Подавленной – это еще мягко сказано. Две недели Аарон со мной почти не расставался, и это было уже слишком. Я ценю его заботу: хотя он – пострадавшая сторона, все равно находил время погоревать со мной. Эти две недели, собственно, и были сплошным горем. Я горевала о том, чего лишилась.
Но хотя доброта Аарона была продиктована лучшими намерениями, иногда она ощущалась как контроль. Мои слезы были понятны, но только когда я оплакивала возможный пропуск соревнований. Это беспокойство мог помочь сгладить только партнер.
– Аарон отступил, – объяснила я. – Я сказала, что мне нужно самой разобраться, особенно учитывая, что все еще не до конца понимаю, что случилось. Сначала он злился, но, похоже, теперь все забыл, потому что ему разрешили кататься.
– Ты часто замечаешь, что он на тебя злится?
– Э-э-э… Самое доброе, что я могу сказать, – Аарону пошли бы на пользу занятия с психологом. – Я сдерживаю нервный смех. – Родители Аарона все время манипулируют друг другом, это очень нездоровые отношения. И Аарону с детства показывали, что именно таким образом можно получить желаемое. Он хочет быть лучше них, и он старается. Чаще всего он ведет себя как замечательный друг.
– Но часто ли Аарон на тебя злится?
– Конечно, основная тяжесть его дурного настроения достается мне, ведь я провожу с ним больше времени, чем кто-либо еще. Иногда мне кажется, что все прекрасно, а потом вдруг все портится, и я даже не знаю, что сделала не так.
– Похоже, тебе приходится нелегко.
– Так и есть. Он применяет ко мне другие стандарты. Даже не знаю, как объяснить… Бывает, если Лола что-то творит, то все нормально, а стоит мне сделать то же самое – и это уже не сходит с рук.
– Тебе кажется, что у него двойные стандарты?
– Вот именно. Это не имеет значения, когда он в хорошем настроении, но если дела идут плохо, рядом с ним становится тяжело. Но я же не брошу Лолу, если у нее возникнут проблемы, и не хочу бросать его.
– Такое решение достойно восхищения, Анастасия.
Он что-то записывает. Иногда мне хочется почитать его журнал.
– Я бы посоветовал тебе помнить, что, хотя каждый должен стремиться к совершенствованию, на первое место следует ставить собственное благополучие. Дружба важна, но не менее важно жить в здоровой обстановке.
– Поняла.
– А теперь мне хотелось бы поговорить о Нейтане, если можешь. Хотелось бы знать, как он повлиял на твою жизнь.
Я знала, что он задаст этот вопрос, но все равно была не готова. Твой психолог наверняка не забудет о том, как закончился прошлый сеанс, потому что ты безудержно рыдала по парню, с которым знакома всего пару месяцев.
На прошлой неделе я вкратце изложила доктору Эндрюсу события, которые привели к сомнительной дружбе с Нейтаном. И расплакалась, когда начала рассказывать об игре в дом.
– Я две недели ничего о нем не слышала. Я сильно на него накричала и думаю… в общем, то, что между нами было, кончено.
Он пролистывает хрустящие страницы и, найдя нужную, постукивает по ней.
– Ты рассердилась, потому что он признался, что виноват в несчастном случае с Аароном, хотя клялся, что ничего не делал.
– Да.
– И он уже давал обещания, которые оказались ложью. Чтобы защитить свою команду, верно?
– Верно.
– Но ты думаешь, что он, возможно, говорит правду, и поэтому тебя так расстраивает разговор о нем?
Две недели назад, когда Райан не отпустил Нейта одного, за ним заехали Бобби и Джо. К этому моменту Нейт потерял сознание после сильной рвоты. Я и сама хотела упасть в обморок. Бобби бросил взгляд на мое заплаканное лицо и попытался убедить меня, что Нейт этого не делал, хотя и признался. Потом на защиту Нейта бросился Джо. Он объяснил, что тренер Фолкнер хотел отменить все игры команды, если никто не признается.
Оба уверяли: Нейт никогда бы не сделал ничего, что могло бы навредить мне. Все это было очень тяжело слышать и еще тяжелее переварить.
Доктор Эндрюс прижимает палец к губам, терпеливо ожидая моих объяснений. Мне хочется завершить видеозвонок, но я подавляю этот порыв.
– Нейт всегда старается улаживать конфликты. Он заботится о друзьях и гордится, что ему доверили быть капитаном. Логично, что он мог взять вину на себя, чтобы не пострадала команда.
– Похоже, вам всем приходится нелегко. Что именно выбивает тебя из колеи? Что тебе снова солгут?
Я уже спрашивала себя об этом. Я вздыхаю громче, чем хотела, и пытаюсь подобрать слова.
– Вроде того. Прежде всего я чувствую себя наивной. Нейтан и Аарон не могут оба говорить правду. Но Аарону незачем лгать, этим он ничего не добьется.
– А Нейтан?
– Нейтан… – О боже, почему я так расстраиваюсь? – Когда мы вместе, я чувствую, что он обо мне заботится. Чувствую себя желанной. Я сомневаюсь, что он мог поставить под угрозу мое участие в соревнованиях, но не доверяю своим суждениям, потому что у меня начали возникать чувства к нему.
– Ты ему об этом говорила?
