом уворачиваясь от хлеставших по лицу ветвей и перепрыгивая торчащие из-под земли корни.
Она не могла сказать, как далеко они углубились в лес или сколько бежали, но постепенно в воздухе начала ощущаться ки – тяжелая, отдающая страхом, болью и смертью. Вокруг слышалось карканье воронов, рассевшихся на ветвях и сопровождающих Аямэ с Цубасой острыми взглядами.
Оммёдзи оказалось двое. Изломанные, растерзанные тела лежали лицами вверх, и их полные ужаса глаза смотрели ввысь, словно надеялись на помощь богов.
Аямэ прикусила губу, чтобы не выругаться. Опять Сайто. Пусть она и недолюбливала свой клан, но никогда не желала, чтобы хоть кого-то из них постигла подобная участь.
Осторожно ступая между разбросанными частями тел, Аямэ приблизилась к совсем молодому мужчине. Тору. Она помнила его только потому, что парня считали самым неуклюжим оммёдзи клана. Он то и дело что-то терял, путал стойки, когда нервничал, и старейшины не раз попрекали его, наказывая за малейшую провинность, из-за чего Тору еще больше тревожился и совершал новые ошибки.
– Пусть Аматэрасу-сама дарует тебе покой, – тихо, едва слышно произнесла Аямэ, закрывая глаза погибшего. Семейный омамори на его шее отсутствовал, и она сразу направилась ко второму телу, чтобы повторить слова прощания и с удивлением отметить, что и на его шее нет талисмана.
– Ты знала их? – осторожно спросил Цубаса, подойдя к ней и положив руку на плечо.
– Тору и… – Она на мгновение замялась, вспоминая имя. – Ивао. Из южной ветви клана. Мы не были близки, но их я помню с детства.
– Они погибли, сражаясь с ёкаями. Исполняли свой долг до конца.
Рассеянно кивнув, Аямэ прижалась щекой к руке Цубасы.
– Нужно сжечь тела.
Найти все останки оказалось весьма сложно. Куродзука и Охагуро-Бэттари постарались на славу, мучая оммёдзи и разбрасывая части тел во всех направлениях. Лишь собрав их воедино, Аямэ достала талисман Аматэрасу и дважды хлопнула в ладоши, привлекая внимание богини к своей молитве.
– Даруйте их душам покой, – коротко попросила она и бросила талисман на тела.
Пламя взмыло вверх, охватывая Тору и Ивао. Яркое, теплое, уничтожающее после себя все, что когда-то представляли собой оммёдзи. Аямэ не отводила глаз, думая об их смерти.
Оммёдзи всегда рисковали своими жизнями. Ёкаи несли с собой смерть, разрушения, боль, страдания, и каждый, кто боролся с ними, знал об этом. Любой, в чьем теле струилась ки и кто посвятил себя сражениям со злом, готовился умереть. Но никто не предполагал, что это случится не в битве, когда нападение ёкаев можно ожидать, а потому, что кто-то из оммёдзи решил их предать, перейдя на сторону ёкаев, чья сила превышала привычную их мощь, потому что брала начало в Ёми.
Они просто не могли победить.
Аямэ знала, на что способны чудовища, вырвавшиеся из Ёми. Сильнее, крупнее, опаснее – они во всем превосходили оммёдзи, да еще и нападали десятками, когда люди путешествовали группами не более пяти человек, а чаще и того меньше.
Когда огонь погас, оставив после себя лишь горстку пепла, которую подхватил ветер, и мелькнувшую на миг искру живой энергии, которая могла быть отголоском ки погребенных оммёдзи, Аямэ зло, отчаянно произнесла:
– Я найду предателя и убью его. Обязательно.
Цубаса ничего не ответил, но притянул ее к себе, крепко прижал к груди и коснулся губами макушки, даря покой. Аямэ позволила себе немного расслабиться, обняла его в ответ и тяжело вздохнула, прижимаясь лбом к его груди.
– Это когда-нибудь прекратится? – устало спросила она, и без того зная ответ.
– Возможно, – неопределенно выдохнул Цубаса. – Даже боги не ведают будущего.
Эти слова звучали лучше пустых обещаний и дарили надежду. Пока что Аямэ даже не могла представить, что когда-то ёкаев не станет, а мир прекратит утопать в страданиях.
Цубаса еще раз поцеловал ее в макушку, провел рукой по волосам и обнял крепче. Аямэ позволила ему, с невысказанной благодарностью принимая утешение и поддержку. Они разберутся с нынешней проблемой, она найдет виновного и лично накажет. Даже если ради этого придется переступить через себя.
– Простите меня, Тосиюки-сама! Ёкаи оказались сильными, я никогда прежде не встречал таких! Я сбежал, оставив Тору-куна и Ивао-куна одних, а когда вернулся… – Парень трясся, упираясь лбом в татами, и едва не рыдал, но все же пытался рассказать о произошедшем. – Вот, я забрал их омамори, а когда хотел сжечь тела, налетели вороны, и я вновь спрятался… Простите, простите!
– Успокойся, Аой-кун, и просто продолжай. – Тосиюки подлил себе в пиалу сётю и нетерпеливо постучал пальцем по столику, требуя, чтобы Аой продолжил.
– Там были Аямэ-сан и Карасу-тэнгу. Они сожгли тела, Аямэ-сан сказала что-то про месть, а потом Карасу-тэнгу принялся ее утешать…
– Постой! – Тосиюки встрепенулся, жадно впился взглядом в Аоя и как мог добродушно улыбнулся. – Аямэ-тян была с Карасу-тэнгу? И он утешал ее? Как?
– Он… – Аой нахмурился, не совсем понимая, почему это стало важнее, чем признание его трусости, но ответил: – Он обнимал ее и поцеловал в голову.
– Так ты видел, как Аямэ-тян целовалась с ёкаем? – Тосиюки подался вперед, почти наваливаясь телом на низкий столик, и впился взглядом в дрожащего Аоя.
– Тэнгу целовал ее в… – попытался исправить старейшину Аой, но его не слушали. На губах Тосиюки уже расплылась довольная широкая улыбка, а пальцы сжали пиалу с сётю так крепко, что та могла в любой момент треснуть.
– Ступай, Аой-кун, тебя нельзя винить в случившемся. – Пугающее выражение лица Тосиюки не соответствовало его успокаивающим словам. – Останься ты с Тору и Ивао, погиб бы. Отдохни, ты заслужил это.
Аой с трудом поднялся на ноги, бросил непонимающий взгляд на старейшину и неторопливо, прихрамывая на правую ногу, вышел из дома. Оставшись один, Тосиюки позволил себе наконец довольно рассмеяться. Он так долго искал способ избавиться от девчонки, а она все сделала за него! Слова не значат ничего, но действия… О, они способны как возвысить человека, так и свергнуть в самую бездну.
И Сайто Аямэ лично дала ему в руки оружие, которое окончательно уничтожит ее.
Глава 17. Свершенное возмездие
Аямэ мысленно выругалась, слезая со Стремительной, когда прибыла в клан. За последние месяцы она приезжала в Сакаи чаще, чем за десяток лет с тех пор, как ее отправили в Бюро. Конюший, еще совсем мальчик с затравленным взглядом, неуверенно принял переданные ему поводья и торопливо ушел, ведя за собой лошадь. Аямэ бросила в его сторону обеспокоенный взгляд, заметив синяки, что выглядывали из-под рукавов и воротника хаори, но не задавала вопросов, понимая, что все равно не получит ни на один из них ответа. Впрочем, она знала, откуда на его теле раны. Медленный, ленивый, слабый, неумелый – Аямэ могла продолжать список, уверенная, что хотя бы одно из этих слов сказали мальчишке прежде, чем наказать вымоченными розгами.
Внутренний двор встретил ее тишиной. Глициния, что росла по периметру поместья, стояла в цвету, и на мгновение Аямэ замерла, вдыхая ее сладкий запах. Память услужливо подкинула подзабытое воспоминание, как они с Рэн, которой нравилось это дерево, нашли отдаленный угол двора, где их никто не мог разыскать, и прятались там порой, любуясь цветением. После, по возвращении, их наказывали, но, когда они, отрезанные от всего мира, наслаждались обществом друг друга, обе были по-настоящему счастливы.
– Молодая госпожа. – Тощая, как ветка, служанка низко поклонилась, приветствуя Аямэ и рассеивая марево воспоминаний. – Да осветит Аматэрасу-сама ваш день, а Сусаноо-сама дарует силы! Прошу за мной.
Аямэ кивнула в ответ, чуть нахмурившись. Раньше она не удостаивалась подобной чести, чтобы ее встречали тотчас, как она войдет на земли поместья. Еще по письму – излишне вежливому и вкрадчивому, в котором ее просили прибыть в клан как можно скорее, – она поняла, что случилось нечто неожиданное и ей явно отводилась в происходящем не последняя роль.
Никто не встретился Аямэ на пути, когда служанка сопровождала ее в комнату. Даже мать, любившая оценить облик дочери и высказать свое недовольство, не вышла навстречу. В доме стояла удушающая тишина.
Лишь зайдя в комнату и закрыв за собой сёдзи, Аямэ смогла задать вопрос служанке, продолжавшей преданно ее сопровождать:
– В чем дело?
Девушка не нуждалась в уточнениях. Она тут же рухнула на колени, едва ли не лбом касаясь пола, и тихо, настороженно зашептала:
– Это мой брат, госпожа! Он не думал, что все обернется таким образом! Умоляю, пощадите, госпожа!
– Поднимись для начала. – Аямэ зажмурилась и сделала несколько глубоких вдохов, надеясь, что они успокоят вспыхнувшее раздражение, но оно упрямо засело в груди. Пока что Аямэ не понимала совершенно ничего: ни поведение прислуги, ни причину, по которой ее пригласили в клан, ни почему обстановка в доме казалась столь напряженной.
Раскрыв глаза, Аямэ взглянула на служанку, все еще сгибавшуюся в поклоне, но уже не лежащую на полу. Служанка выглядела испуганной, лицо, та его часть, которую Аямэ видела, казалось даже не белым, а посеревшим от волнения.
– Что произошло?
Служанка выпрямилась, но голову оставила опущенной. Нервно заламывая пальцы, она переводила взгляд с татами на столик у окна, от него – на дверцу ниши в стене, после вновь устремляла взор на пол, пока наконец не произнесла едва различимым шепотом: