– Подожди-ка. Ты хочешь сказать, что оставишь эту лису или не пойми кого у меня?!
– Ну не потащу же я на себе этого красного волка, – и он многозначительно посмотрел на собеседника, – два километра после операции…
– Ты оставишь у меня ночевать раненого волка?!
– Он не проснется, пока я не приду. И это скорее волчонок, чем волк. Но чтобы ты понимал: взрослый красный волк и с тигром справиться может. А этот сдуру в капкан попал. Хотя красные волки практически никогда не попадают в западню. Так что лишний раз старайся не раздражать зверя. – Незнакомец усмехнулся. А потом, немного помолчав, протянул руку хозяину дома: – Захар.
– Алекс.
Захар кивнул и быстро вышел из дома, растворившись в лесах Сибири.
Привычный мир Алекса, только-только достигшего какой-то внутренней гармонии, опять трещал по швам, словно устраивая перекличку с треском ледяного озера. А в углу на полотенце тяжело дышал раненый зверь. Несколько раз Алекс подходил к нему, но ничем не мог облегчить состояние одурманенного каким-то препаратом волчонка. Рыжая шерсть сбилась, тело подрагивало, лапы поджаты под животом. Зверь так и не проснулся до самого восхода солнца.
Захар вернулся, как и обещал, утром. Осмотрел раны. И сказал, что какое-то время волчонка придется подержать в хижине, пока тот не восстановит силы и не сможет ходить.
– Редкий зверь. В Красную книгу занесен. А эти твари капканы ставят. Лиса, скорее, переломает себе лапу, перетрет кожу и уйдет из капкана. Потом, правда, и погибнуть может. А волк – нет. Попал – значит, попал. Но этого мы с тобой спасли.
– Ты оперировал кухонным ножом так, словно всю жизнь это делаешь.
Захар промолчал.
– Кофе есть?
– Есть, садись.
Пили молча. И вдруг Захар спросил:
– Почему у нее нет лица?
– Потому что я не могу его нарисовать.
– Красивая.
– Красивая.
– Тогда почему ты сидишь здесь в тайге?
– Это сложная история.
– Нет в мире ничего проще этих ваших сложных историй.
– А откуда ты сам здесь?
Захар долго не отвечал. Молча пил горячий кофе маленькими быстрыми глотками. Потом поставил кружку на стол.
– У меня на операционном столе человек умер. Девушка. Молодая, почти ребенок. Шестнадцать лет. Разбирательство шло год. Суд меня оправдал, но я больше не могу оперировать. Когда подходил к очередному пациенту, не видел ничего, кроме глаз ее матери. Вот и решил уехать сюда.
– Но вчера ты выглядел очень убедительно.
– Это было впервые после того случая. Я думал, больше никогда не прикоснусь к скальпелю.
– Ну, я бы не стал называть то, чем ты делал операцию, скальпелем, но было совершенно очевидно, что ты пришел не в доктора поиграть.
– Забудь, история доктора закончилась в Москве. Надо уметь вовремя принять правильное решение и не бояться изменить свою жизнь.
– Но ты ведь наверняка потратил много лет на то, чтобы стать хирургом. И вот так просто взять и бросить?
– И что с того? Быть честным до конца – это самое правильное, что можно сделать для себя и окружающих.
Он замолчал, и Алекс выжидающе посмотрел на нового знакомого.
– Нет, ну я, конечно, пытался какое-то время. Вначале вообще все указывало на то, что меня просто решили подставить и назначить виновным, и я реально боролся. Пока шло разбирательство и всю больницу колошматили следователи и проверки Минздрава, я думал, что главное – победить в суде. И, когда эта история закончится, жизнь станет такой, как прежде.
– Судя по всему, победил?
– Победил… – Захар опустил голову и молча начал растирать по столу крупицы рассыпавшегося сахара, словно простое механическое действие могло облегчить душевную боль. – Победил. А спать по ночам все равно не смог. Снилась девочка мне постоянно. Что-то говорила во сне. Я вскакивал, но вспомнить слов не мог, а взгляд не мог забыть.
– А что в больнице говорили? Я всегда думал, у врачей существует корпоративная этика, она же круговая порука, и они своих не сдают.
– Главврач вроде на моей стороне был вначале, хоть и намекал на слухи в коллективе. А как все закончилось, попросил написать заявление по собственному желанию, чтобы не ассоциировали нашу больницу со мной и этим делом. К тому же адвокат, который защищал меня в суде, – один из лучших в городе, и он собрал целую кипу документов по делу, опросил всех свидетелей. Мы никогда не говорили об этом, но все указывало, что вина за ту смерть действительно на мне. Я просмотрел все документы. И я это знал, и она знала.
– Она?
– Адвокат – женщина, но, правда, одна из лучших в своем деле, защищала фигурантов многих резонансных историй. Не проиграла ни одного дела за десять лет работы.
– В Москве много больниц и везде нужны хирурги. Или даже не в столице. Ты мог переехать в небольшой город, устроиться в районную больницу, жениться, наладить простую спокойную жизнь. Приносить пользу людям своей работой, в конце концов. Сколько людей нуждаются в лечении!
– Пользу одной конкретно взятой семье я уже принес, – криво усмехнулся Захар. – У женщины сперва любимый муж погиб, а год спустя у меня на операционном столе и дочка. Нет уж, меня лучше подальше от людей держать. А ты что же сам пользу не хочешь приносить? Наверняка чему-то обучался и тоже сгодился бы для общества. А нет, сидишь здесь уже с полгода.
– Откуда знаешь?
Захар скривил губы в улыбке:
– Когда живешь в таком месте, надо все, что происходит в округе, знать. К тому же у тебя бывали такие аппетитные запасы в леднике, что грех было не угоститься.
– А я-то на местных лис грешил.
– Ладно, не обижайся, я ж тебя не знал совсем. Смотрю, появился кто-то в пустующем доме. Но приехал в открытую, на грузовике, значит, не самовольно занял постройку. Ну, я присматривал за тобой.
– Вот так уезжаешь в лес и думаешь, что можешь остаться здесь один, а, оказывается, за тобой присматривают. И что ты насмотрел? – Алекс усмехнулся.
– Вначале думал, что ты с браконьерами заодно, особенно когда вначале ты каждый день вокруг озера ходил лес исследовать и все что-то там фотографировал. Потом увидел, как ты кормушки для птиц мастеришь, и понял, что ошибся. Браконьеры кормушками заниматься не станут. Но я еще какое-то время думал, что они тебя могут втемную использовать, без твоего ведома. Ну а потом стало очевидно, что ты здесь один и просто фотографируешь без всякой цели. А зачем тебе, кстати, все эти фотографии?
– Пока и сам не знаю. Просто хочется запечатлеть окружающую красоту, чтобы люди тоже могли увидеть.
– Люди… Большинству из них и не нужна эта красота. А кому потребуется, сам найдет.
– Не скажи; чтобы захотеть сюда приехать, нужно про эти места сперва узнать.
– А ты сам откуда узнал?
– Неважно. Давай еще кофе налью.
– Неважно… Значит, еще болит что-то, не отпустило. Давай свой кофе.
Как часто люди, с которыми мы провели рядом годы, не в состоянии понять то, что открывается тем, кого судьба свела с нами внезапно.
С каждым днем волчонок шел на поправку. Сперва скулил и не выбирался из своей лежанки, но постепенно стал осваиваться в избе, рычать и, ковыляя, растаскивать вещи по углам. Захар приходил проведывать его, а Алекс старался не привязываться к этому рыжему зверьку. Но начал называть его Бургузом. А с того момента, как мы даем кому-то или чему-то имя, мы, сами того не понимая, начинаем считать его своим.
Бургуз был странным созданием. Внешне похож больше на лису, но по сути волк. Дикий зверь, хотя пока еще и маленький. Алекс знал, что красного волка невозможно приручить и однажды его нужно будет вернуть в природу. Но пока было приятно ощущать рядом с собой кого-то живого и настоящего, хоть и часто скулящего да повизгивающего.
Столкнувшись так неожиданно со зверем, о существовании которого многие и за всю жизнь не услышат ни разу, он прочел об этом редчайшем виде волка многое. Почему-то в памяти сразу отложилось, что эти хищники обладают развитым интеллектом и умеют вести себя настолько скрытно, что практически никогда не попадают в капканы, да и вообще людей сторонятся. Зато со своими сородичами общаются много и охотно, а пары создают один раз и на всю жизнь, отличаясь преданностью и верностью.
Как жаль, что красного волка нельзя приручить, и через пару недель, когда он окрепнет окончательно, Бургуза придется выпустить. Человечество во все времена стремилось жить вместе с себе подобными. Даже волки живут стаями, подчиненными особой иерархии. А Алекс сознательно уехал от людей. Предательская мысль о том, что все же это было бегством, как ни назови, все чаще стала посещать его. Первоначальная эйфория все чаще сменялась пониманием, что он упускает главное. И настоящий смысл жизнь обретает, когда ты начинаешь заботиться о ком-то, кроме самого себя.
Глава 8
Первые лучи солнца выглянули из-за верхушек кедров-великанов, сверкнули по водной глади и озарили всю опушку с неприметной деревянной хижиной. Алекс открыл дверь и замер от живой красоты леса. Жизнь здесь была понятной и простой. А самое главное – без всяких обязательств и условностей. В дни, когда хотелось рисовать, он тщательно переносил на бумагу Леру такой, как он ее чувствовал; в другие, как сегодня, выходил гулять по лесу. Лед на Байкале растаял, и тайное лесное убежище засверкало новыми красками. Больше тысячи тщательно отобранных фотографий Байкала и прибрежных мест уже были подписаны и разложены по виртуальным папкам в ноутбуке. Мегабайты и гигабайты красоты.
День в тайге был заполнен многими делами с утра до вечера по-прежнему, просто дела эти были совсем не такими, как в городе. На сегодня он планировал прогулку в поселок, если будет позволять погода. Пройдя пару километров, решил навестить товарища и свернул к притаившейся чуть в стороне хижине Захара. Громкий стук в дверь гулким эхом отозвался в лесу и напугал стайку сибирских завирушек, вспорхнувших с ели. Но из дома по-прежнему не доносилось ни звука. Алекс вздохнул и продолжил путь. Телефон был полностью заряжен, хоть и бесполезен в лесу. Выйдя к поселку, Алекс остановился на пригорке и набрал номер Михалыча.