— Не нравится? А насильно поить девчонку и потом бить ее по лицу — нравится?
Амбал сел на снег и начал лихорадочно отирать лицо рукавом драпового полупальто, расстегнутого на все пуговицы. Кровь крупными каплями падала с подбородка и пятнала светлые джинсы и грязный истоптанный, по-ноябрьски хилый снег.
— Кто принимал заказ на девчонку?
— Сергей.., третий, вы его сразу шлепнули.
По телефону ему приказали.
— Где ты видел Адриана?
— В «Центурионе».., дня четыре назад. Он прошел мимо меня, а Анвер сказал мне, что вот это и есть Адриан.
— Кто такой Анвер?
— А вон он.., лежит у тебя за спиной.
— А, это вон тот бритый чурка?
— Ну.., да.
— Что тебе известно об этом человеке?
— Об Анвере?
— Да на хера мне твой Анвер? Я, в случае чего, сейчас у него самого кое-что спрошу, как очухается. Я хочу узнать, что тебе известно об Адриане.
— Да почти ничего. Какая-то шишка.., владелец «Центуриона».
— Но «Центурион» оформлен на другого человека. Это что, подставное лицо, как то обычно водится у доморощенных мафиози?
— Да.., наверно. Я слышал, под ним не только «Центурион», но и несколько казино в центре Москвы.., рестораны, клубы. Шли слухи, что он в близких отношениях с чеченцами.., московскими чеченцами. Но это только слухи.., я ничего не знаю.
— Мелочь ты пузатая, да? Разменная монетка, так что тебе серьезной информации не доверяют.
Кирилл Геннадьевич сдавленно замычал, как бык, которому немного ткнули вилами в его мужское достоинство.
— Как выглядит Адриан?
— Да обычный мужик.., в пальто он был... длинном. Охраны вокруг полно.., кавказцы и наши.
— Кто — наши?
— Ну.., русские.
— А, вот ты о чем. Пальто длинное.., а больше ты ничего не заметил?
— Ну.., брюнет. По сотовому он еще говорил, — Казаков пошевелил разбитыми губами, вероятно что-то припоминая, и уточнил:
— Про какого-то Фунтикова.., нет, Фомкина.
Лицо Свиридова словно окаменело. Он выпрямился во весь рост и сухо произнес:
— Может, Фокина?
— А может, и Фокина. Фокина.., да, такую фамилию он произнес.
— А как могло произойти, что ты слышал, какую фамилию он назвал?
— Так он же орал.., на пол-улицы... — пробормотал бандит.
— Ценная информация. Правда, Афоня? — холодно проговорил Свиридов.
Иван Сергеевич Тихомиров выпрямился. Он был смертельно бледен, а на широком лбу крупными каплями выступил пот — словно все его тело прошило нечеловеческое, жуткое стылое напряжение.
— Что.., ты хочешь этим сказать? — медленно проговорил он. — А... Алексей Валентинович? Или ты не Алексей Валентинович? А? — Фокин отступил на шаг и невольно принял угрожающую позу.
— А ты еще не понял, кто я? У меня временами создавалось впечатление, что ты, несмотря на всю эту бутафорию, — Свиридов провел ладонью по своему точеному лицу, — и на скорректированный голос, я же всегда мог говорить любыми голосами, хоть женскими.., так вот, у меня создавалось впечатление, что ты все-таки признал меня. А, Афоня?
И он широко улыбнулся, не обращая внимания на то, что покалеченный амбал пытается подняться с земли.
Фокин оцепенел.
— То есть.., как это? — Он прикусил нижнюю губу, словно стараясь отогнать наваждение. — Неужели.., на самом деле? Что.., ты на самом деле жив? Володя?!
— Ну да, — просто проговорил Свиридов.
Фокин широко шагнул вперед, наступив на полу казаковского пальто и максимально уменьшив тому шансы подняться со снега, и схватил Влада за плечи широченными ладонями:
— Да че.., это на самом деле ты... Вовка?
— Я, Афоня, я. Я такой же Каледин, какой ты Тихомиров. Так что вот так.
— Но они говорили, что тебя убили при операции в Мельбурне. Тебя и Аню. Все телеканалы и газеты об этом трезвонили!
— Ну, охота тебе верить этим журналистам, — снисходительно улыбнулся Свиридов. — По ним, так выходит, что Иисуса Христа распял не кто иной, как мэр Москвы Лужков. Между прочим, про тебя тоже писали, что ты погиб... дескать, вывалился из вертолета — и башкой о перила моста. Да и размазал по ним мозги, а потом возмутительно утонул в Москве-реке.
Фокин широко улыбнулся.
— Это не я шмякнулся о перила.., это Платонов. Понятно, что после этого у него если и остались шансы выплыть, то только дня через три где-нибудь уже в Оке. А я выплыл. Хотя нельзя сказать, что это было очень уж просто. Особенно если учесть, что я впечатался в донный ил.
Глава 7
ШКОЛА ТЕРРОРА
Кирилл Геннадьевич все-таки поднялся с земли. Свиридов поднял на него глаза и спросил:
— Ты куда это собрался?
— Ты же обещал, что.., отпустишь меня, — дрожащим голосом ответил тот.
— Я обещал, что отпущу твою руку, чтобы тебе не было больно, — проговорил Свиридов. — Я это сделал. А теперь.., теперь ты слишком много слышал, чтобы я оставил тебя в живых.
Тем более что я и не собирался этого делать.
Тот вздрогнул и на подломившихся ногах упал обратно на снег. Закрыл голову руками, словно защищаясь от удара, и так — скорчившись, жалко съежившись, втянув голову в плечи — застыл.