Качая головой, я наконец признаю свое поражение и тянусь за бумажным платочком.
– Я уже сказала, что давно ничего о нем не слышала. Много раз думала о том, чтобы позвонить ему, но боялась.
– Чего ты боялась?
– Что уже слишком поздно. Он услышит мое признание, но все равно отвергнет меня, потому что я ему не поверила.
Больно признавать это вслух. Больно хотеть его, когда он, возможно, меня не хочет. Больно, что я, возможно, поступила неправильно. Больно скучать по нему.
На тренировках и на работе мне удавалось всех избегать. Брейди была этим недовольна, но я не дала ей ни малейшего шанса поговорить. Мэтти печально помахал мне рукой, увидев на одной из наших общих лекций, но подходить не стал. А у Лолы строгие инструкции не держать меня в курсе событий.
– Быть отвергнутой страшно, но точно так же страшно жить, не зная, что могло бы случиться, если бы ты все высказала честно. Думаю, тебе нужно поговорить с ним о своих чувствах. Нечестность губительна для любых отношений, как для дружбы, так и для чего-то большего.
– Несправедливо, если только я буду честной, – возражаю я, промокая щеки платочком. – Это не я лгала. Лгут все остальные. Я застряла между ними и выгляжу дурой.
Доктор Эндрюс улыбается и прикрывает смешок ладонью.
– Да, я уловил иронию, но никто не считает тебя дурой, Анастасия. Как там говорится? Хочешь что-то изменить – начни с себя[12]. Веди себя честно. Так, будто уверена, что тебя окружают хорошие люди. Важно помнить, что все совершают ошибки.
– С ошибками я готова смириться. Я знаю, что идеальных людей не бывает…
– Только ты сама.
Я закатываю глаза: удачно он меня подловил, но до конца сеанса мало времени, чтобы на этом задерживаться. Я работаю над этой проблемой уже больше десяти лет, но конца-края не видно.
– Только я, но не мои друзья.
Негромко пикает таймер – напоминание, что сеанс подходит к концу. Только после занятий с психологом я вспоминаю, насколько они выматывают. После них я словно с похмелья, и мне нужно поспать. Зато потом я чувствую себя лучше.
– Мы многое обсудили, давай подведем итог: что ты вынесла из нашей беседы?
Мы в самом деле многое обсудили, но я могла бы еще несколько часов развивать эти темы.
– Мне нужно определить границы с мамой и папой, чтобы я могла приятно проводить с ними время и не тревожиться.
– Хорошо. Что еще?
– Мне нужно ставить себя на первое место, когда возникают трудности с Аароном. Я могу быть хорошим другом и одновременно сделать приоритетом свое благополучие.
– И?
– Мне нужно поговорить с Нейтаном и честно высказать свои чувства.
– И наконец?
– Люди совершают ошибки.
Доктор Эндрюс закрывает журнал и криво улыбается.
– Молодец, ты лучшая ученица. У тебя завтра соревнования?
– Да, в обед.
– Я видел тебя на многих соревнованиях и знаю, что ты, как и любой другой способный спортсмен, не любишь проигрывать. Что ты чувствуешь, размышляя о проигрыше? Ты готова к тому, что потенциально вы можете не пройти квалификацию?
– Да, – лгу я. – Потому что я приложу все усилия и предпочитаю выступить и проиграть, чем вообще не соревноваться.
– Ты повторяешь эту фразу каждый раз, Анастасия, и, должен сказать, она не стала звучать убедительнее с тех пор, как тебе было девять. – Он кладет журнал и ручку на стол и поправляет галстук, усмехаясь. – Искренне надеюсь, что ты добьешься результата, ради которого так усердно работала, особенно после всех несчастий.
– Я тоже надеюсь, док.
Глава 22
Нейтан
Последние четырнадцать дней были самыми долгими в моей жизни.
Я хандрил, отчаянно завидовал товарищам по команде и тосковал по девушке, которая меня ненавидит.
Короче говоря, две недели чувствовал себя полным неудачником.
Я чуть не заплакал от счастья, когда позвонил Робби и сказал поднимать задницу и готовиться к тренировке, потому что Говнюку разрешили выйти на лед.
За то время, что не играл с командой, я понял, как сильно люблю хоккей. Знаю, такое утверждение кажется преувеличением: неужели я не понимал раньше? Я думал, что осознавал свою любовь к этому виду спорта, но вынужденный перерыв дал возможность заново пересмотреть свои цели и прояснил мысли.
Потом я подумал об Анастасии и о том, что ее мечта снова стала достижимой. Господи, мне так сильно хочется ее увидеть!
Моя ванная заставлена бутылочками, которые пахнут так же приятно, как она сама. Запахи меда и клубники никогда не нравились мне так сильно, как сейчас, когда я так долго не видел Стейси.
Но она не хочет со мной общаться. Недоверие было написано на ее лице: она думала, что я опять солгал. Хочу позвонить ей, уже раз десять порывался это сделать, но боюсь сделать все еще хуже.
Мэтти видел ее на лекции и сказал, что Стейс была очень грустной. Мне претит мысль, что это из-за меня. Кажется, она ко мне немножко неравнодушна, даже если сама не осознает. Когда я практически умирал из-за приступа мигрени и меня несколько раз очень непривлекательно стошнило, она стояла рядом и гладила меня по спине.