Проснувшись утром, я даже представить не мог, что мне придется забрать Стейси и Расса с их милого свидания в кафе, а потом стать фигуристом. Тем не менее все это случилось.
Всего через тридцать секунд у Стейси начинается паника. Между бровей у нее появляется тонкая морщинка, как всегда, когда она глубоко задумывается.
– Со мной может быть нелегко, Нейт, – выпаливает она дрожащим голосом. – Знаю, ты думаешь, что Аарон меня в грош не ставит, но это не так. Бывает, что мы сильно спорим прямо на льду.
Я убираю ей за ухо прядь волос и осторожно обхватываю ладонью ее щеку.
– Кому ты говоришь, что с тобой нелегко? Разве я не знаю?
Морщинка углубляется, но с губ Стейси слетает смешок. Для меня понедельник начался отлично, прошел хреново, а заканчивается, похоже, великолепно. Не знаю, с чего мне стукнуло в голову предложить ей тренироваться вместе. Наверное, просто надоело видеть ее расстроенной. Не уверен, что из меня выйдет хороший партнер, но я не уроню ее, а она нуждается именно в этом.
– Ты не понимаешь, на что подписываешься. – Стейси трется носом о мою руку и вздыхает. – Что, если эти тренировки приведут к тому, что ты меня и на дух не сможешь переносить?
– Анастасия, зачем переживать, что ты мне разонравишься через восемь недель? Просто чтобы ты знала: если нам когда-нибудь будет не хватать игрока, тебе придется играть в хоккей. Думаю, твоя враждебность станет недостающим пазлом в коллективе.
Мне удается поймать ее руку, метнувшуюся ко мне, и нежно пожать. Стейси перебирается ко мне на колени.
– Когда ты выйдешь из машины, мы станем партнерами, и я не прикоснусь к тебе до января, – объясняю я. – Если бы утром я знал, что целую тебя в последний раз, то постарался бы лучше. Ну что, последний поцелуй?
– Ты же не всерьез?
– Еще как всерьез. Не будь ты пьяной, предложил бы трахнуть тебя на заднем сиденье. Так что поцелуй – это совсем безобидно.
Она закатывает глаза и наклоняется, остановившись в дюйме от моих губ.
– Твое обаяние безгранично, Хокинс.
Запустив руки в волосы Стейси, я целую ее от всей души. Это очень странный момент: как будто одновременно начало и конец чего-то. Когда ее бедра покачиваются на моих, я не знаю, плакать или радоваться.
– Мне ведь можно думать о тебе, когда дрочу? – быстро спрашиваю я, когда она вылезает из машины. – Или это против правил?
«Пожалуйста, пусть это будет не против правил».
Она хрюкает. В самом деле хрюкает, как поросенок.
– Я буду играть честно, если и ты тоже играешь честно. Ты же спец по честной игре. Идет?
Твою ж мать. Я киваю, не в силах говорить, а в мозгу возникают очень неприличные картинки.
Следующие восемь недель станут настоящим адом.
Когда я приезжаю домой, все уже знают новости, потому что Стейси написала сообщение Лоле. Я позвонил из машины Фолкнеру. Тот ответил, что, пожалуй, эта идея пойдет на пользу моей репутации и он составит для меня особый режим, чтобы я поддерживал форму. Фигурное катание поможет больше времени проводить на льду, поэтому, я думаю, тренер доволен моим планом. Только думаю, но наверняка не знаю, потому что он обозвал меня самым странным парнем, какие ему встречались в жизни, и пожелал, чтобы мне понравилось носить легинсы.
Ло собрала всех ребят за столом в кабинете и заставила складывать буклеты для «Гамильтона» в постановке театрального общества. Так проще рассказывать всем сразу, и смех в мой адрес звучит в десять раз громче.
– Раз уж ты так любишь помогать другим, то садись. – Лола вручает мне огромную стопку бумаги, которую нужно складывать, и показывает стул рядом с Мэтти. – Не терпится увидеть твою задницу в трико.
– Я бы больше волновался насчет его стояка, – добавляет Генри, старательно выравнивая края буклета. – Стейси всегда на него так действует.
– Ну спасибо, Генри. Но нет, никаких отношений. Она хочет, чтобы ее ничто не отвлекало. Так что будем просто друзьями.
Ребята опять ржут. Могу представить, сколько еще смеха мне придется вытерпеть в ближайшие два месяца.
Первое открытие в моем фигурнокатательном эксперименте заключается в том, что по вторникам у нас совпадает расписание учебных занятий, мы оба заканчиваем в два часа дня. Мы должны быть на занятиях, но вместо них приехали в торговый центр Мейпл-Хиллс.
Знаете, как бывает в кино, когда нельзя трогать красную кнопку, но кто-нибудь непременно ее нажимает и вы кричите в телеэкран? Анастасия и есть моя красная кнопка. Я знаю, что не должен к ней прикасаться, но мне хочется, а она будет кричать, если я до нее дотронусь.
Она такая хорошенькая, когда увлеченно объясняет, как важно правильно подобрать одежду для фигурного катания.
– Прекрати смотреть на мои губы и слушай внимательно, – требует Стейси.
– Я слушаю внимательно, но все равно не понимаю, почему нельзя носить спортивные брюки.
– Просто нельзя, понимаешь? Мы покупаем легинсы.
Как мило.
– Да, мэм.
В первом магазине не нашлось ничего мужского, во втором ничего не подошло на мои бедра, зато в третьем оказался превосходный выбор.
– Что насчет этого? – спрашивает Анастасия, показывая легинсы моего размера.
– Они же леопардовой раскраски.
– Вижу. Ну так что?
Вздернув бровь, я прислоняюсь к вешалке.
– Разве леопардовый принт – это недостаточный ответ? Почему бы для экономии времени сразу не исключить любой животный принт?
Она собирается возразить, но нас прерывает звонок моего телефона.
Отец. Отклоняю вызов и убираю телефон в карман.
Анастасия протягивает другие.
– Под зебру тоже нельзя?
– Конечно.
– Уверен? Твои бедра в них будут выглядеть просто отпадно.
– Если хочешь видеть мои бедра, могу кататься в трусах, и проблема будет решена. Пойдем поедим?
Она даже не утруждает себя ответом.
– Я так понимаю, это означает «нет», – заключаю я.
Порывшись в целом море черных легинсов без животного принта, я нахожу несколько моего размера. Анастасия ворчит и хмурится, когда я плачу за «скучную» экипировку, и мы покидаем магазин.
Я порываюсь взять ее за руку, но тут же останавливаюсь, и моя протянутая рука повисает в воздухе. Мы молча идем к фудкорту, и я вижу по лицу, что ее что-то беспокоит. Только собираюсь спросить, как мой телефон снова звонит.
Отец. Отклоняю вызов.
Мы занимаем столик в стороне от других посетителей, где тише. На лице Анастасии то же озабоченное выражение.
– О чем задумалась, ворчунья? – дразню я.
– Об НХЛ.
Неожиданно.
– Я за разнообразие в спорте, Стейс, но думаю, ты мелковата для хоккеистки. С чего ты задумалась об НХЛ?
– Просто думаю, как спокойно проведу выпускной курс, если ты уедешь в Канаду сражаться со всякими лосями[13]. – Она пожимает плечами и выдавливает улыбку. – Это глупо, забудь.
– Мне лестно, если ты считаешь, что я могу сражаться с лосями, но не уверен, что они часто забредают в центр Ванкувера, – смеюсь я. – Известно ли тебе, что есть прямые рейсы в Ванкувер из Лос-Анджелеса? На случай, если захочешь нарушить свой покой и навестить меня.
Она собирается ответить, но проклятый телефон снова звонит. Опять отец. Сбрасываю вызов. Стейси проводит рукой по волосам и вздыхает.
– Ты можешь отвечать на звонки при мне.
– Знаю.
– Я не буду психовать, если ты поговоришь с другой девушкой. – Она ставит локти на стол и подпирает голову ладонями. – Если тебе нельзя спать со мной, это не значит, что нельзя и с другими.
Я закатываю глаза и двигаю телефон по столу.
– Три-девять-девять-три.
Она сразу качает головой и толкает телефон обратно ко мне.
– Нейтан, я не…
Я сам набираю цифры, поскольку Стейси, похоже, не хочет вмешиваться в мою личную жизнь. Она явно борется с собой, но все же переводит взгляд на экран и видит, что в списке вызовов тянется только слово «папа».
– Это сложно, – говорю я.
– Ну ладно, – мямлит она. – Если что, я серьезно сказала. Я не требую от тебя два месяца хранить целомудрие.
Я фыркаю и замечаю ее неуверенность. Она слегка расширяет глаза.
– Анастасия, мы будем проводить вместе много времени. Я буду ломать тебе кайф при любой возможности. Разумеется, ты можешь делать что хочешь. Но удачи тебе, если попытаешься переспать с кем-нибудь другим.
Ее глаза вспыхивают, щеки заливает румянец.
– Это должно быть трогательно? Ты ведешь себя как токсичный собственник.
Уголки моих губ ползут вверх. Сегодня мой день.
– Ага, рассказывай. Я видел, что у тебя стоит на книжной полке.
У нее отвисает челюсть.
– Вернемся к насущным делам. Что бы ты хотела съесть?
– Ничего. Я поем дома, но ты можешь заказывать что хочешь.
– У тебя предубеждение против еды вне дома?
– Нет, просто я должна соблюдать диету.
– Диету?
Каждому, кто общается с Анастасией, ясно, что у нее с едой сложные отношения. Клянусь, очень часто она в дурном настроении, потому что голодна.
– У нас с Аароном есть план питания. Я всю неделю готовлю еду, у нас это строго организовано.
– Здорово, что вы такие дисциплинированные, – осторожно говорю я. – В моей учебной программе есть раздел и про питание, так что я кое-что об этом знаю. Хотелось бы взглянуть на ваш план питания, если ты не против.
Она достает из сумки моего злейшего врага: ежедневник. Пролистывает страницы и, отыскав вложенный листок, дает мне.
– Флаг тебе в руки.
О черт. Овощи. Овощи. Немного белка. Овощи. Я достаю телефон, включаю калькулятор и примерно прикидываю количество калорий.
– Кто составил тебе этот план?
– Аарон.
Ответ меня не удивляет, но все равно раздражает. В кои-то веки я теряю дар речи. Понятное дело, Аарон Карлайл не вызывает у меня особой симпатии, и, похоже, вполне заслуженно. Но это просто дикость какая-то. Либо он не имеет никакого понятия о правильном питании, либо составил такой план умышленно.