— Не знаю, что и делать с этой падалью, — проговорил Влад. — Замочить?
Фокин пожал плечами.
— Противно, — ответил он. — Да еще безоружного.., нет, Влад, я не буду этого делать.
Если бы он хотя бы сопротивлялся, я бы свернул ему шею, и дело с концом.., а так — как кисель резать.
Свиридов подошел к Казакову и резко спросил:
— Ты знаешь, кто мы такие? Только говори честно, если хочешь сохранить хоть какие-то шансы выжить.
— Ты.., н-не знаю. Второй раз вижу. Ну... вчера ты был в «Центурионе».
— Надо же, запомнил, — задумчиво проговорил Влад. — А я думал, что я тебе память отшиб.
— А меня? — спросил Фокин.
— Тебя.., знаю, — выдохнул гоблин, — ты — Тихомиров. Инструктор.., тренер «центурионовских».
— Что это там такое? — вдруг тревожно произнес Афанасий и обернулся.
В воздухе просвистел нож, Свиридов уклонился с быстротой и грацией пантеры, и острое лезвие вошло в горло сидящего на земле Кирилла Геннадьевича как сквозь масло и, разбив шейные позвонки позвоночного столба — так мощно был брошен этот клинок, — вышел из шеи возле основания черепа.
Тот, вероятно, просто не смог понять, что он, в сущности, уже мертв. Короткий клокочущий хрип, словно не было выхода распирающему легкие воздуху, мгновенные конвульсии — и бандит рухнул на спину, захлебнувшись потоками собственной крови из разорванной шеи.
С ним все было кончено.
— Ага, Анвер, — проговорил Свиридов, спокойно окинув взглядом измочаленную фигуру кавказца, выросшую в пяти метрах за спиной Фокина, — кажется, ты метил в меня?
— В тэбя, сука!
— А ты редкий наглец. Думаешь, твоя холуйская преданность Адриану тебя спасет?
— Адриан вас парвет, даже еслы вы мэня порэшите, — произнес тот с такой ненавистью в голосе, что Влад невольно содрогнулся.
— Именно так я и намерен поступить, — после короткой паузы ответил он и, вскинув пистолет, несколько раз выстрелил в Анвера. — Благодарю за откровенность.
— Зачем? Ты же хотел что-то от него узнать! — вскинулся Фокин.
— Он все равно ничего бы нам не сказал, — покачал головой Свиридов. — У него болевой шок. А я не гестапо. Кроме того.., кроме того, он ничего не знает. У этой троицы примерно одинаковый уровень осведомленности, и рисковать сохранностью ушей и волос, допрашивая этого зверя, я не хочу. Вопросы надо задавать другим людям.
— Кому?
— Николаю Алимовичу Якубову и... Кате.
— Но кто такой Адриан? — недоуменно спросил Фокин. — Владелец «Центуриона».., я работаю при «Центурионе» уже полтора месяца и не знаю никакого Адриана.
— Еще бы, — отозвался Влад. — Еще бы ты знал. Человек оплел своими сетями пол-Москвы, а о нем не имеют представления даже его подручные. Но ты все-таки знаешь его. Под другими именами.
— Это еще какими?
— Например, под именем Кардинала.
«Нива» Фокина, за рулем которой по-прежнему сидел Свиридов, подъехала к серой типовой девятиэтажке в одном из спальных районов Москвы.
Здесь вот уже два месяца снимал двухкомнатную квартиру Афанасий Фокин. И он настоял, чтобы Свиридов привез Катю именно к нему.
И сам остался ночевать.
Свиридов пытался протестовать, говорил, что Афанасий не знает, какие обстоятельства привели его в столицу, что это может быть опасно для самого Фокина, но тот не стал и слушать.
— После того как вы с Аней угнали самолет, вас объявили мертвыми. Меня — официально — тоже, но я получил неопровержимые доказательства того, что меня все-таки ищут, — рассказывал Афанасий по пути домой. — Поэтому я поменял ФИО и влегкую подмалевал у пластических хирургов физиономию. Деньги, кстати, дал Илья.
— Мой брат? — вздрогнув, переспросил Свиридов. — Вот ему, я тебя прошу, ничего не говори.
Не стоит впутывать его во всю эту темную историю. Когда я сочту возможным, я сам позвоню ему.
— Потом я устроился на работу в «Центурион», и теперь, после того, что сообщил нам этот Казаков, думаю, это произошло не случайно.
Меня выбрали, выхватили из толпы по чьей-то наводке.
— А при каких обстоятельствах это произошло? — спросил Влад, вспоминая, что Иван Севастьянович Бах тоже знал, кем является инструктор службы безопасности ночного клуба «Центурион» на самом деле.
— Да можно сказать, что ни при каких. Я занимался в тренажерном зале.., ко мне подошел мужик и предложил работу. Сказал, что присматривался ко мне, пока я занимался, и весьма удивлен моими статями и физическими кондициями. Это не я придумал, он так и сказал: статями и физическими кондициями. И ты этого мужика знаешь.
— Николай Алимыч?
— Николай Алимыч. Налим собственной персоной. Теперь я думаю, что меня вели.
— Ты думаешь, Налимыч работает на Кардинала?
— Тут все не так просто. Кардинал — такое имя вообще тут никому не известно. Наш хамелеон в очередной раз поменял цвет. Возможно, что при этом не меняя обличья. Ему и так было достаточно — от множества пластических операций рожа мигом сковырнется. М-да... — Фокин помолчал, а потом многозначительно добавил: