– Ты не мог этого понять. Он совсем на тебя не похож.
Ричард вытащил из внутреннего кармана фотографию и протянул ей. Если бы Изабелла не была уверена, что у Маури никогда не было подобной одежды и фото было снято в другом месте и в другое время, она могла бы поклясться, что это – ее сын.
– Это мой младший брат, Роберт. Он был вылитая наша мать. Я пошел в отца. Роуз взяла поровну от них двоих.
Ошеломленная, Изабелла подняла глаза:
– Роуз как-то сказала мне, что Маури напомнил ей одного из ее погибших братьев. Я не придала этому значения, потому что мне и в голову не приходило связать тебя с ней.
Ричард помрачнел:
– Значит, она считала, что я погиб.
– Она решила так потому, что ты не искал ее. Она могла объяснить это только так.
У Ричарда заиграли желваки. Изабелла вздрогнула от боли – за Роуз, за него. Ричард не должен был скрывать от Роуз, что он жив. Даже сейчас Роуз страдала от потери родных. А Ричард наверняка страдал еще больше, наблюдая за ней издали.
– Она, не колеблясь, узнала тебя, значит, цеплялась за надежду, что ты жив. Ты, видимо, мало изменился за эти годы.
– Мне было шестнадцать. Я выглядел совсем не так. – Он опустил взгляд. – Она снова спрашивала обо мне?
– Я не дала ей такой возможности. Я рассказала ей все о себе, и она была слишком занята моими откровениями, чтобы думать о тебе. Но, уверена, она еще вспомнит. Что мне ей ответить?
– А что ты хочешь сказать ей?
– Я… Если честно, не знаю. По-моему, она заслуживает знать, что брат, которого она любила, которого ей до сих пор не хватает, жив. Но ты, видимо, уже не имеешь ничего общего с тем братом, так что, возможно, ей лучше не знать о тебе. Выбор за тобой.
– Не говори ей.
Изабелле оставалось только кивнуть. После этого она вернулась к главному для себя вопросу:
– Значит, ты сразу понял все о Маури, но при этом не допустил и намека на то, что тебе это хоть капельку интересно.
– Мне и не было интересно. – Не успело ее сердце взорваться от ужаса, как он добавил: – Я буквально остолбенел от изумления. Только представь, я обнаружил семилетнюю точную копию своего покойного брата на пороге моей бывшей любовницы! Да это был настоящий удар!
Определение «бывшая любовница» резануло ее по сердцу. Еще вчера они занимались любовью… потрясающим сексом, а теперь все было кончено.
– Я ушел отсюда, не собираясь возвращаться.
– И ты принял верное решение. Почему же вернулся?
– Потому что наконец-то узнал правду. И теперь вместо того, чтобы настаивать на прекращении твоей дружбы с Роуз, я хочу быть для тебя и твоей семьи… союзником.
Союзник? Это было прямое… оскорбление после всего того, что произошло между ними.
– Мне не нужны союзники.
– Никогда не знаешь, когда и в какой ситуации они тебе понадобятся. Иметь рядом кого-то столь же влиятельного, как я, очень полезно.
– Не сомневаюсь. Но мне это не нужно. Я способна дать своему сыну лучшую жизнь и обеспечить его будущее.
– Даже если ты не нуждаешься в моей поддержке, ты не вправе принимать решение за Маурисио. Факт остается фактом: он – моя плоть и кровь. И мой единственный наследник.
Изумленно вытаращившись на него, не в силах справиться с нервами, Изабелла выдавила из себя:
– Так ты здесь потому, что решил рассказать ему это?
Именно этот критический момент выбрал Маури, чтобы влететь в гостиную.
– Я взял все свои рисовальные принадлежности!
Не успела Изабелла сказать хоть что-нибудь еще, как Ричард переключил внимание на мальчика.
Чувствуя, как разум плавится от гнева и тревоги, она могла лишь наблюдать, как отец и сын, игнорируя ее, увлеклись общением друг с другом.
Ей оставалось только ждать.
Ричард развернулся к влетевшему в комнату Маурисио, бесконечно благодарный ему за вторжение.
Вопрос Изабеллы поверг Ричарда в смятение. Он понятия не имел, что здесь делал и что предпримет дальше.
А пока Маурисио – его сын – заставил Ричарда невольно расхохотаться, когда кинулся к нему, бросая охапку принадлежностей для рисования ему на колени.
Рухнув на колени, Маурисио упер руки в бока и взглянул на него с едва сдерживаемым рвением:
– Скажите мне, что вы думаете по поводу моих работ. И научите меня что-нибудь рисовать.
– А ты что, Ричард, умеешь рисовать?
Это вклинилась Изабелла. С тем же скепсисом она вполне могла спросить, способен ли он стать невидимкой.
Ричард мельком взглянул на нее:
– У меня много скрытых талантов.
– Не сомневаюсь. – Она пронзила его взглядом, неизменно будившим в нем желание потащить ее в спальню.
Маурисио снова отвлек его внимание на себя, и на ангельском личике мальчика помимо любопытства и решимости отразилась целая гамма эмоций.
Горло Ричарда сжало спазмом, голос стал хриплым:
– Почему бы тебе не показать мне свои лучшие работы?
Маурисио порылся в беспорядочной куче, вытащил какой-то альбом и сунул ему:
– Вот.
Еле сдерживая дрожь в руках, Ричард пролистал страницы. Сердце сжималось, когда он просматривал работы, замечательные для мальчика возраста Маури, доказательство большого таланта… и неразберихи в голове.
Неужели Маурисио тонко улавливал беспокойство своей матери и все подстерегавшие их в прошлом опасности? В его рисунках чувствовались ожесточенная путаница, невероятная любознательность и потребность осознать, что он испытал. А вдруг так проявлялось то, что энергичному и смышленому мальчику не хватало мужского влияния?
Притворяясь, что внимательно рассматривает рисунки, Ричард пытался упорядочить хаос в своей собственной душе.
Наконец он пробормотал:
– У тебя весьма оригинальное воображение, а рисунки просто великолепны для твоего возраста.
Вне себя от радости, Маурисио воскликнул:
– Вы и правда думаете, что я хорошо рисую?
Безудержный восторг мальчика вызвал в нем желание похвалить его еще больше, но Ричард понимал, что не стоит забывать об ощущении реальности.
– «Хорошо» без упорной работы значит немного.
– Я упорно работаю. – Маурисио обратился к Изабелле: – Разве нет?
Ее взгляд лихорадочно метался между ними.
– Да, когда тебе что-то по-настоящему нравится.
Чуть не утонув в глазах Изабеллы, Ричард перевел взор на Маурисио:
– Когда тебе что-то не нравится, нужно работать еще упорнее. Если ты по-настоящему любишь свое дело, работа идет легче, ведь ты наслаждаешься ею. Но тебе не всегда придется делать только то, что нравится. И все равно нужно проявлять лучшие грани своих способностей, все время стремясь к совершенству. Выжимать из себя все силы.
Маурисио внимал каждому его слову, а потом энергично закивал.
Чувствуя, как взгляд Изабеллы обжигает кожу, Ричард перевернул на чистую страницу:
– Чему же я должен научить тебя?
Маурисио всучил ему краски:
– Тому, чему, по-вашему, мне стоит научиться.
Ричард оценивающе взглянул на него:
– По-моему, тебе нужен урок соблюдения законов перспективы, объективного взгляда. – Ричард чуть не усмехнулся. В данный момент никто не нуждался в объективности больше, чем он сам.
– Что это такое? – округлил глаза Маурисио.
– Лучше уж я покажу, чем объяснять на словах. Только нужны карандаш, точилка и ластик.
Ричард и глазом моргнуть не успел, как Маурисио впихнул ему в руку нужные принадлежности и прыгнул на диван рядом с ним, готовясь к первому уроку рисования.
Твердо сжав карандаш, чтобы бившая его дрожь не переносилась на бумагу, Ричард стал делать наброски. Маурисио и Изабелла следили за каждым взмахом его руки.
Вскоре Маурисио благоговейно выдохнул:
– Ух ты, вы провели всего несколько линий – и получился мальчик!
Ричард добавил еще детали.
– Это ты.
– И правда похоже на меня! – воскликнул Маурисио.
Ричард набросал еще кое-что.
– А эта девочка – Бенита.
– Но она не настолько меньше меня.
– Она не меньше, она – вдалеке. Смотри. – Он провел несколько наклонных сходящихся линий и добавил несколько незатейливых деталей, пока не получился коридор с мальчиком впереди и девочкой позади. – Видишь? У нас плоская, двухмерная бумага, но с помощью рисунка в перспективе мы добавляем третье измерение, что дает нам эффект расстояния и глубины.
Глаза Маурисио сияли восторгом открытия – и чем-то еще. Тем, что Ричард когда-то видел в глазах Рафаэля. Расцветающим преклонением перед героем. У него перехватило дыхание.
– Понятно! – Маурисио схватил другой альбом и, показав Ричарду, что нарисовал вслед за ним, вскинул на него жаждущие одобрения глаза. – Вот так, да?
Ричард расплылся в улыбке:
– Именно так. Да ты просто гениален, парень! Мало кто врубается в это, да еще и так быстро.
Маурисио ликующе заерзал на месте:
– Я и не знал, что можно рисовать так быстро и так классно! Вы все делаете так здорово?
– Как я уже сказал, что бы я ни делал, я выкладываюсь по максимуму. Я – лучший в некоторых вещах, но уж точно не в рисовании. Некоторые рисуют так, будто льют волшебство на бумагу. Но это получается из крупицы таланта и долгой-долгой практики. Талант у тебя есть. Нужно больше практиковаться. Чем больше будешь работать, тем лучше станешь.
Мальчик принялся рисовать, старательно перенимая его манеру. Потом с досадой выдохнул:
– У вас все кажется таким легким. Но это нелегко.
– У тебя обязательно получится. Ты справляешься гораздо лучше, чем я ожидал для первого раза. Рисуй много, рисуй все что придется, и твои работы станут превосходными. Верь мне.
– Я вам верю.
Сердце заколотилось в груди Ричарда. Ему захотелось наизнанку вывернуться, лишь бы заслужить эти доверие и признание.
– Я хочу, чтобы вы научили меня всему, что знаете.
Ричард засмеялся. Этот мальчик выжимал из него реакции, на которые он считал себя неспособным.
– Сомневаюсь, что тебе захотелось бы научиться тому, чем я занимаюсь.
– Мне хочется!